Цитаты на тему «христиaнствo»

Разница жизни христианских народов от всех других только в том, что в христианском мире закон любви был выражен так ясно и определенно, как он не был выражен ни в каком другом религиозном учении, и что люди христианского мира торжественно приняли этот закон и вместе с тем разрешили себе насилие и на насилии построили свою жизнь. И потому вся жизнь христианских народов есть сплошное противоречие между тем, что они исповедуют, и тем, на чем строят свою жизнь: противоречие между любовью, признанной законом жизни, и насилием, признаваемым даже необходимостью в разных видах, как власть правителей, суды и войска, признаваемым и восхваляемым.

Он дал ей список книг, убедивших его, что христианство пронизывает всю нашу жизнь, и нужно по-настоящему верить, а не просто ходить в церковь по воскресеньям. Вера должна быть центром всего существования.

Вопреки «религии бедных», в ней обделены именно «бедные»; а Христос, сказавший: «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Аз успокою вас», — на самом деле, когда они «подошли» — не подал им ничего, кроме камня. Кроме своих «притчей», вот видите ли... И кроме позументов; золота, нашивок митр пап, патриархов, митрополитов, архиереев, иереев... Обман народов, обман самой цивилизации тем, кто её же, эту новую европейскую цивилизацию и основал, так явен, так очевиден стал во всем XIX веке, что у Достоевского же вылилась другая содрогающая формула. Формулы этой нет у Маркса. И — оттого, что Маркс — узок, а Достоевский — бесконечен. Маркс дал только формулу борьбы, а не формулу победы. Он дал «сегодня» революции, а не «завтра» уже победной революции, которая овладела городом, царствами, землею. Он дал формулу «приступа», — «пролетарии всех стран — соединяйтесь», — «штурмующие колонны буржуазии — единитесь всемирно»... Но что же дальше? За штурмом? Победно знамена шумят…

Самый тяжёлый удар, который когда-либо потряс человечество, — это приход христианства. Большевизм — это внебрачное дитя христианства.

Христианство возникает как утешение: те, кто в сей жизни насладился обильным счастьем, в будущей поплатятся за него несварением желудка; тех же, кто слишком мало ел, ждёт впоследствии превосходнейший пиршественный стол; и ангелы будут поглаживать синяки от земных побоев.

Трюк христианства — так громогласно проповедовать полное ничтожество, греховность и презренность человека вообще, что после этого становится уже невозможно презирать ближних. «Да, он грешит напропалую, — но всё равно ничем особенным от меня не отличается: я-то ведь совершенно ничтожен и презрен», — говорит себе христианин.

Я думаю, христианство знаете, почему победило? Оно именно потому и победило, что оно победить не могло. Потому что оно противоположно в каком-то смысле всей человеческой выгоде. И в этом смысле вытекает из всей человеческой природы. Потому что главная черта человеческой природы, — кто бы что бы ни говорил, меня никогда не разубедят — главная черта человеческой природы — это способность действовать вопреки своей выгоде.
Мне скажут, что и лемминги массово бросаются в пропасть, да? Но это они делают в интересах популяции. А человек иногда делает то, что вообще вопреки выживанию, смыслу, всему. Способность христианства действовать вопреки жизни — вот это великое, на самом деле, открытие. Это то, о чем говорил Пастернак «Христианство на передовой», это сигнальная острота христианства. Это — удивительная способность швырнуть свою жизнь в лицо врагу рода человеческого. «А что ты со мной сделаешь, когда я и умереть не боюсь?» Вот «Если Бог за нас, то кто против нас» — это формула, после которой действительно уже все остальное становится бессмысленным. Оно, знаете, оно потому победило, что этого никак быть не могло.

Правдивость — главнейшая из христианских добродетелей!

