Цитаты на тему «катастрофа»

— После того, что случилось, вы в Бога не верите?
— В тот момент духовного перелома не было. Я не ударилась ни в религию, ни в пьянство, ни в депрессию. Люблю жизнь. Но иногда полушутя-полусерьезно говорю: «Я любимая девочка у Бога». Потому что такие испытания он посылает лишь самым любимым своим существам. Живу как жила. Вспоминаю обо всем этом лишь 24 августа — когда праздную свой второй день рождения. Ещё — весной и осенью, когда обостряются болезни. И когда случается очередная катастрофа. В этот момент я снова переживаю всё, что тогда произошло. Все авиакатастрофы — мои. Такое ощущение, что часть меня осталась там. Ещё не приземлилась.

Любая революция, на мой взгляд, это катастрофа. Большая или маленькая... то, что случилось в 1917 году, это грандиозная была катастрофа. <...> Тут вот была озабоченность — что мы молодёжи расскажем, и юным школьникам и студентам, вот моё предложение — давайте мы им расскажем, что нечего там праздновать. Любая революция — это катастрофа, для которой не нужны никакие, честно говоря, на мой взгляд, объективные, как нас учили историки, предпосылки и так далее, нужен слабый правитель, нужно слабое правительство, нужны сильные оппозиционеры, бодрые, которые всегда найдутся, и мы революцию можем организовать всегда, потому что для любой ситуации, хоть для сегодняшней, всегда найдется огромное количество лозунгов и тезисов — «почему так дальше жить нельзя!», надо обязательно устроить революцию и всё будет здо?рово. И сейчас огромное количество молодёжи, в принципе, и не только молодёжи, верует в то, что вот если мы сейчас свергнем антинародный режим — вот тогда заживём. Это же и сейчас есть. И, если рассуждать о будущем, не дай Бог, что у нас появится слабый правитель когда-то, который всё отпустит на... «пусть расцветают сто цветов», и случится то, что случилось когда-то. Поэтому, чтобы нам не получить эту проблему лет через восемь-десять, по разным причинам, — надо проклясть революцию. Я предлагаю её проклясть!

Покарав Брейниака за преступления, я вызвал непредвиденную катастрофу — его корабль отключился после его смерти. Погибли миллиарды собранных им душ. Я не знал, что их можно было восстановить. Их гибель вызвала такой мощный гнев, что мои Красные Фонари пришли в ужас. Они изгнали меня с Исмолта.
Они убили бы меня, если бы не Прозелит... Эмоциональная сущность проявила сострадание, а не гнев, когда я совершил чудовищную ошибку. Теперь я понимаю, что в палитре эмоций должен быть Порядок. Гнев моих Красных Фонарей покарает самых отъявленных негодяев, но он не должен слепо поглощать тех, кто заслужил сострадания.

Маяк серебристым свеченьем
Выхватывал сердцебиение
Существ, ощущавших свободу,
Им было плевать на погоду.
Земля уходила под воду
Согласно законам природы,
Жильцы интегральной планеты
Смотрели сквозь пальцы на это.

— Когда ты узнала, что это Земля?
— Прямо перед Вами. Я знаю, о чем вы думаете. Но это одно из возможных будущих. Один из таймлайнов. Хотите, чтобы я сказала, что с Землей все будет хорошо? Я не могу. В ваше время человечество больше беспокоит наведение марафета, чем спасение родной планеты. Катастрофа неизбежна, если люди не изменятся. Но ничего не предрешено. И Вы это знаете. Будущее можно изменить. Оно зависит от миллиардов решений и заинтересованных в этом людей. Люди. Думаю, Вы забыли, насколько вы сильны. Жизни могут менять миры. Люди могут спасать планеты или разрушать их. Будьте лучшими из людей. Или...

Они думали, это просто грипп. Но оказалось, что это нечто иное. Мы чётко следовали приказам: изолировали больных в карантинной зоне в центре Манхэттена и остановили распространение инфекции. Жертвам не было числа. Чтобы сдержать болезнь, мы построили стену. Но ситуация вышла из-под контроля, а затем — отключение электроэнергии. Разбои, мародёрство, хаос... Поступил приказ стянуть все войска за пару часов. Мы оставили всё, что у нас было в зоне заражения. Мы потеряли нашу лучшую экипировку, мощнейшее оружие и единственную надежду на лекарство. Мало кто осмеливается перебраться через стену, ещё меньше возвращаются обратно. Мы называем это место... «Тёмной Зоной».

Катастрофы на свой зловещий лад ставят все на свое место.

