Этель Лилиан Войнич – цитаты и высказывания

Правдивость — главнейшая из христианских добродетелей!

Радуга не отличается постоянством, но она чиста и прекрасна.

…Когда человек спасает многих, то среди них может оказаться и несколько мелких душонок.

Душа немая, у неё нет голоса, она не может кричать. Она должна терпеть, терпеть и терпеть...

Если бы каждый из нас мог начать жизнь сначала, многие вообще не пожелали бы родиться.

Дурно то, что одному человеку дается право казнить и миловать. На такой ложной основе нельзя строить отношения между людьми.

…Человеку приходится считаться со слабостями собственной натуры: так уж он устроен, что не может жить совсем без привязанностей.

Монтанелли посмотрел на своего собеседника таким взглядом, как будто изучал новую для себя и весьма неприятную зоологическую разновидность.

А как смеялись и болтали люди на улицах!... Ничто не изменилось с того дня, когда он был еще полон жизни. Ни одна из повседневных мелочей не стала иной оттого, что человеческая душа, живая человеческая душа, искалечена насмерть. Все это было и раньше. Струилась вода фонтанов, чирикали воробьи под навесами крыш, так они чирикали вчера, так будут чирикать завтра. А он... он мертв.

Бесконтрольная власть развращает людей.

Ведь богу всё равно. Он привык спасать мир ценой чужих страданий.

Мы не можем предать то, чему не были преданы.

Что толку в клятвах? Не они связывают людей. Если вы чувствуете, что вами овладела идея, — это все. А иначе вас ничто не свяжет.

Беспросветной ямой мог оказаться неведомый мир, но вряд ли в нем будет столько пошлости и грязи, сколько остается позади. Не о чем пожалеть, не на что оглянуться. Жалкий мирок, полный низкой лжи и грубого обмана, — стоячее болото, такое мелкое, что в нем нельзя даже утонуть.

Камень, лежащий на дороге, может иметь самые лучшие намерения, но всё-таки его надо убрать…

В большинстве своем люди относятся к тебе хорошо, лишь когда ты не доверяешь им и не показываешь, что тебе больно.

Полковник, я не могу встать и задушить вас, но зубы у меня довольно крепкие, так что держите своё горло подальше.

Он вздрогнул и поднял голову.
— Я совсем з-забыл, — проговорил он извиняющимся тоном. — Я х-хотел рассказать вам о...
— О несчастном случае, когда вы сломали ногу. Но если вам тяжело об этом вспоминать...
— О несчастном случае? Но это не был несчастный случай! Нет. Меня просто избили кочергой.

Приучая невежественных людей к виду крови, вы уменьшаете в их глазах ценность человеческой жизни.

Можно простить все человеческие слабости, кроме трусости.

…Человек закутывается в привязанности, точно зимой в тёплую одежду.

Когда человека терпеть не можешь, легко быть несправедливым.

Наши отвратительные законы и обычаи — лишь отражение нашей собственной сути. Мы от рождения жадны и жестоки. В глубине души мы вовсе не желаем ни справедливости, ни красоты, они мешают нам дышать. Пусти нас в рай — и мы не успокоимся, пока не обратим его в пустыню.

Она опустила глаза. Ресницы у неё были длинные, за ними никто не разглядел бы её мыслей.

Честные люди платят свои долги, не увиливая и не хныча.

Отец говорил, что трус... Что он говорил? «Трус — это человек, который говорит себе, что в следующий раз не подчинится». Как страшно он это сказал.

Нет дурака глупее умного дурака.

Можно набраться всяких дурацких знаний и всё-таки голодать, но хорошо одетому человеку, который умеет готовить соус из трюфелей, нечего опасаться бедности.

И что вы думали о жалких клоунах, об их ужасной жизни! Они должны рассмешить всех этих людей, и вы не знаете, что они чувствуют, стоя перед потешающимися зрителями и стараясь выглядеть смешно!

…Боль раскалывает наше сознательное «я» на две враждующие стороны: одна из них умом понимает истинность какого-либо явления, а другая чувствует, что эта истина ложна.

Но выражение усталой покорности уже слетело с его лица. Ужас, давивший в ночной тиши, сновидения, переносившие его в мир теней, исчезли вместе с ночью, которая породила их. Как только засияло солнце и Овод встретился лицом к лицу со своими врагами, воля вернулась к нему, и он уже ничего не боялся.

Давайте помолчим. Когда один из нас умрет, другой вспомнит эти минуты. Забудем шумный мир, который так назойливо жужжит нам в уши, пойдем рука об руку в таинственные чертоги смерти и опустимся там на ложе, усыпанное дремотными маками. Молчите! Не надо говорить.

Все твои волны и бури прошли надо мной.

Главная причина всех наших несчастий и ошибок — душевная болезнь, именуемая религией.

— Мы, атеисты, — горячо продолжал он, — считаем, что человек должен нести своё бремя, как бы тяжко оно ни было! Если же он упадёт, тем хуже для него. Но христианин сулит и взывает к своему богу, к своим святым, а если они непомогают, то даже к врагам, лишь бы найти спину, на которую можно взвалить свою ношу.

К политическим обществам не присоединяются без влияния со стороны.

А вы когда-нибудь рассказываете себе сказки? Или вы уже совсем большая?

Не забывайте, то, что действительно нужно изменить, это отношение человека к человеку.

Вы, такая отзывчивая, жалеете тело в дурацкой одежде с колокольчиками, а подумали ли вы когда-нибудь о несчастной душе, у которой нет даже этих пестрых тряпок, чтобы прикрыть свою страшную наготу?

Они [религии] отличаются одна от другой лишь внешними симптомами. А сама болезнь — это религиозная направленность ума, это потребность человека создать себе фетиш и обоготворить его, пасть ниц перед кем-нибудь и поклоняться ему. Кто это будет — Христос, Будда или дикарский тотем — не имеет значения.