Цитаты на тему «самобичевание»

Страдания — это допрос. Ни один судья не допрашивает нас так пытливо, как допрашивает нас собственная совесть.

Каждый человек — сам себе палач и жертва.

Я считал, что не могу жениться, пока не вылижу себя начисто и навсегда. Я не сразу понял, что бесполезно ждать, пока станешь совершенным, надо скрестись и царапаться самому, падать и подниматься вместе со всеми. И вот однажды под вечер я отвлекся от великого поединка с собой, потому что твоя мать зашла в библиотеку. Она зашла взять книгу, а вместо нее получила меня.

Если бы вам удалось надавать под зад человеку, виноватому в большинстве ваших неприятностей, вы бы неделю не могли сидеть.

Если один на один с собой в комнате,
Ты удивляешься, как ты здесь выжил.

Стыд перед людьми — хорошее чувство, но лучше всего стыд перед самим собой.

Хватит жалеть себя. Как только начнешь жалеть, жизнь превратится в бесконечный кошмар.

Ты живешь, склонив голову, и поднимаешь ее только тогда, когда служишь новым хозяевам.

— Опомнитесь! Вернитесь! Я вам прощаю! Я всё прощаю! Я прощаю вам всё!!!
— Только я-то себя не прощаю!

— Они смотрят на вас, как на вещь...
— Я — вещь. Наконец-то слово для меня найдено.

Моя живопись — самое настоящее дерьмо.

Если ты себя не любишь, то почему тебя другие-то должны любить?

Прошлого не изменить. Что было, то было. Надо отвечать за свои дела, но судить себя за них... быть судьёй, присяжным и палачом самому себе — не выход, ведь чаще всего такой суд ведёт только к повторению наших действий.

— Но если все Рики ненавидят правительство, почему они ненавидят деду?
— Потому что больше всего Рик ненавидит себя. А наш Рик больше остальных является... собой.

Каждый из нас терял себя,
Каждый из нас искал ответ:
Что было сделано не зря;
Что было сделано, что нет...

Самоистязание в вакууме в конце концов надоедает.

Женщины почему-то любят гладить лезвие ножа, который их ранил. (Женщины любят, чтобы поражающий их нож был красив и ужасен.)

Если долго думать, будешь винить себя в чём угодно.

Невозможно вечно себя корить, Брэдли. Как пролитое молоко: надо вытереть и забыть.

Кто себя жалеет, тот не человек, а дохлятина!..

И все его победы пахли поражением. Побеждая, он побеждал лишь часть себя, внутри оставаясь прежним.

Когда люди очень сильно себя не любят, они стараются это чем-то восполнить. Классический забияка сначала всегда был жертвой.

Я стараюсь по-максимуму использовать настоящий момент, но я — королева самобичевания, вечно пытаю себя до боли в животе всевозможными «почему я не сделала того, почему не сделала этого». Пытаюсь заглядывать вперед: мне сильно повезло, я могла бы не работать, однако занимаюсь тем, что люблю. Я не имею права на высокомерие. Не смертельно, если я бываю неправа, если упускаю что-то или, напротив, делаю, а позже жалею. В такие моменты сомнений и беспокойства я говорю себе: в 80 лет, когда у меня не будет ни одного зуба, что же останется? И отвечаю — это люди, которых я ношу в сердце.

Не казни себя, Гомес. Это моя работа.

— Он назвал тебя тварью! Хватит оправдывать его слова!
— Да, я по матери реально тварь!

Мы сами устраиваем себе кавардак в голове. Смятение возникает внутри нас, а не приходит извне.

... Да, ошибалась. Кто тут без греха?
И глупостей наделала когда-то.
Но, по сравнению с другими, – не плоха.
Присмотришься – не так и виновата.
Проснусь – опять несу сомнений груз
И чувствую своих ошибок ношу,
Опять споткнуться на пути боюсь…
Когда же я вину, как шляпку, сброшу?!
Такие вот забавные дела.
Других ругаю – и уже простила!
А вот поди ж прими в себе себя!
Ведь лишь в таком прощенье свет и сила.

Есть такая избитая фраза: «Я с ним бы в разведку не пошел». Сегодня я сам с собой бы в разведку не пошел.

Самобичевание – все же довольно утомительная вещь.

Жил-был человек. <...> Квартира его была настолько маленькой, что он жил в кровати, кухня его была настолько крохотной, что он завтракал в холодильнике, в душе ему было так скучно, что он лез в чужие. <...> Взгляд его был настолько недальновидный, что он опирался на чужие точки зрения. Мозг его был настолько крошечный, что он пользовался чужим мнением, настроение его портилось так быстро, что он хранил его в морозилке... <...> Как бы он ни пытался научить говорить свое имя, оно не говорило ни о чем. Как бы он ни представлял, он не представлял собой ничего. Он был настолько одинок, что не воспринимал людей, он был настолько не сдержан, что все время держался за телефон, чтобы не натворить. Мир его был настолько внутренним, что остальное время он проводил в виртуальном. Жизнь его была настолько логична, что он чувствовал себя встроенной деталью. Жила-была деталь, которая не знала как ей стать человеком.

Еще и ныне горька речь моя: страдания мои тяжелее стонов моих.

Опротивела душе моей жизнь моя; предамся печали моей; буду говорить в горести души моей.

Дженни меня никогда не упрекнет, это я знаю. Я сам буду упрекать себя, и еще долго. Таков уж я человек.

Но я не вправе сам себя покинуть, я совершенно один.

— Я знаю, почему ненавижу себя — я порчу все, за что берусь. Начиная с восстания против Отца, а теперь смотри, что я сотворил с тобой. Я ненавижу, что я отрава для всех, кто смеет дорожить мной. Особенно для тебя. <...>
— Я значения не имею, главное ты. Не дам использовать меня как оправдание, чтобы не разбираться с причинами. Ты ненавидишь, когда тебя винят в грехах человечества: «Это дьявол меня заставил». Я знаю, почему так. Глубоко внутри ты точно также винишь себя, если не больше. Хватит брать ответственность за то, чем ты не управляешь. Люцифер, ты должен простить себя.

Успокойтесь, прошу вас, это не так серьезно, как кажется. Это пустяки. Если вы не будете об этом думать, вам от этого ничего не будет. Плохо становится, когда начинаешь задумываться.

Начав равняться на них, ты погрузишься в пучину страданий. Они превосходят нас по внешности, по атлетизму, и они добрые ребята, которые даже помнят моё имя. Не стоит самоуничижаться, Хачиман.

Возможно, она по-прежнему его любила. Но в чем она точно была уверена, так это в том, что любовь должна придавать сил, а не заставлять тебя гнить изнутри.

Мы часто оказываемся самыми жестокими своими критиками.

Кажется, я никогда не оправдывала ничьих надежд и уж точно никогда не приближалась к собственным идеалам.