Цитаты на тему «освобождение»

Законы служат стенами моей крепости, они определяют устройство моего царства. Безрассудный пришел ко мне и стал просить: «Освободи нас от уз своих запретов, и мы станем великими». Но я знал: вместе со скрепами они потеряют ощущение целостности царства и перестанут его любить; ничего не любя больше, они потеряют самих себя, — и решил обогатить их любовью, пусть даже вопреки их желанию. А они, затосковав по свежему ветру, пожелали разрушить замок моего отца, где каждый шаг был исполнен смысла.

Освобождение не всегда становится избавлением.

Эти бабочки похожи на нас. Мы все знаем, что наше страдающее тело — тело всего лишь промежуточное. Мы — гусеницы, и однажды наши души улетят прочь от этой грязи и боли. Рисуя бабочек, мы напоминаем об этом друг другу. Мы — бабочки. И мы скоро улетим.

Когда ты освобождаешься от того, что ты есть, ты становишься тем, кем ты можешь быть. Когда ты освобождаешься от того, что имеешь, ты получаешь то, в чем нуждаешься.

Я хочу, чтобы вы сожгли это предательское тело. Не хороните меня. Я и так слишком много лежала.

Люк? Люк рехнулся! Он о себе-то не может позаботиться, куда ему кого-то спасать.

Музыка — это то, что придает мыслям энергию. Самое главное в музыке — это чувство освобождения.

На свете есть, в сущности, только одна проблема... Как прорваться? Как выйти на волю? Как разорвать куколку и стать бабочкой?

Владеть чем-то очень просто. Хотя бы и целым миром. Надо просто осознать, что нечто принадлежит тебе, а потом отпустить его.

Очень сложно рассказывать спокойно и доброжелательно о боли до тех пор, пока от нее не освободишься...

И девы и юноши встали, встречая, венчая меня,
как царя,
И, теням подобно, лилась по ступеням
потоком широким заря.
Довольно, довольно! я вас покидаю! берите и сны и слова!
Я к новому раю спешу, убегаю, мечта неизменно жива!
Я создал, и отдал, и поднял я молот,
чтоб снова сначала ковать.
Я счастлив и силен, свободен и молод, творю,
чтобы кинуть опять!

Чем сильнее себя сожмёшь, тем быстрее разомнёшь. <...> Большинство людей этого не понимают. Они стараются себя сильно не давить, как бабочку в кулаке, чтобы она там жила, и поэтому не получают ничего стоящего и всю жизнь довольствуются каким-то посредственным вариантом.

Когда мужик под кайфом, он говорит другому мужику всё, что у него на сердце. Все безумные, страшные, позорные вещи, которые он никогда и ни за что никому не рассказал бы.

Ничто в жизни не является более освобождающим, чем борьба за дело, большее, чем ты сами, за то, что тебя окружает и не определяется твоим собственным существованием.

— Мистраль, докладывай! Твои жизненные показатели падают!
— Я проиграла... Так вот, что они чувствовали...
— Что? Подожди! Нет! Держись!
— Смерть за правое дело... Прости... Он был слишком...
— Мне не нужны извинения! Мне нужна ты — живая!
— Но я знаю... ты никогда не падёшь...
— Что? О чём ты говоришь?
— Je t`aime... de tout mon coeur.
— «Je t`aime»? Мистраль, ты никогда...
— Она не с тобой разговаривает, идиот!
— Ты! Ты убил её! *** твою мать! Убийца!
— Кто бы говорил. Всё кончено, Долзаев. Сдавайся.
— Ха-ха-ха! Ах ты, тупой сукин сын!
— И что это значит?
— Зачем мне сдаваться? Мы именно там, где мне было нужно.
— Дерьмо... Чёрт!
— Построенный на деньги России, чтобы приносить деньги России. Это завод не для абхазцев — это их тюрьма! Но теперь они будут свободны!
— Райден, что происходит?!
— Безумный ублюдок подорвал себя...
— Я вижу. Пора вытаскивать тебя оттуда. Мы посылаем вертолёт. Обезопась место приземления.

