Цитаты на тему «слава»

Когда Александр Македонский собирался отправиться в поход против амазонок, он сказал:
— Если я одержу победу — моя слава не возрастет, если же они победят меня, это будет страшным позором. Будут говорить, что великого Александра побили женщины.
И он отменил этот поход.

Вломился в нашу жизнь разнузданный гигант -
Дух выспренний, жены моей талант, -
Как домик карточный, мое разрушив счастье.
С кем я теперь? Плачевнейший подмен!
Блаженство превратилось в тлен!
Где прежний ангел мой? Отныне в теле слабом
Царит высокий дух... Так кто ж она?
Погибла для любви, для власти не годна,
Мужчиной не назвать и не причислить к бабам, -
Дитя с оружьем великана,
Не разбери-поймешь: мудрец иль обезьяна!
Презрев очаг семьи, стремится в эмпиреи,
Ей чары собственные больше не милы,
С престола свергнута в пучину книжной мглы,
Она завянет в ней, безвременно старея,
Изъята навсегда из списка Цитереи,
И все — за десять строк газетной похвалы!

Живущий умрет, тело в землю сложив, -
Кто благ был до смерти — тот в имени жив. Два имени в нашей речи покуда
Для славы посмертной: добро или худо. Дурных порицают, хорошим — хвала, -
Какая из двух тебе участь мила? Был добрым — тебя провожают хвалою,
А был ты плохим — породнишься с хулою.

Я полюбил двух юных королев,
Равно влекущих строго и лукаво.
Кого мне предпочесть из этих дев?
Их имена: Любовь и Слава. Прекрасные и гордые! владеть
Хочу двумя, чарующими, вами.
В ответ надменно блещете очами,
И я читаю в них: «Не сметь!»

Человек, утомленный славой, удивляет меня не больше, чем человек. который недоволен шумом у себя в парадной.

Синьор, не тратьте ваших юных лет
На беспокойный труд погони страстной
За славой и почётом по опасной
Стезе отличий всяких и побед. Исполните любви благой совет:
Давайте жить четой во всём согласной
В долине этой тихой и прекрасной,
Покуда нам сияет солнца свет. Плоды честолюбивых всех усилий
Всегда горьки. И слава и почёт
Навек забудутся в сырой могиле. А тут, средь птиц, чей звонкий хор поёт
Хвалу любви, мы радостно бы жили,
Сбирая розы и плоды весь год.

Коль не было б мужей, что, грешных, нас
Предостеречь хотят Святым писаньем,
Смерть и без них была бы всякий раз
Остереженьем и напоминаньем.
Дотянется до всех ее рука,
До полководца и до властелина,
До богатея и до бедняка.
Ты схимник или царь — ей все едино.
Я видел покорителей земли,
Но ведал я: их слава быстротечна,
И в час назначенный они ушли,
Взяв лишь одну сажень земли навечно.
И тот, кто тело холил много лет,
Тот, кто себя умащивал до лоска,
Ушел навечно, и его скелет
Лежит в могиле на подгнивших досках.
Я видел многих богачей скупых,
В чьи сундуки текли златые реки,
Но даже им всего два золотых
В дорогу дали, положив на веки.
Твердил владыка: «Есмь я Соломон!»
Была блестящей жизнь его и длинной,
Но эта жизнь окончилась, и он
Стал под землею пищей муравьиной.
Не одного я видел удальца,
Теперь они давно лежат в могилах,
И даже муравья согнать с лица,
Ходившие на львов, они не в силах.
Красивы, юны были женихи,
Невесты были стройны и невинны.
Краса поблекла их, и пауки
В гробах забытых свили паутины.
Единый в мире властвует закон:
Все, что на свет родится, — умирает.
И если ты рассудком наделен,
Тебе об этом помнить не мешает.

Нет в Голливуде популярного актера, который не прошел бы через депрессию, выпивку, наркотики. Слава — тоже тяжелое испытание.

— Шурик, твой аппарат тебя погубит.
— Мой аппарат, Зиночка, меня прославит. И тебя заодно.

К славе тяжело привыкнуть. Проще привыкнуть к хронической болезни.

Смех убивает славу не хуже меча.

— Не отказывайся от славы, прошу. Башня Старка – твой ребенок. Ты заслужила… 12 процентов славы.
— 12 процентов?
— Могу уступить еще 5.

Того, что достаточно для Геродота,
Мало, мало, мало для Герострата!

Радость от славы проходит довольно быстро и ты понимаешь, что главная награда не в том, что тебя вдруг стала узнавать на улице каждая моль, а то, что твои фильмы останутся после твоей смерти.

Гения всегда стерегут на пути, как дорожные грабители, три врага — праздность, богатство и слава. Они как сирены подстерегают гения, и всегда набрасываются на главную его добродетель — трудолюбие.

В детстве я мечтал о славе, подобно всем, ни более, ни менее; благоразумие пробудилось во мне поздно, но пышно расцвело.

