Цитаты на тему «самоанализ»

Все это время я пила и думала: ну, просто пью — и все тут. Алкоголизм был проблемой каких-то старых мудаков из какого-то иного мира. Но в реальности я давно уже стала абсолютно зависимой. Да, я стала зависимой, я хотела использовать алкоголь в качестве органического растворителя, каковым он, кстати, и является, хотела, чтоб он растворил постоянное, неизбывное чувство моей инакости, уверенность, что все, находящееся вне моей кожи, мне не подходит. А под кожей-то — я маленькая, вечно дрожащая, вечно съеживающаяся в комочек.

«Сон разума...» Гюнтер поднял голову и окинул взглядом площадь.
«Проснитесь! — хотелось закричать ему на весь город. — Посмотрите на себя — кто вы и что вы! До каких же пор!...»
Но Гюнтер не крикнул. Голос его потонул бы, как в вате, в пустыне города. И будь даже его голос гласом божьим, и подними он сейчас всех жителей с постелей, как из могил в судный день, и собери вокруг себя — не добился бы он желаемого. Смотрели бы на него, не отрывая взглядов, не было бы в их горящих глазах сна, внимали бы каждому его слову... Но жгучие зерна слов пробуждения падали бы в их души плевелами, потому что видели бы они в нем мессию, и бодрствовали бы их тела, но спал бы разум. Потому что разбудить разум можно только самому. Самому, в самом себе. И ни богу, ни сатане этого не дано. И никому, кроме самого Человека.

Нельзя правдиво описать дурака, не затратив достаточно времени на терпеливое изучение самого себя.

Копаться в себе становится весьма интересно и увлекательно, если находишь в себе смелость признать, что ты ничтожество.

Исцеление сердца — это как ремонт автомобиля: нужно осмотреть каждый уголок. И тогда ты сможешь вернуть всё на место.

Пусть непрочны домашние стены,
Пусть дорога уводит во тьму,
Нет на свете печальней измены,
Чем измена себе самому.

Факты жизни приводят меня к убеждению, что человечество поражено болезнью... Это и занимает все мои мысли. Я ищу эту болезнь и нахожу её в самом доступном для меня месте — в себе самом. Я узнаю в этом часть нашей общей человеческой натуры, которую мы должны понять, иначе её невозможно будет держать под контролем. Вот поэтому я и пишу со всей страстностью, на какую только способен...

Каждый человек — сам себе палач и жертва.

Взор, обращённый в себя, должен быть готов ко всему.

Я налил себе ещё вина. Я не понимал, что стряслось с моей жизнью. Я утратил изощренность, утратил свою суетную светскость, утратил жесткую защитную скорлупу. От чужих проблем потерял чувство юмора. Мне хотелось все это обратно. Пусть все ко мне приходит легко. Но почему-то я знал, что ни шиша не вернется, по крайней мере — сразу. Я и дальше обречен на муки совести и беззащитность.

Ее душа и разгоралась и погасала одиноко, она билась, как птица в клетке, а клетки не было: никто не стеснял ее, никто ее не удерживал, а она рвалась и томилась.

Если бы вам удалось надавать под зад человеку, виноватому в большинстве ваших неприятностей, вы бы неделю не могли сидеть.

Понять себя до конца могут только крайне примитивные и посредственные люди, если в человеке присутсвует хоть какая-нибудь глубина, то он неизбежно сталкивается с самокопанием.

Самосовершенствование уже потому свойственно человеку, что он никогда, если он правдив, не может быть доволен собой.

Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день ото дня...

— Я был неправ.
— Это мне в тебе нравится.

Я вижу себя огромной огненной кометой, летящей звездой. Все останавливаются, показывают пальцем и шепчут в изумлении «Посмотрите на это!» А потом — фьють, и меня уже нет. И больше они никогда не увидят ничего подобного и никогда не смогут меня забыть. Никогда.

Если ты будешь заниматься бесконечным и пустым самокопанием, при этом бездействуя, то так ни к чему и не придёшь. Только потратишь время или окончательно уйдёшь в себя.

Ты же не можешь жить без самоанализа. Очень важно понимать, что ты делаешь и где находишься.