Она снова бросила взгляд на Чарльза и — странное дело! — словно увидела незнакомца. Перед ней сидел лысеющий, сутулый мужчина среднего возраста с выражением неподдельной скуки на лице. Даже не верилось, что когда-то она считала, будто любит его, когда-то спала с ним, рассчитывала провести с Чарльзом всю жизнь. Трейси перевела взгляд на его жену. У той было такое же скучающее выражение лица, как и у Чарльза. Они производили впечатление людей, которых навечно приговорили прозябать друг подле друга. И перед внутренним взором Трейси открылась бесконечная череда скучных лет, которые им предстояло прожить вместе. Ни любви. Ни радости. «Вот оно, наказание Чарльзу!» — подумала Трейси и ощутила, как в ней внезапно всколыхнулась освобождающая волна и пали цели глубокой, темной душевной кабалы.

На пути к истине, естественно, исчезают гнев, эгоизм, ненависть и т. п. Иначе истина была бы недостижима. Человек, который руководствуется страстью, может иметь вполне благие намерения, может быть правдив на словах, но он никогда не познает истины. Истина означает полное освобождение от двойственности, как например, любовь и ненависть, счастье и несчастье.

Дела всех освободителей гибли из-за этого. Каждый из них, увлеченный своей благородной задачей, невольно рассматривает ее как окончательную победу над мировым злом. Но, как я уже говорил, когда исчезнет то, что зло сейчас, мгновенно наступит то, что зло — завтра. Этого не понимали все немудрые освободители и потому, добившись победы, впадали в маразм непонимания окружающей жизни.

— Я тебя недооценил. Тебе таки удалось притащить меня в Лян.
Я для тебя пленный или враг?
— Ни то, ни другое. Беги! Скорее, пока я не передумал.
— Почему?
— Ты и твой брат... Один должен жить.
<...>
— Эй! Смотри, не обмани меня.
— Что?
— Ближайшие десять лет...
— ... не дрогнет и камень! Я всё помню.

Пусть будут немцы, только бы не Советы — хуже всё равно не будет.

То, что делается ради освобождения коллективного человека, оборачивается порабощением человеческих личностей.

Когда бы люди захотели, вместо того, чтобы спасать мир, спасать себя; вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать, — как много бы они сделали для спасения мира и для освобождения человечества!

... . оставалась еще Марна — природный защитный рубеж, здесь все должно было остановиться, как на фермате во второй части скерцо си минор Шопена, и после этого немцы в том же бешеном темпе восьмых долей, в каком они наступали, будут вынуждены отступать до своих границ, а потом и дальше, вплоть до заключительного победного аккорда союзников.

Если подключить голову, если осознать культурное происхождение любви, взглянуть на свои симптомы как исключительно ментальные, если признать, что «влюбленность» — всего лишь понятие, то можно освободиться от ее тирании.

Правда сделает тебя свободным.

Если вы решились вынести пыльный хлам из дома, не забудьте добавить туда пригоршню страхов, жменю комплексов и полведерка обид. На помойке им самое место!

Опустившись на колени, я закрыл глаза. Хорошо, Проводник. Как прикажешь. Я слишком долго шел к тебе. Слишком долго учился верить в тебя. Я ненавижу свой город. В нем нет никого, кого можно любить. Если ты исчезнешь... я просто умру, наверное. В уюте бетонной квартиры. В окружении любимых вещей — они не люди, они не могут любить в ответ. Пойми меня, Проводник, даже если я сам себя не понимаю. Подскажи, что мне нужно. Найди дорогу Отсюда... Ты можешь, я знаю. Я верю. Больше, чем Господу Богу, больше, чем господину Президенту. Больше, чем друзьям, которые слишком далеко. Ты моя боль и радость, ты моя надежда и безверие. Я шел к тебе через презрение и насмешки, вежливых подонков и злых неудачников. Меня не пьянил спирт и не отрезвлял кофе. Я смеялся и плакал, был плохим и хорошим. Я читал книги о потустороннем мире и разноцветные сборнички фантастики.
Я шел к тебе, Проводник. Приди же и ты ко мне.

