Цитаты на тему «безразличие, равнодушие»

Скука родилась из однообразия.

Друг! Равнодушье — дурная школа,
Ожесточает она сердца.

Не хочу ни о чём писать.
Надоели слова, слова…
Так устала полвека ждать,
пока жизнь мне отдаст тебя.
Ухожу в молчаливый путь.
Буду слушать, смотреть, дышать.
Если мне тебя не вернуть,
то, выходит, нет смысла звать.

Ненависть и любовь к человеку можно спрятать, но равнодушие сразу бросается в глаза.

Какими бы безразличными мы не казались, есть вещи, которые всё-таки цепляют нас за живое...

«Он расшибется, — подумала она, возвращаясь к прополке. — Велосипед слишком велик дня него». Но ее это не касалось.

Безразличные идут мимо жизни.

Боль эхом отразилась от хрустального свода прекрасного замка, стены затрещали от резкого импульса, вырвавшегося из ее раненой груди, но глаза оставались холодными, наполненными тихой грустью и поздним озарением. Апатия навалилась на плечи, она, не в силах выдержать этого груза, упала посреди разрушенного, наполненного светом зала. Находясь под чарами безумного безразличия и совсем потеряв способность здраво мыслить, она направляет свой светлый взор на открывшееся над головой прозрачно-голубое ночное небо. Капли слез, ранее пролитых в этом священном месте, наблюдают за ней сверху, обрамленные ярким звездным светом, кружат в масштабном танце меланхолии, так и норовя сорваться вниз, коснуться ее щек, пробежать по светлому подбородку и вновь вернуться на небосвод. Желание продолжать начатое, бороться за собственный мир тают на глазах, словно снежинка в руках, как и желание жить. Так, сжавшись в комочек посреди огромного, светлого и холодного мира, она с немой печалью в глазах отдалась черной, страшной апатии, пожравшей ее нежную израненную душу.

Всё тонет в мрачном равнодушье,
Размешанном с жестокосердьем.
И чтоб убить живые души,
Как много тратится усердия.
Внести спешит тут каждый лепту,
Чтоб побольней да и погорше, -
С размаху в спину другу лепим
И подлость раздаем пригоршней.
Кто пожалел кого, тот – шизик,
А кто помог — потерян вовсе.
Других мы, обесценив жизни,
Своей продленья в счастье просим.
Несём собою хамство, низость
Мы, упиваясь счастьем ложным...
Любовью называя близость,
Побед дешёвых числа множим.
Но есть добро! Ростком зелёным
Оно стремится к солнцу, свету!
И в мир, добром лишь сотворенный,
Оно несет мою планету!

Что отлюбили мы давно,
Ты не меня, а я — другую,
И нам обоим все равно
Играть в любовь недорогую.

На самые страшные вещи зачастую просто закрывают глаза.

Для человека нет ничего более угнетающего, чем привычка мириться с тем, что его не любят, принять это как нечто должное, естественное, как правило, лишь изредка подтверждаемое исключениями. Тогда каждое утро приходится снова и снова убеждать себя в том, что даже самые простые вещи имеют смысл.

Ищу тебя на этом краюшке вселенной,
Заброшенным осколком пролетая тленным.
И в тщетной пагубной привычке,
Пытаюсь плыть по океану пустоты.
Опущен взгляд… Ты знаешь...
В этой серой безвоздушной массе,
Мне больше звезды не горят…
Они кого-то ослепляют светом счастья,
А с кем-то говорят, но лишь отчасти.
А мне неведом их язык,
И нет меня на звездной карте,
Никто не слышит одинокий крик...

... никто не нравится. Вернее, они слишком безразличны ко всем, чтобы им кто-то нравился. Они никогда и не пытались.

Имеющий уши не услышит, имеющий глаза не увидит.

Тьфу на вас! ... Тьфу на вас ещё раз.

– Я ухожу отсюда к чертовой матери!
– Но почему?
– Я не хочу оставаться там, где меня не хотят. Я не хочу быть там, где меня не любят.

Многие люди думают, что они терпеливые, хотя на самом деле они безразличные.

Равнодушие убивает не хуже пули.

Как высоко, ранимо и воздушно плывут ковчеги маленьких квартир по городу большого равнодушия.

