Цитаты на тему «бренность»

<...> река, хоть и текла так медленно, все же была в движении, и от этого возникало грустное чувство быстротечности жизни. Все проходит, и если оставляет после себя след, то какой? Китти казалось, что все они, все люди на земле, подобны каплям воды в этой реке, что безымянный поток всех влечет к морю. Когда все так преходяще и ничтожно, стоит ли людям, раздувая мелочи до размеров важных событий, так терзать себя и других?

Ничего нельзя сохранить навеки.

Скоро ты забудешь обо всём, и всё, в свою очередь, забудет о тебе.

Мир рушится на наших глазах, а тут ведутся одни разговоры как бы потрахаться.

В этом мире нет ничего вечного. Все потихоньку рассыпается.

Сохраняй терпение и не забывай, что в этом мире все преходяще.

Все люди, без исключения, однажды умрут. После смерти они оказываются в небытие.

Всегда помните, что в этом мире нет объятий, которые в конце концов не разомкнутся.

Того, кто заявит: «Любовь навсегда»,
Продинамь, это просто слова!

Я люблю безнадёжный покой,
В октябре — хризантемы в цвету,
Огоньки за туманной рекой,
Догоревшей зари нищету… Тишину безымянных могил,
Все банальности «Песен без слов»,
То, что Анненский жадно любил,
То, чего не терпел Гумилёв.

Всё в этом мире недолговечно.

<...> в молодые годы я склонялся к мысли, что спасения следует искать в творческой реализации. Может быть, я не формулировал это именно таким образом, но что-то такое я думал. В «Воспоминаниях о звездной пыли» у меня есть термин Ozymandias Melancholia, «меланхолия Озимандии». Собственно, я придумал этот диагноз для описания такого рода состояний, когда ты вдруг понимаешь, что твои произведения тебя не спасут и в конечном счете потеряют всякую значимость. Ведь в конце концов исчезнет весь мир и ничего не останется ни от Шекспира, ни от Бетховена. То, что переживает Рената, отражает мои собственные переживания. Я тоже спрашивал себя: «Ну и какой тогда в этом смысл?»

Но когда-нибудь наступит ужасный час покоя,
Будет тихо как после страшного боя,
Время остановится, и все затихнет сразу,
Кто-то не окончит уже начатую фразу.
Еще одна секунда проникла в никуда,
С чьим-то дыханьем вырвется душа,
Если в твоей жизни с рассветом встанет зло,
То душе твоей ничтожной, считай, не повезло.

Соломон Гранди,
в Понедельник рождён,
во Вторник крещён,
в Среду обвенчан,
в Четверг покалечен,
в Пятницу болен,
в Субботу помер,
в Воскресенье отпели,
так и жизнь пролетела,
считай, за неделю.

…мир конечен так же, как смертен человек…

Когда перед нашим взором смутно возникают тайны бытия — небо, бездна, жизнь, могила, вечность, — всё сущее воспринимается нами как нечто недоступное, запретное, огражденное от нас стеной. Когда разверзается бесконечность, все двери в мир оказываются запертыми...

Все умирает. Даже звезды сгорают.

Мы рождаемся, страдаем, умираем, а горы стоят неколебимо.

Вот так, подобно призракам без плоти,
Когда-нибудь растают, словно дым,
И тучами увенчанные горы,
И горделивые дворцы и храмы,
И даже весь — о да, весь шар земной.
И как от этих бестелесных масок,
От них не сохранится и следа.
Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.

Мысли о бренности сущего, о смерти бога, одиночестве, цели, свободе – эти мысли, всю жизнь продержанные под замком, теперь рвут свои путы и стучаться в двери и окна сознания.

Был блеск и богатство — могущество трона...
Всемирная слава, хвала и почёт...
И было кольцо у царя Соломона:
На нём была надпись: «Всё это пройдёт!»

Мы смеемся, чтобы замаскировать свой ужас перед бренностью сущего.

Ведь всякий срок — увы, всего лишь срок.
И он пройдёт.
Сотрётся след вселенной,
Где мы с тобой сумели, между строк,
Прочесть усмешку вечности.
Мгновенной. Сотрётся след...
Но, не горюй, поэт!
Ты тоже усмехнулся — ей в ответ.

— Ты дантист?
— Каюсь.
— Самоубийца.
— Послушай, с чего ты взял?
— Читал, что дантисты к самоубийству склонны.
— Нет, Джимми, я ненавижу свою жизнь, но я не хочу умирать.
— Хочешь — не хочешь, а придётся... Все умирают. Позже или раньше. Тюльпан?
— Что ты?