Опозоренный Вавилон умаляет славу Александра, порабощённых Рим умаляет славу Цезаря, разрушенный Иерусалим умаляет славу Тита. Тирания переживает тирана. Горе тому, кто позади себя оставил мрак, воплощенный в своем образе.

Честь редко бывает там, где слава, и еще реже слава бывает там, где честь.

Слава для меня — это что-то мгновенное; счастье не длится долго. Слава не может жить каждый день, она действительно воодушевляет, но только временно. Известность — как икра: она, конечно, очень вкусная, но если вы едите ее каждый день, она вам быстро надоест.

Когда ты становишься знаменит, ты перестаешь бояться смерти. В тот момент, когда ты стал звездой, ты уже умер. Или был забальзамирован заживо.

Странное дело, почему это нам нравится, когда нас хвалят? Денег от этого не прибавится. Славы? Какая у нас может быть слава? «Он прославился: теперь о нем знали трое». Ну, скажем, четверо, если считать Бейлиса. Забавное существо человек!… Похоже, мы любим похвалу как таковую. Как детишки мороженое. И очень глупо. Как я могу подняться в собственных глазах? Что, я сам себя не знаю? Старого толстого Ричарда Г. Нунана? А кстати, что такое это «Г»? Вот тебе и на! И спросить не у кого… Не у господина же Лемхена спрашивать… А, вспомнил! Герберт. Ричард Герберт Нунан. Ну и льет!

Вот и остаёшься один. Да сотня статей, которые устарели. Да несколько книг, которые быстро стареют. Да слава, которая стареет ещё быстрее.

Есть люди, которым, не будь у них недостатков, не удалось бы сделать известными свои хорошие качества.

Никто так не падок на лесть, как тот честолюбец, который хотел быть первым, но не смог им стать.

Из всех призрачных стремлений нашего мира самое обычное и распространённое – это забота о нашем добром имени и о славе. В погоне за этой призрачной тенью, этим пустым звуком, неосязаемым и бесплотным, мы жертвуем и богатством, и покоем, и жизнью, и здоровьем – благами действительными и существенными... Из всех неразумных человеческих склонностей это, кажется, именно та, от которой даже философы отказываются позже всего и с наибольшей неохотой. Из всех она самая неискоренимая и упорная.

Зрители любят меня. Вот почему им трудно поверить, что кто-нибудь вроде Фредди Меркьюри может быть одиноким.

По-настоящему велик не тот, кто ищет славы, не тот, чьи деяния поражают масштабностью, а тот, кто делится частицей себя с другими.

Безумец я! Вы правы, правы!
Смешно бессмертье на земли.
Как смел желать я громкой славы,
Когда вы счастливы в пыли?

Когда, упившись славой допьяна,
в пиру умолкнут барды и поэты,
и я взойду, как поздняя луна,
не видимая в зареве рассвета.

Только тот по-настоящему герой,
Кто о славе слова не проронит.
Не гонись за нею, мой родной, -
Слава все равно тебя обгонит!
И, победно в рог большой трубя,
Прогремит от края и до края.
Но зависит только от тебя,
Добрая она или дурная!

— Мисочкин, а вы не хотите стать певцом?
— Чего?
— Вам не нужны почёт, слава, деньги?
— Вам не повезло. Я порядочный человек!
— Жаль, что вы не педераст...

Слава больше идет мертвым. Это одежда с чужого плеча, живые смешно в ней выглядят.

Война не чтит героев,
Она лишь жаждет славы.
Плодя калек, изгоев,
В веках снискала лавры.

Путь, усыпанный цветами, никогда не приводит к славе.

Добрая слава лежит, а худая бежит. А в век интернета — она не просто бежит! Она еще и летать научилась!

Печатай скорее; не ради славы прошу, а ради Мамона.

— Я всегда хотела спросить о янтаре в вашем мече — это украшение или что-то большее?
— Он был дан мне при рождении отцом, чтобы напоминать, кто я.
— Кто вы такой, милорд, определяют ваши поступки. И ваши поступки принесли вам славу. Но слава не щит.

— Эй, видишь этих людей?
— Да...
— Эти др*чилы теперь твои самые лучшие друзья на свете, без них ты ничто. Запомни.
— Снимаем сцену со слов «сладкуля»!
— Твоя семья никогда тебя не поймёт. Любовники кинут, или попытаются изменить тебе, но фанаты — будь к ним добра, и они будут добры к тебе.
— Снимаем, камера готова.
— Самое главное — давать людям то, что они хотят. Даже если это убьёт тебя, даже если это опустошает так, что опустошать уже нечего. Что бы ни случилось, как бы ни было больно, не прекращай танцевать, не прекращай улыбаться. И дай этим людям то, что они хотят.

Время, оно, сцуко, штука такая.
Тонкая.
И легенды — тут уж ничего не попишешь — тоже должны уходить вовремя.
На пике.
Пока ещё о них помнят.

Когда быстро взлетаешь наверх, к славе, можно удариться головой не меньше, чем при падении.