Цитаты на тему «скорбь»

С моей тоской я свыкся навсегда,
Дойдя до безразличия такого,
Что мне не в радость ласковое слово,
Что мне не в тягость злоба и вражда. Я жив, пока жива моя беда;
Так обошлась со мной судьба сурово,
Что я бегу от празднества любого,
Лишь скорбь не причиняет мне вреда. Моим несчастьям нет конца и края,
Вся жизнь — несчастье. Горе бесконечно,
И, значит, бесконечна жизнь моя. Ведь если боль живёт, не умирая,
То вместе с болью буду жить я вечно;
Но если боль умрёт, умру и я.

Блажен в утрате тот, кто, потеряв близкого, выплачет все слезы по своей покинутости, пустоте, сиротстве, ибо страшней, горше слезы, какими мы стараемся возместить былой недостаток любви. Уже ничего нельзя искупить, ничего нельзя изменить; не только жестких слов, обдуманно злых ответов, несправедливых укоров, вспышек гнева, но и едких мыслей, не облекшихся в слово, скорых приговоров, тайных пожиманий плеч, кривых улыбок исподтишка, и все они возвращаются, как отравленные стрелы, и глубоко вонзают тебе в грудь наконечники — тупые наконечники, ведь острие сломалось в сердце, которого уже нет. Нет, нигде нет, и ничего, ничего нельзя поправить. Теперь-то в тебе достанет любви, да поздно. Ступай же к холодной могиле со своими чувствами! Ну что? Сажай цветы, плети венки — много ли мертвому от этого пользы!

Глядя в морскую даль, я давил в себе навык воспринимать ее как девушку, до сих пор живущую (пусть даже в одной лишь памяти людской), до сих пор мерцающую в «теперь», вдыхающую воздух «теперь», подвижную и деятельную, — и постигал умение думать о ней как о пригоршне развеянного по ветру пепла; как о порванном звене, сломанной ветке эволюции, вечной лакуне бытия, о структуре, некогда сложной, но тающей, миновавшей бесследно, — лишь черточка копоти на чистом листке.

В океане Мировой Скорби вода не перемешивается.

Унывая и скорбя — убиваешь сам себя.

Избыток скорби смеется. Избыток радости плачет.

... уныние, скорбь и боль способны убивать точно так же, как вирусы.

Уповая на завтра,
о минувшем скорбя,
на надежды и память,
жизнь, мы тратим тебя.

Когда умер Бальдр, любимый сын Одина, плакали не только люди — плакал огонь и железо, и всякий металл. Плакали камни, плакала земля... Прощай, странница. Прощай, мое сердце. Прощай, пока что...

Внутренняя скорбь придаст тебе облик зверя. Размышляя о зле, мы зовем зло к себе домой.

Узнаю ли я тебя,
Узнаю ли имя твоё,
Там, где теперь, ты ждёшь меня,
Там, где однажды мы будем вдвоём.
Услышишь ли ты мой крик,
Вернёшь ли мне сердце моё,
Там, где ты ждёшь, там, где ты жив,
Там, где однажды мы будем вдвоём.

Не золото -
Прах; но весит с данью слез
Пепел в урне тяжело!

Никаким не владею добром — кроме скорби.
Ничего не нашел я ни в добром, ни в злом — кроме скорби.
И ни преданности, ни любви я не встретил ни в ком.
Друга нет на пути одиноком моем — кроме скорби.

И радость, и скорбь, все минует, как сон, -
Жить вечно никто на земле не рожден.
Когда ты прославился доблестью дел,
Будь царь или раб — твой бессмертен удел.

В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир.

Кицуне украсила цветами могилу. Затем высекла искры, поджигая благовония. Послушно заплясали огоньки, потянулся к пасмурному небу тонкий дым. Наблюдая за сизыми струйками, Мэй размышляла о памяти, морозе и боли. Об улыбках и о том, как они навсегда оставляются в сердце след. О невозможности теперь что-то сказать и объяснить. О том, что утрата учит смирению.

