Цитаты на тему «рабство»

Лакеи вечные Европы,
Ее духовные рабы,
Вы извратили отчий опыт
И предков предали гробы. По прихоти дурной холопы,
Прислужники чужих затей,
Вы быдлом сделались Европы,
Вы полюбили свист плетей. Вы предавали Русь стократно,
Чужому вверившись уму.
Вас Русь прощала, но обратно
Тянули шею вы к ярму. Вам Родины милей чужбина.
И суждено вам потому
Знать волю… только господина,
И вечно кланяться ему.

Толпа, — говорил отец, — ненавидит человека, потому что всегда бестолкова и расползается во все стороны разом, уничтожая любое творческое усилие. Плохо, если человек подавил толпу. Но это еще не безысходность рабства. Безысходное рабство там, где толпе дано право уничтожать человека.

Люди семенят, пытаясь не опоздать на работу, многие на ходу лопочут по мобильникам, постепенно втягивая свои невыспавшиеся мозги в утреннюю суету города. (Мобильные телефоны выполняют в настоящее время, ко всему прочему, еще и функцию дополнительного будильника. Если первый будит тебя на работу, то второй сообщает тебе, что она уже началась.) Иногда мое воображение дорисовывает чуть сгорбленным фигуркам тюки на спинах, превращая их в крепостных рабов, ежедневно несущих своим хозяевам оброки в виде собственного здоровья, чувств и эмоций. Самое глупое и самое ужасное в этом то, что все это они делают по своей собственной воле, в отсутствие каких-либо кабальных крепостных грамот.

У рабства есть свои положительные стороны – тиран не может утверждать, что повелевает свободными людьми.

Раб о свободе любит петь
Под вечер, в заведенье.
От этого питье вкусней,
Живей пищеваренье.

Существует такая порода муравьев, их называют работворцами. Они совершают набеги на колонии обычных муравьев, крадут там яйца, доставляют в собственные муравейники, и, после того как они выводятся, украденные рабы становятся рабочими в большей империи. Им даже не снится, что они когда-то были украдены. Если хотите знать мое мнение, мистер Юинг, Господь Иегова создал этих муравьев как модель. — Взгляд мистера Уэгстаффа был отягощен древним будущим. — Имеющие очи да увидят.

«Не люблю я эту вашу свободу, – признался привыкший к неволе раб, – потому что тогда рвутся связующие нас цепи и остаешься один как перст».

Различие между рабами в Римской или Османской империи и нынешними наемными работниками – в том, что рабы все-таки не должны были льстить начальству.

Отличие технологии от рабства: рабы отлично понимают, что они не свободны.

Раб, довольный своим положением, вдвойне раб, потому что не одно его тело в рабстве, но и душа его.

Никакие притеснения не сделают рабом того, кто свободен в душе.

— Здесь есть христиане!
— Не рассчитывайте на них, здесь одни негодяи. Кандия открытый порт, здесь зарабатывают на жизнь торговлей рабами. Вы военный трофей господина д’Эскренвиля, никто вас не освободит.
— Даже рыцари Мальтийского ордена?
— Во всяком случае, не своей шпагой.
— А золотом?
— Случается, но только в рамках законного торга.
— Хорошенькая торговля для монахов-воинов.
— У них нет выбора. Кандия — настоящая пороховая бочка между исламом и христианским миром, один неправильный дипломатический шаг и все взорвется.

С этого момента, Попик, ты мой раб!

Какая она [плеть] лёгкая и какую тяжесть в себе заключает.

— Я отдал этому дому всю свою жизнь.
— Нет, они отняли её у тебя, как и у всех нас.

Человека нельзя сделать рабом против воли, – отметил карлик. – Выбор есть всегда, пусть даже между оковами и смертью.

Рабы всех страстей сердятся на чужие пороки так, словно им завидуют, и тяжелее всего наказывают тех, кому больше всего им хотелось бы подражать.

Если ты раб, то не можешь быть другом. Если тиран — не можешь иметь друзей.

Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.

Достоинство человека не в его происхождении. Бог не создал рабства, но одарил человека свободой.

Самый безответственный человек — раб, за него отвечает хозяин, у него никакой ответственности нет. А самый ответственный человек — свободный.