Одна из самых больших трагедий нашего времени заключены в отношении к человеку. Нет уважения к личности. Вместо него — безразличие, пренебрежение.

— По-моему, предательство страшно, но еще страшнее равнодушное и пассивное наблюдение за тем, как происходит и предательство и убийство.
— В таком случае, может быть только одно участие в это: прекращение убийства.
— Сие от вас не зависит.
— Не зависит. А что вы называете предательством?
— Предательство — это пассивность.
— Нет, пассивность — это еще не предательство.
— Это страшнее предательства...

Думаете, нормально просто смотреть, как ваш товарищ плачет?! К этому вас привела цивилизация?!
Городская жизнь учит вас истреблять слабых?! Отвратительно!

Давайте, ребята. Не будьте пофигистами. Соберите волю в когти и отстаивайте свои права! На свете нет ничего глупее, чем равнодушие!

Я знал красавиц недоступных,
Холодных, чистых, как зима,
Неумолимых, неподкупных,
Непостижимых для ума;
Дивился я их спеси модной,
Их добродетели природной,
И, признаюсь, от них бежал,
И, мнится, с ужасом читал
Над их бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда.
Внушать любовь для них беда,
Пугать людей для них отрада.

Я позабыл любви призывы
И плен опасной красоты;
Свободы друг миролюбивый,
В толпе красавиц молодых,
Я, равнодушный и ленивый,
Своих богов не вижу в них.

Если вдуматься как следует, то окажется, что увечье и безобразие, переносимые с высокомерным равнодушием, не только не умаляют величия, но даже поддерживают и подчеркивают его.

Всё, что становится обыденным, мало ценится.

Вообще, если взять десять человек из тех, кто смотрит липовую картину и ревет в три ручья, так поручиться можно, что из них девять окажутся в душе самыми прожженными сволочами.

... Сотнями лежали моржи на берегу, пришел охотник и стал одного за другим приканчивать дубинкой. Объединившись, они могли бы легко раздавить его — но они лежали и не трогались с места; ведь убивал он всего-навсего соседей — одного за другим.

До двухтысячного года никто и думать не будет, что там и как. Кого это интересует? Только героев комиксов да вас, межпланетный вы наш скиталец Флэш Гордон! Только чокнутых, дорогой мой Бак Роджерс!

Каждый раз, когда узнаю, что человек меня любит — удивляюсь, не любит — удивляюсь, но больше всего удивляюсь, когда человек ко мне равнодушен.

Безразличие тона намного больше действует на собеседника, чем превосходство, шипение или злобный смех.

— Как вы можете оставаться таким холодным?
— Практика.

В колледже нас было четыре тысячи студентов. Так из них только пятнадцать мальчишек и четырнадцать девчонок вместе со мной наблюдали звезды. Остальные бегали по дорожкам и наблюдали за собственными ногами.

Безразличие — вот единственное лекарство от безумия и отчаяния.

Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Не ошибки опасны — опасна пассивность, ложная чистоплотность опасна, приверженность к ветхим заповедям! Куда могут вести ветхие заповеди? Только в ветхий мир.

Человек-от... не станет лучше, если от него всем миром отвернуться.

Он вспомнил равнодушие Масленникова, когда он говорил ему о том, что делается в остроге, строгость смотрителя, жестокость конвойного офицера, когда он не пускал на подводы и не обратил внимания на то, что в поезде мучается родами женщина. «Все эти люди, очевидно, были неуязвимы, непромокаемы для самого простого чувства сострадания только потому, что они служили. Они, как служащие, были непроницаемы для чувства человеколюбия, как эта мощеная земля для дождя, — думал Нехлюдов, глядя на мощенный разноцветными камнями скат выемки, по которому дождевая вода не впитывалась в землю, а сочилась ручейками. — Может быть, и нужно укладывать камнями выемки, но грустно смотреть на эту лишенную растительности землю, которая бы могла родить хлеб, траву, кусты, деревья, как те, которые виднеются вверху выемки. То же самое и с людьми, — думал Нехлюдов, — может быть, и нужны эти губернаторы, смотрители, городовые, но ужасно видеть людей, лишенных главного человеческого свойства — любви и жалости друг к другу.

О нет, не обращаюсь к миру я
И вашего не жду признания.
Я попросту хлороформирую
Поэзией своё сознание.