Веселись! Невесёлые сходят с ума.
Светит вечными звёздами вечная тьма.
Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти,
Кирпичи изготовят и сложат дома?

Много людей на свете было, и есть, и будет.
Мир в своих переменах беспечным всегда пребудет.
Все в этом мире бренно — каждому свое время:
Время придет и всех нас сбросит с себя, как бремя.
Сейчас, живущие в мире, умерших мы вспоминаем,
О нас же вспомнят другие, когда мы поумираем.
Родившийся умирает, умрет и станет золою,
Из мира, словно в ворота, все мы уходим толпою.
Сегодня гордишься величьем, сегодня ты сильный, славный.
А завтра печальный, сирый, обиженный и бесправный.
О человек, ты станешь глиной и легкой пылью,
Изгложут плоть твою черви, рожденные мерзкой гнилью.
Так помин же, человече, кто ты среди жизни бренной, -
Ты можешь сравниться только с пустой, безымянной пеной.
Одно поддержать нас может: когда мы сменим обличье,
На небесах найдем мы и счастье свое, и величье.

Люди гоняются за преходящим, словно собаки за автомобилями. Наверно, хочется облаять недоступность…

Куда ни кинешь взор — все, все на свете бренно.
Ты нынче ставишь дом? Мне жаль твоих трудов.
Поля раскинутся на месте городов,
Где будут пастухи пасти стада смиренно. Ах, самый пышный цвет завянет непременно.
Шум жизни сменится молчанием гробов.
И мрамор и металл сметет поток годов.
Счастливых ждет беда... Все так обыкновенно! Пройдут, что сон пустой, победа, торжество:
Ведь слабый человек не может ничего
Слепой игре времен сам противопоставить. Мир — это пыль и прах, мир — пепел на ветру.
Все бренно на земле. Я знаю, что умру.
Но как же к вечности примкнуть себя заставить?!

— Делать покупка — такой глупость. Теперь у меня все есть, че дальше?
— А ты выброси все к черту, я бы так и сделал.
— Выбросить все?
— Все равно сдохнешь!

Ничто не вечно, немногое долговечно, конец у вещей различный, но все, что имеет начало, имеет и конец.

Я миллиардер. А вы получите дипломы и вернетесь к родителям. И все же я вам кое-что скажу: у нас есть что-то общее. Мы все сдохнем. Что бы в этой жизни вы ни делали, вы уже сдохли. Сдохли. Сдохли. Вы подыхаете, вы все подыхаете, подохнете, ты труп, и ты труп, и ты, все вы трупы… и ты, красотка. Годы пролетят быстро, и черви сожрут твои крупные сиськи. И вот мое последнее послание вам, очень простое послание: ИДИ ВПЕРЕД, ИДИ ВПЕРЕД И СДОХНИ!!!

Я верю в неизбежную гибель всех земных организмов — но не организаций.

Краса цветов так быстро отцвела!
И прелесть юности была так быстротечна!
Напрасно жизнь прошла...
Смотрю на долгий дождь
И думаю: как в мире всё невечно!...

Бренность мира наконец-то становится очевидной. Давние проблемы остаются нерешенными, растворяются в ночи. Были — и нет их. Выключен свет, пусто. Оглянись вокруг. «Вечность» занимает много времени. Но мальчик знал всему цену: «вечность» — безвременна.

В мир мы приходим нагими и беспомощными, и, уходя, ничего не уносим с собой.

Всё умирает на земле и в море,
Но человек суровей осужден:
Он должен знать о смертном приговоре,
Подписанном, когда он был рождён. Но, сознавая жизни быстротечность,
Он так живёт — наперекор всему, —
Как будто жить рассчитывает вечность,
И этот мир принадлежит ему.

В тени мертвеца живые вдруг теряют уверенность, что сами не умрут никогда.

Оттого и томит меня шорох травы,
Что трава пожелтеет и роза увянет,
Что твое драгоценное тело, увы,
Полевыми цветами и глиною станет.

Я красотой цветов пленяться не устал,
И слишком грустно потерять их сразу...
Всегда жалею их,
Но так их жаль,
Как этой ночью, не было ни разу...

Непостоянство -
Нашего мира удел.
Не потому ли
Грустью исполнены песни
Бренного рода людского?