В его воспоминании были деревенские люди: женщины, дети, старики, бедность и измученность, которые он как будто теперь в первый раз увидал, в особенности улыбающийся старичок-младенец, сучащий безыкорными ножками, — и он невольно сравнивал с ними то, что было в городе. Проходя мимо лавок мясных, рыбных и готового платья, он был поражен — точно в первый раз увидел это — сытостью того огромного количества таких чистых и жирных лавочников, каких нет ни одного человека в деревне. Люди эти, очевидно, твердо были убеждены в том, что их старания обмануть людей, не знающих толка в их товаре, составляют не праздное, но очень полезное занятие. Такие же сытые были кучера с огромными задами и пуговицами на спине, такие же швейцары в фуражках, обшитых галунами, такие же горничные в фартуках и кудряшках и в особенности лихачи-извозчики с подбритыми затылками, сидевшие, развалясь, в своих пролетках, презрительно и развратно рассматривая проходящих. Во всех этих людях он невольно видел теперь тех самых деревенских людей, лишенных земли и этим лишением согнанных в город. Одни из этих людей сумели воспользоваться городскими условиями и стали такие же, как и господа, и радовались своему положению, другие же стали в городе в еще худшие условия, чем в деревне, и были еще более жалки. Такими жалкими показались Нехлюдову те сапожники, которых он увидал работающих в окне одного подвала; такие же были худые, бледные, растрепанные прачки, худыми оголенными руками гладившие перед открытыми окнами, из которых валил мыльный пар. Такие же были два красильщика в фартуках и опорках на босу ногу, все от головы до пяток измазанные краской, встретившиеся Нехлюдову. В засученных выше локтя загорелых жилистых слабых руках они несли ведро краски и не переставая бранились. Лица были измученные и сердитые. Такие же лица были и у запыленных с черными лицами ломовых извозчиков, трясущихся на своих дрогах. Такие же были у оборванных опухших мужчин и женщин, с детьми стоявших на углах улиц и просивших милостыню. Такие же лица были видны в открытых окнах трактира, мимо которого пришлось пройти Нехлюдову. У грязных, уставленных бутылками и чайной посудой столиков, между которыми, раскачиваясь, сновали белые половые, сидели, крича и распевая, потные, покрасневшие люди с одуренными лицами. Один сидел у окна, подняв брови и выставив губы, глядел перед собою, как будто стараясь вспомнить что-то.

— Ты дьявол! Рано или поздно когда-нибудь наступит Судный день и ты ответишь за этот грех!
— Грех? Нет никакого греха. Хозяин поступает с собственностью, как хочет. А сейчас Платт, я очень доволен! Поостерегись, чтобы мне не захотелось ещё больше поднять себе настроение.

Даже не будучи программистом, человек, так или иначе, работает на систему. Человечество нужно только для её обслуживания.

Вы раба не маните свободой,
Для него это сказочный миф,
От рожденья он рабской породы,
Для свободы он слишком пуглив.

Всему миру известно, что рабство притупляет нравственное чувство рабовладельцев, а ведь аристократия — не что иное, как союз рабовладельцев, только под другим названием.

... решив снова искать рабства, ибо находила его менее обременительным, чем свобода.

Мир был и будет всегда разделен на господ и рабов, на богатых и бедных, на знатных и плебеев... и всегда он будет так разделен...

Один раб человека, другой раб судьбы. Первый может ожидать хорошего господина или имеет выбор — второй никогда. Им играет слепой случай, и страсти его и бесчувственность других — всё соединено к его гибели.

Тот, кто не боится смотреть смерти в лицо, не может быть рабом. Тот, кто боится, не может быть воином.

Конунг и рабыня... мы оба должны служить другим, нравится нам это или нет.

У тебя много рабов, Ксеркс, но мало воинов!

Раб теряет все в своих цепях, даже желание избавиться от них.

— За дивную эту траву я буду тебе вечным рабом. <...>
— Ой, как он глуп, этот бедный конь.

Лучше быть свободным бедняком, чем богатым невольником. Конечно, люди хотят быть и богатыми, и свободными — и из-за этого подчас становятся бедными рабами.

А что и впрямь человеку надо? Про других не знаю. А про себя скажу. Не хочу быть рабыней. Не хочу, чтобы неведомые мне люди судьбу мою решали. Ошейника не хочу на шее. Клетки, пусть даже платиновой, не хочу.

Наберемся мужества признать, что русское рабство неотделимо от православия. Так, во всяком случае, я думаю. Так же как и рабство мусульманское – от ислама.

Но — жалкий век! В нас дух отцов угас,
И нами правит материнский дух,
Ярму мы подчиняемся по-женски.

Рабы без хозяина превращаются в свободных людей. Хозяева без рабов — ничто.

Если чувствуешь красоту мира, ты уже не раб.