Надеюсь, ты бежал к заветной цели, а не просто от незавидного прошлого.

Вот я не знаю, что со мной произошло. Я правда не знаю. Смотрю в зеркало и узнаю только свои глаза. Глаза... на лице старика. Иногда мне кажется, что я родился слишком рано или слишком поздно.

Пусть скучен затянувшийся роман,
Читай себя. Спокойно. Беспристрастно.
Над Вечностью мгновения не властны.
Не береди покой уснувших ран.

Я не говорил бы так много о себе, если бы знал кого-нибудь другого так же хорошо, как знаю себя.

Самое лучшее, самое точное из зеркал — взаимоотношения в паре. Только благодаря им мы можем разглядеть вблизи свои худшие и лучшие стороны.

Буковски плакал в дешевых ночлежках, Буковски не умеет одеваться, Буковски не умеет разговаривать, Буковски боится женщин, у Буковски слабый желудок... Буковски не воевал. Буковски стар и уже сорок пять лет не запускал бумажного змея; будь Буковски обезьяной, его бы взашей выгнали из племени... Зато Буковски очень аккуратно блюет и при мне никогда не ссал на пол. Как видите, я все-таки наделен некоторым шармом.

Я всегда верил, что я в жизни один. Ты один.
Нет. Не один.
Кто ты? Если ты не знаешь с чем имеешь дело, не обрекай себя понапрасну.
Здесь. Ты не здесь. Кто ты? Я найду тебя. Ты будешь жить.
Что бы ты не делал, ты не выживешь.
Убей... убей. Нет, не могу убить.
Я сделаю так, что ты будешь желать смерти. Ты не сможешь ни жить, ни умереть.
Ты не здесь. Это не ты. Не ты.

... меня не покидало чувство «внутренней блокады»: как если бы в один прекрасный день всегда распахнутая дверь вдруг оказалась закрытой наглухо.

В себя играть всегда интересно.

Мало ли кто на кого похож! Важнее: кто ты на самом деле!

Для меня нет ничего затруднительнее в жизни, чем сообщить кому-нибудь, кто я такой.

На свете полно мест куда можно сбежать. Но иногда стоит заглянуть в себя.

Ты не герой со страниц книг
И даже не журналов.
Ты ко всему привык
И к новым пьедесталам,
Что сам себе воздвиг
В вымышленном мире.
Но все лишь черновик,
Лишь только шум в эфире.

Бездарные никогда не чувствуют себя бездарными. Они не мучаются, они завидуют и злятся. А ведь каждый в чём-то бездарен...

— Ты вообще спрашивал себя: почему я велел тебе написать собственную характеристику?
— Ну, ничего безобидного я придумать не могу, поэтому...
— Заткнись! Я хотел, чтобы ты задумался. По-настоящему задумался: какие у тебя сильные стороны, а какие — слабые. И потом изложил это на бумаге. И не для того, чтобы я это прочитал или кто-нибудь ещё прочитал, а для того, чтобы ты сам это прочитал. Потому что отвечать тебе придётся не передо мной и даже не перед Келсо, и даже не перед пациентами, прости Господи. Отвечать тебе придётся только перед одним человеком — это ты сам.

Я слишком «Я», чтоб выдавать за недовольство кощунство.

Жан-Поль как-то очень тонко и глубоко заметил, что истинное величие человека заключается в понимании собственной ничтожности. Это подразумевает, что умение сравнивать и оценивать само по себе является доказательством внутреннего благородства.

Куда бы я ни бежала, стены своей тюрьмы я возьму с собой.

Никогда не думал, что стану одним из тех, кто ходит с портфелем. Он всегда напоминал мне школьную коробку для обеда.

Вчера я был умным, хотел изменить мир. Сегодня я мудрый, и поэтому меняю себя.

Чёрт, что я сделал не так? Преподнес ей подарок на день рождения моей прошлой подружки? Назвал новую медсестру юной Карлой Эспинозой? Или постриг ногти на её диванной подушке. Или я вчера опять не опустил сидение унитаза и она отбила задницу. Боже, как она согласилась выйти за меня замуж?