Земля в черном небе вдруг преобразилась. Она воспламенилась. Часть её диска вдруг распалась на миллионы частиц — будто рассыпалась огромная мозаика. С минуту Земля пылала жутким рваным пламенем, увеличившись в размерах раза в три, потом съежилась.
— Что это было? — Сэм глядел на зеленый огонь в небесах.
— Земля, — ответила Эльма, прижав руки к груди.

Самые разные катаклизмы – будь то глобальная пандемия, или всемирная война, или даже геологическая катастрофа – выплескивают на поверхность одну и ту же накипь: ненависть, звериный эгоизм, жестокость, которая кажется оправданной, но не имеет на самом деле никаких оправданий…

Может, это и есть конец света <…>? Время сейчас нервное, кризисное. Достаточно искры, и разгорится пожарчик покруче, чем в семнадцатом. А кто-нибудь под шумок и даванёт на ядерную кнопочку.
И всё. До свиданья, Москва, до свиданья, олимпийская сказка — прощай. Планета под названием Земля исчезнет из Солнечной системы.

Весь мир – это катастрофа, которая ждёт своего часа, чтобы случиться.

Когда имеешь все и сразу, рано или поздно начинаешь ждать катастрофы как избавления.

Вы знаете, почему в первые часы катастрофы башен-близнецов никто не пытался прийти на помощь? Задымленность, отсутствие вертолетов, шок, плохая видимость, невозможность действий в воздухе — все это отмазки для прессы. Просто весь мир был очень занят в эти часы. Он смотрел прямую трансляцию с места атаки по CNN.

... в лоне великих катастроф зреет страстное желание жить.

Учитель ОБЖ смотрит фильмы катастрофы со словами: «Я же говорил».

Когда у самолета отказывают моторы, это ещё не означает конец полета. Самолеты не падают с неба камнями. Они, огромные, мощные пассажирские авиалайнеры, планируют дальше, от получаса до сорока пяти минут, чтобы затем разбиться при попытке совершить посадку. Пассажиры ничего не замечают. Полет с отказавшими моторами ощущается не иначе, чем полет с моторами работающими. Он только делается тише, но совсем ненамного: громче моторов шумит ветер, бьющий о фюзеляж и крылья. Рано или поздно, бросив взгляд в иллюминатор, можно увидеть, что земля или море вдруг угрожающе приблизились. Или же все увлечены фильмом и стюардессы опустили на иллюминаторы плотные жалюзи. Не исключено, что более бесшумный полет пассажирам даже особенно приятен.

В очевидности того факта, что мир застрял где-то между безысходностью и катастрофой, можно запросто убедиться из окна обычной квартиры.

Людям нравятся катастрофы. Особенно, если они сами стоят в стороне.

За всю неделю ни одной мировой катастрофы! Для чего же я покупаю газеты?

Это будет катастрофа! Такая, после которой выживают только тараканы...

Когда происходит катастрофа, некоторые предпочитают показывать свои лучшие стороны, а некоторые... худшие.

Было бы здорово выжить одной после какой-нибудь глобальной катастрофы. <…> А потом хорошо бы встретить случайно выжившего мужчину. И начать историю человечества сначала…

— Там не три рентгена, а пятнадцать тысяч.
— Что означает эта цифра?
— Это значит, что реактор открыт. А огонь, который мы видели собственными глазами, излучает радиацию в два раза больше бомбы в Хиросиме. Это за час. И так час за часом. Двадцать часов после взрыва — на данный момент сорок бомб. Завтра будет еще сорок восемь. И это не прекратится ни через неделю, ни через час. Он будет полыхать и распространять свой яд, пока весь континент не вымрет.

Я знаю с чего началась погибель, она живет в нас обоих.

— Ты точно уверен, что справишься с этим навороченным вертолётом?
— Конечно, я разбивал вертолёты и навороченнее!

Вопрос: Имеют ли эти разрушения какую-то полезность с точки зрения физической, несмотря на те беды, которые они вызывают?
Ответ: Да, иногда они изменяют состояние той или иной страны, но благо, которое из них следует, зачастую ощущается только будущими поколениями.

Многие не любят перемен, но мы должны научиться принимать их. Особенно если альтернатива переменам — это катастрофа.

Люблю смотреть на надвигающиеся катастрофы.

Катастрофа, которую можно избежать — приятная катастрофа.