Почему самым прогрессивным является христианство, могу вам сказать. По результатам. Потому что христианство является самым быстрым и радикальным способом совершать правильные поступки. Это та концепция, то мировоззрение, которое, будучи принято в качестве личного кодекса, это в общем-то довольно самурайский кодекс, позволяет вам совершать наибольшее количество этически правильных поступков. Вот и все.
Вы мне скажете: А как же инквизиция ведьм сжигала
Я отвечу: Ведьм сжигали не христиане, а нехристи по большому счету. И Саванарола не пример, и Лойола не пример. Это все люди, которым христианство нужно было как оружие или как средство мучительства или как средство самоутверждения.

Православие — это правильная Церковь с неправильными людьми.

— Здесь есть христиане!
— Не рассчитывайте на них, здесь одни негодяи. Кандия открытый порт, здесь зарабатывают на жизнь торговлей рабами. Вы военный трофей господина д’Эскренвиля, никто вас не освободит.
— Даже рыцари Мальтийского ордена?
— Во всяком случае, не своей шпагой.
— А золотом?
— Случается, но только в рамках законного торга.
— Хорошенькая торговля для монахов-воинов.
— У них нет выбора. Кандия — настоящая пороховая бочка между исламом и христианским миром, один неправильный дипломатический шаг и все взорвется.

— Я рабыня.
— Можешь мне об этом не напоминать. Я знаю кто ты и что ты.
Она закрыла глаза. Нет, он не знает. На самом деле он совершенно ничего о ней не знает. Ничего самого важного.

Чем ты живёшь, то и излучаешь. Сияет ли в тебе Христос? Это влияет и на твоего ребёнка.

Чтение писаний отеческих — родитель и царь всех добродетелей.

— Но разбойники, монсеньор, разбойники!
— В самом деле, — сказал епископ, — я чуть было не забыл о них. Вы правы. Я могу встретиться с ними. По всей вероятности, и они тоже нуждаются в том, чтобы кто-нибудь рассказал им о Господе Боге.
— Монсеньор, да ведь их целая шайка! Это стая волков!
— Господин мэр, а может быть, Иисус повелевает мне стать пастырем именно этого стада. Пути Господни неисповедимы!
— Монсеньор, они ограбят вас.
— У меня ничего нет.
— Они убьют вас.
— Убьют старика священника, который идет своей дорогой, бормоча молитвы? Полно! Зачем им это?
— О Боже! Что, если вы повстречаетесь с ними!
— Я попрошу у них милостыню для моих бедных.
— Не ездите, монсеньор, ради Бога! Вы рискуете жизнью.
— Господин мэр, — сказал епископ, неужели в этом все дело? Я для того живу на свете, чтобы о душах людских пелись, а не о собственной жизни.

Кстати, не очень обольщайся по поводу этих реликвий. Обломков креста я перевидал очень много и в самых разных церквах. Если все они подлинные, значит, нашего Господа терзали не на двух скрещённых брёвнах, а на целом заборе...

Писание ясно даёт понять, что высшие силы прославляют Бога на небесах со всей грандиозной торжественностью. Такая хвала и преклонение вызывают у очевидца священный трепет. К сожалению, многим современным христианам это чувство не знакомо: они воспринимают Всевышнего как некоего «приятеля», «своего парня» — только в космическом масштабе. Подобная фамильярность, как мне кажется, подрывает основы богослужения и лишает поклонение должного пиетета. Да, Господь любит нас, Он наш друг — в самом глубоком смысле этого слова. И в то же время это Предвечный Бог, Творец, Царь и Судия.

Правило, которое существует для всех нас, очень ясно: не теряйте времени, раздумывая над тем, любите ли вы ближнего; поступайте так, как если бы вы его любили.

Чужда и смешна мне сия мистика дешевого православия, и всегда-то она требует каких-то обязательно неумных и жестоких подвигов.

Европа заканчивается там, где заканчивается западное христианство и начинаются ислам и православие.

Религии бывают разные. Одни восхваляют жизнь, другие отказывают в грешных удовольствиях. Рим — это большая опера. Простой путь к добродетели начертан на сверхъестественной карте.

Дух и природа – не для христиан.
Вот где ты уязвим и досягаем.
Мы нечестивцев на кострах сжигаем
За эти лжеученья и обман.