Изучение повадок зверей, заключённых в маленькие клетки, натолкнуло меня на мысль провести параллель между зверинцем и городом. Я увидел в этих пленниках вольеров тех замкнутых и скованных городских жителей, которых каждый день встречаю на улицах.
Любопытно, что с тех пор стало набирать силу некоторое недовольство сложившейся ситуацией: зародилось и росло год от года движение за освобождение зверей. Всё больше людей считали заключение животных за решётки неправильным, и количество посетителей зоопарков снизилось до рекордной отметки. В какой-то степени это связано с тем, что общество начало понимать необходимость заботы о «братьях наших меньших», но мне всё-таки кажется, что это символ неумолимого прогресса, молчаливое осознание необходимости заботы о других пленниках вольеров обитателях зверинца людского. Не оттого ли мы так страстно желаем выпустить львов и слонов на свободу, что сами в душе стремимся вырваться из тех клеток которые построили для себя в наших стремительно растущих городах?

Наши родители научили нас бережно относиться к стаканам и к плоти. Внушили нам, что детские страсти — невозможны, что мы не должны совлекать с избранной стези человека, решившего стать духовным лицом, что людям не дано творить чудеса, и что не следует пускаться в путь, если не знаешь, куда приведет он.
Пожалуйста, разбей стакан — и ты снимешь с нас обоих это заклятие, освободишь от настырного стремления все объяснить, от мании делать лишь то, что будет одобрено другими.

Пусть на мгновение, — на полмгновения,
Одним касанием растоплен лед...
Я верю в счастие освобождения,
В Любовь, прощение, в огонь — в полет!

... Сегодня Фронт начнёт свой великий поход. Здесь и сейчас мы положим конец влиянию ненавистной Земли! Наш мир только рождается, их мир умирает. Мы вырвались на свободу, а теперь вырвем их с корнем! Сегодня их города сгорят вместе с их историей! Марс вечен!

Верные, просветлённые, амбициозные братья! Всего лишь за десятилетие — какие-то несколько ходов маятника часов — мы собрали жертву для Кхорна, которая станет легендарной. Просвещение во время веков моего пребывания на «Суде Воронов» принесло мне голос во тьме: это был посланник Кхорна — именно он указал мне истинный путь свободы от нашего жалкого трупа-Императора. И что это за путь? Какой смысл и цель того, что мы собираем черепа наших врагов? Нет его. Нет смысла, нет цели. Это бессмысленная жестокость. Вся эта Вселенная бессмысленна. Через каких-то несколько часов миллиарды умрут: невинные и виновные, слабые и сильные, честные и бесчестные — мы убьём всех! Они будут кричать, они будут гореть абсолютно бесцельно, только чтобы угодить Кхорну, который будет купаться в их крови. И эта пустая цель, этот страх или этот долг объединят нас и наконец-то освободят! Кровь кровавому Богу! Черепа для трона из черепов! Пусть Галактика сгорит!

Я его понимала, он 4 года проучился в колледже. Выполняя то, что ему казалось абсурдным и утомительным обязательством. И теперь он был свободен от мира абстракций, ложной стабильности, родителей и материальных благ.

Прощение нужно прежде всего прощающему, оно освобождает от того, что пожирает тебя живьем, что убивает в тебе радость и способность любить в полной мере и открыто.

В нём что-то изменилось. Это его сигарета. Её нет. Может быть, он вообще не курит в море. Может быть, он уходит в море, чтобы освободиться от власти игорных столов и сигарет.

Нет цветка прекраснее, чем роза. Но насколько беднее были бы наши горы, если бы их покрывали только розы. Хороши все цветы…Однако горе, если один из цветков вдруг оборачивается хмелем, оплетает соседнее растение и начинает душить его. Тогда тот цветок, который душат, должен обрести силу душителя, чтоб разорвать путы, освободиться. Так и мы. Нельзя нам больше терпеть.

…мое нынешнее освобождение не гарантирует то, что в скором времени я встречу новую, двухстороннюю любовь. Купидоны часто застревают в небесной пробке – там, наверху, тоже мегаполис, только с дорогами из облаков.

Пережить и простить
Слабость, ложь и яд измены
Раны сердца обнажить,
И открыться переменам.
Разорвать странный круг
И искать в себе прозренья,
Начиная новый путь
Путь души освобожденья.

На мне больше не висит груз прошлого. Человек, не испытавший этого, даже не подозревает о его тяжести. Наверное, все мы, кроме детей, носим в себе маленький ад, и в сознании, и в подсознательном.

Нет нужды сражаться за нечто замечательное. Необходимо лишь освободить все живое.