... отчего это даже и при великой радости человек не может скорбей своих забыть?

Все мирские дела -
Достоянье тщеты.
Как вечерняя мгла
Навевает мечты! Боль, что в скорбной мольбе
Я поведать смогу,
Изолью я тебе
Да цветам на лугу.

Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах;
Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы.
Но вот уже год, как он улетел – его унесла колдовская метель,
Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель.

... Власть развратит и их тоже. Смерть посеет скорбь. Скорбь приведёт к ненависти...

В любви скорбь заразительна, и если любовник, испытывающий душевную боль, не сумел ее скрыть, она тотчас передается возлюбленной, даже если он ничего ей не объяснит.

И я вижу её, и теряю её, и скорблю,
И скорбь моя подобна солнцу
в холодной воде.

В письме к Ахматовой Николай Гумилев: «Мне кажется, что во всей вселенной нет ни одного атома, который бы не был полон глубокой и вечной скорби» (1912 г.).

Майкл читал некролог не для того, чтобы узнать больше о смерти родителей, но для того, чтобы понять, кто будет о них скорбеть так же сильно, как и он сам.

Я у окна чего-то жду,
И скорбь меня гнетет,
А тут еще, как на беду,
Дождь льет, и льет, и льет.

Так положено: ребенок обязан плакать, если происходит что-то страшное.
Обсессия:
Ты должен грустить, когда кто-то умирает.
Твой долг — скорбеть, когда кому-то плохо.
Компульсия:
Ношение маски, подмена ощущений.

Лицо ее нельзя было назвать миловидным, как лицо Эрнестины. Не было оно и красивым — по эстетическим меркам и вкусам какой бы то ни было эпохи. Но это было лицо незабываемое, трагическое. Скорбь изливалась из него так же естественно, незамутненно и бесконечно, как вода из лесного родника. В нем не было ни фальши, ни лицемерия, ни истеричности, ни притворства, а главное — ни малейшего признака безумия. Безумие было в пустом море, в пустом горизонте, в этой беспричинной скорби, словно родник сам по себе был чем-то вполне естественным, а неестественным было лишь то, что он изливался в пустыне.

Сдержанная печаль — дань усопшим, излишняя скорбь — враг живых.

Для того и пью, что в питии сем сострадания и чувства ищу. Не веселья, а единой скорби ищу... Пью, ибо сугубо страдать хочу!

Каждый проходящий час только нагнетал скорбь, потому что отдалял её от мужа и приносил привкус вечности, которую ей предстояло прожить без него. Вновь и вновь она забывала, ровно на одно биение сердца, что он ушёл навсегда и больше не подставит ей плечо.

Скорбь — это нормально.

На старости любви, как и на старости лет, люди еще живут для скорби, но уже не живут для наслаждений.

Над жизнею скорбя и счастья не изведав,
Ты будешь как слепой смотреть через окно...

Траур в сердце, а не в одежде.

Молчаливый слуга, провожавший молодого человека к спальне умирающего, настолько слабо освещал путь своему хозяину, что смерть, найдя себе помощников в стуже, безмолвии и мраке, а может быть, и в упадке сил после опьянения, успела навеять на душу расточителя некоторые размышления: вся его жизнь возникла перед ним, и он стал задумчив, как подсудимый, которого ведут в трибунал.

На душе было пусто: горе выплеснулось, и оставалось только ждать, пока будущее придет на освобожденное место. Как вода в досуха вычерпанном колодце: сначала одна муть, а потом глядишь, и опять блестит что-то светлое, живое…

Он заранее скорбел о своих деньгах, — а эта скорбь самая подлинная из всех.

Что вы можете знать о нашей боли? Мы пели наши скорбные песни, когда ваши предки вылезали из морских глубин.

О нём скорбеть что толку? Где помочь нельзя,
Там и напрасно убиваться нечего.

Вы ждете милосердия? Стыда?
А вы со мною были милосердны?
Убить мои надежды постыдились?
Я обездолена немилосердно,
На жизнь постыдную обречена.
И свирепеет скорбь моя в стыде.