– Я раздумал, никуда не пойду!
– Послушай, пропащая душа! Это для тебя единственная возможность прикоснуться к тому, о чём мечтает каждый христианин! Мне это вообще неважно, мы камням не поклоняемся <…> а вы – иное дело. Ваня, держи человеческое слово, даже я держу слово бесовское, хотя мне здесь трудно: чувствую, как Он здесь ходил!

Христос не давал никаких определений жизни, он никогда не устанавливал никаких учреждений, никогда не устанавливал и брака. Но люди, не понимающие особенности учения Христа, привыкшие к внешним учениям и желающие чувствовать себя правыми, как чувствует себя правым фарисей, противно всему духу учения Христа, из буквы его сделали внешнее учение правил, называемое церковным христианским учением, и этим учением подменили истинное Христово учение идеала.

Человек, исповедующий внешний закон, есть человек, стоящий в свете фонаря, привешенного к столбу. Он стоит в свете этого фонаря, ему светло, и идти ему дальше некуда. Человек, исповедующий Христово учение, подобен человеку, несущему фонарь перед собой на более или менее длинном шесте: свет всегда впереди его и всегда побуждает его идти за собой и вновь открывает ему впереди его новое, влекущее к себе освещенное пространство.

Лучшая проповедь священника — его жизнь на виду.

Армия по мере возможности должна воспитываться в духе христианских ценностей.

Если последователи других религий нередко бывают лучше христиан, лучше исполняют заветы своей религии, то именно потому, что заветы других религий легче исполнить, вследствие исключительной высоты христианства. Легче быть магометанином, чем христианином.

Обращение дикаря в христианство есть обращение христианства в дикое учение.

— Знаешь, что они должны сделать? Мы должны взять нашего Бога, а они своего. Столкнём их друг с другом, тогда на свете будет меньше убийств.
— Бог один, Толли.
— Что?
— Мусульманский Бог и Бог Христианский — это один и тот же Бог.
— Один и тот же? Ты уверен?
— Да.
— Так значит, ему молятся и те, и те... а он позволяет им убивать друг друга?
— Да.
— Я не понимаю...

Человек, который верит в Бога, не боится смерти. Так как смерть для нас, верующих христиан, это ворота к встрече с нашим Творцом. Когда есть вера, исчезает страх. Идите вместе вперёд и победите.

Христианство можно сравнить с залом, из которого открываются двери в несколько комнат. Этот зал — место ожидания, из которого можно пройти в ту или иную дверь; в нём ждут, а не живут. Но я уверен в том, что Бог никого не задерживает в зале дольше, чем требуют интересы вот этого, конкретного человека.

В православии: за мирянином один бес ходит, а за батюшкой — десять.

Те, кто избрал путь христианства, пусть не ожидают ничего, кроме Креста.

Как это страшно произнести — я православный. На тебя смотрят, больше того, в тебя пристально вглядываются, ищут соринку в глазу твоём, экзаменуют на добродетели. У всех ли нас «отлично» в православных зачётках? Или дохлые, худосочные троечки обличают нашу суть, и мы, дабы не засветиться, делаем хорошую мину при плохой игре?

Христианство, алкоголь — два великих средства разложения...

Тысячи страждущих припадают к чудотворным иконам, перед которыми мы все молимся с благоговением и любовью, — но сколько исцеляется? Двое, трое... А остальные получают от этих икон силы для борьбы с недугом, для того, чтобы начать смотреть на свою болезнь другими глазами. В этом — чудотворность икон. Кто-то полностью исцеляется телесно, а у других исцеляется и крепнет душа. И это замечательно — когда мы начинаем по-другому воспринимать ситуацию.

Церковь открывается человеку как реальная жизнь. Не как дополнение к обычной жизни, а как жизнь настоящая. Просто «пришить» ее (в виде празднования Пасхи и Рождества, к примеру) толстыми белыми нитками к своей позорной, некрасивой жизни не получится. Церковь — это реальность.

Священника осуждать — сыпать угли на свою голову.

Семья — единственное место в мире, кроме монастыря, где послушание в нормальных формах может быть полезно.