— Добро пожаловать на Остров Солнца. Остров богатства и власти!
— Жанна!
— Если ты добралась сюда, значит этого достаточно. Ты стала прежней. Здесь мы и закончим то, что так давно было начато.
— Друг моего врага — мой враг. Будь то Ведьма или Мудрец.
— Сияющие Мудрецы... Они тоже были наблюдателями, противовесом Тени. И был единый для всех закон, который нельзя было нарушать. Он гласил:"Союз света и тьмы приведёт этот мир к катастрофе." Но пятьсот лет назад прямое нарушение этой заповеди привело к рождению ребёнка. Этим ребёнком была ты.
— 500 лет назад.
— Кланы погрузились в хаос, началась такая буря, что её отголоски ощущаются и по сей день. И ты, наполовину тёмная, наполовину светлая, в самом центре этого урагана. Оставить тебя в живых — совершенно неприемлемый риск...

Когда пришельцы проникли в наш мир, они явились из глубин Тихого океана. В расщелинах между литосферными плитами открылся Разлом — портал между двумя измерениями. Мне было 15, когда первый Кайдзю вышел на сушу в Сан-Франциско. К тому времени, когда танки и истребители уничтожили его — спустя шесть дней — три города лежали в руинах.
Десятки тысяч жертв. Мы почтили память погибших. Воздвигли памятники в их честь. И стали жить дальше. А затем, спустя всего лишь полгода, второе чудовище напало на Майами. Уровень кислотности в крови Кайдзю спровоцировал токсичный эффект под названием «Кайдзю-Блу». Третий монстр атаковал Ганновер, а потом четвёртый — Владивосток.
И тогда мы поняли — это не прекратится. Это только начало.

Инженер – это человек, который находит решения, когда всё совсем плохо.

Мир, говорят, катится к катастрофе. Но единственная известная мне катастрофа – это возбужденный ум…

К катастрофе идёт не народ, к ней идут отдельные личности.

Она больше никогда не слышала имени Пьера — он оставался в ее сердце ядовитым цветком, но понемногу увядал. Затем появился Жюль, и с этого цветка облетели последние лепестки. Так продолжалось до того дня, пока чудовищная катастрофа не уничтожила все в одночасье...

Избежать катастрофы может только тот, кто считает её возможной.

Он знает — люди, застигнутые катастрофой, уже не боятся. Пугает только неизвестность. Но когда человек уже столкнулся с нею лицом к лицу, она перестаёт быть неизвестностью. А особенно — если встречаешь её вот так спокойно и серьёзно.

— Денис, я понимаю, что там, на перроне ощущения у тебя были, говоря твоим же языком, гораздо выше средних. Но ты хорошо выслушал немецкого оберста? Ничего не упустил? Там кроме документов, карт и мёртвых генералов в штабе в том числе одну очень важную новость, Фон Кэрн сказал, что знамена уже год, как хранятся в корпусных штабах. А теперь подскажи мне, мой любезный друг и командир, где ты сегодня резвился, не оставив под конец ни единой живой души? Сие паскудное заведение называлось штаб армейской группы «Войрш», в девичестве — Силезского ландверного корпуса. Денис, штаб... Силезского... ландверного... корпуса!..
Ёптить!... Блин!... Ослик ушастый!... Лопух подсортирный!... Прохлопать такое!..
На полу валяются искомые регалии!... Раз, два, три, четыре... Нет, так не сосчитать... Захожу и начинаю составлять древки с трофеями в угол, изображая дворника с инвентарем... Девять, десять, одиннадцать... И куда же мы такую охапку спрячем?... Пятнадцать, шестнадцать, тяжелый шелк разных оттенков, но с неизменными черными диагональными крестами и такого же цвета воинственно расправившим крылья орлом в золотом лавровом венке с императорский короной и гордой латынью «PRO GLORIA ET PATRIA». Всё... Шестнадцать полковых, бригадных, дивизионных знамен. И одно корпусное... Нести их с собой — это как первомайскую демонстрацию из будущего пародировать, а нам нужна максимальная скрытность. Типа, не видел, не знал, не брал, поэтому — не отдам. Следовательно, сделать нужно так...
— Прокопенко, друг любезный, иди-ка сюда! Скажи мне, может ли справный унтер-офицер в абсолютно любых условиях найти три пустых дерюжных мешка? И сколько времени ему на это понадобится?
— Петька, Макар, комбату срочно мешки нужны, три штуки! — Старый служака сходу соображает что нужно делать. — Одна нога здесь, другой уже не вижу!

Маленькие люди очень склонны объяснять постигшую их катастрофу причинами высшего порядка.

К «рабочим переговорам» экипажа добавился встревоженный щебет шоаррского диспетчера, который очень извинялся, но категорически возражал против падения «Космического мозгоеда» на их прекрасный космопорт и предлагал разбиться где-нибудь подальше. Станислав был с ним солидарен: при ударе о другой корабль шансов взорваться вдвое больше, чем в сольной катастрофе.