Владимир Рудольфович Соловьев – цитаты и высказывания

Рэп — это когда плохому человеку хорошо, а блюз — это когда хорошему человеку плохо.

Скоро если мужчина признается, что он христианин и женат на женщине, его будут подвергать обструкции. Обвинять в том, что он тупой гомофоб.

У вас очень содержательные, по смыслу содержательные выступления. Как вы успеваете наработать эту содержательность, откуда вы берете это время?
— Вот нашли в деревне Кукуево мужика — вылитый Карл Маркс. Ну вылитый! Но тракторист. Приезжают, говорят: вы, конечно, извините, но нехорошо. Ну такая узнаваемость... Ну давайте хоть усы и бороду сбрейте. — Усы-то и бороду я сбрею, а умище-то куда девать?
Понимаете, я занимаюсь любимым делом. Я же просто в этом живу. Я общаюсь с теми людьми, которые являются носителями информации. Я знаю Д. О. Рогозина с 1986 года. Я помню Чубайса худым, скромным ленинградским экономистом. Я когда-то пытался печататься в журнале «Коммунист», где заместителем гл. ред. был Гайдар. Я был аспирантом у Е. М. Примакова. Я с таким количеством людей на таком протяжении времени нахожусь рядом, что им тяжело мне врать. Могу рассказать следующий анекдот на эту тему. Когда Рабинович в 36 году 57-й раз никак не может вступить в партию. И жена говорит ему: Изя, ну что, ну почему опять? — Я прихожу, они спрашивают: Рабинович? — Я. — Вы играли на свадьбе у батьки Махно на баяне? — Ну сидят уважаемые люди, ну не могу врать, глядя в глаза райкому партии, говорю: да, играл. — Изя, ну скажи, что не играл! — А как я им совру, они же все на той свадьбе гуляли!
Поэтому... у меня абсолютно такая ситуация. Ну что они мне будут рассказывать, если они знают, что я там был и все это видел и слышал.

— Добрый вечер, Владимир. Вам знакомо чувство страха?
— Знакомо ли мне чувство страха? Страх очень важен. Страх по идее должен работать как система предупреждения и спасать человека. Когда мне было лет 10-11, во дворе я почувствовал, что ситуация развивается как-то неправильно, ребята, которые были гораздо старше меня, они приближались-приближались, и я понимал, что наверное будут бить. Так иногда бывает. Даже с теми, кого любят. И я вдруг понял, что когда мне будет очень больно, все равно так страшно больно, чтобы я не мог вытерпеть, не будет. Потому что организм отключится. А потом, если он отключится, какая мне разница, все равно рано или поздно придется умирать. Я вдруг настолько холодно отнеся к этой ситуации, что взял кирпич и долбанул по башке первому приближающемуся. И как-то они все куда-то рассосались.
У меня нет чувства страха. Для меня страх действует как транквилизатор. Он меня наоборот подталкивает. Потому что — идти еще жестче. Т. е. меня нельзя запугать.
Естественно, любого человека можно лишить жизни, и когда-то это происходит по естественным или не естественным причинам, и всегда об этом тяжело говорить, когда тебя слышат твои дети, твоя жена, твоя мама, твой отец. Но это та профессия, которую я выбрал. Если бы я обладал чувством страха, я бы рассказывал о личной жизни наших звезд. И о творчестве Стаса Михайлова. Но это не мое. Я занимаюсь жесткой политической журналистикой, я позволяю себе иногда делать очень четкие конкретные расследования. Я воюю не абстрактно против всего мирового зла, и против абстрактной коррупции, а четко называю имя и фамилию, доводя до суда. А это уже другая работа. Поэтому приходится думать и о собственной безопасности.

Мы совсем ничего не понимаем про муравьев, про пчел. Сама природа настолько сложна и настолько непонятна, и мы так далеки от осознания ее реальных законов, что мы никогда не можем ответить реально на вопрос: ПОЧЕМУ? Почему это происходит? Мы иногда можем ответить на вопрос КАК? Иногда можем ответить на вопрос ЗАЧЕМ? Почему? — это детский и сложный вопрос почемучек.

У женщин всегда есть право сказать «нет». Когда вы находитесь в служебных отношениях, у вас всегда есть протокол поведения. Даже если вы столкнулись с темой харассмента — дайте отпор. Не надо ждать год, семь или двенадцать лет.

В то время когда в США развязана война с памятниками, в России открывают новые. Вчера на набережной реки Москва в микрорайоне Павшинская пойма город Красногорск, губернатор Воробьев открыл памятник Георгию Победоносцу, данное мероприятие приурочено к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Мы настолько тонкие, что нас порой даже не видно... Но когда надо, мы — хоп! — и уже есть.

— Как показывает мой опыт, дурак — это другой ум.
— Просто другая система.
— Совсем. Они не дураки.
— Я должен вам сказать, что мое знакомство с чиновничьим миром привело меня к пониманию, что есть совершенно другая логика. Которая неподвластна моему восприятию здравого смысла. И я знаю людей, которые благополучно держатся в этой системе. И непотопляемы.
— Согласен.

Но народ не может жить в ощущении постоянной собственной вины! Нет ни одного народа, который был бы чистенький перед Богом... <...> Человечество вообще, я вам скажу по секрету, — не очень! Совсем не очень! Каин таки убил Авеля, притом оба — из хорошей семьи! У них дедушка — Бог!

Упыри не бывают своими или чужими. Упыри — вне зависимости от политической, сексуальной и любой другой ориентации — упыри.

Ведь наша история вся литературна. Для нас что Пугачев, что война 1812 года — это через Пушкина, Лермонтова, Толстого. Для нас страшная Крымская война — тоже через Толстого. Для нас — через «Слово о полку Игореве», через литературу мы начинаем любить и понимать свою историю. Именно поэтому основной удар нам наносят в мягкое подбрюшье, туда, где формировался советский человек, русский человек — в образование.

Общение — это всегда ртуть, это всегда движение и всегда дыхание.

Есть две альтернативы — либо самим что-то попробовать сделать, либо дождаться, когда прилетят марсиане и наведут порядок. Если честно, вторая альтернатива мне всегда казалась более реалистичной.

Свобода — это когда не нужно выбирать.

Меж отрицателями жизненного смысла есть люди серьезные, это те, кто свое отрицание завершают делом – самоубийством…

Тут есть ещё такой момент. Патриот — не патриот. Николай Васильевич Гоголь провёл существенную часть жизни в Риме и был патриотом. Лучший путеводитель по Риму написан Гоголем. Я не буду говорить о выдающихся деятелях культуры, чтобы не подумали, будто я сошел с ума и сравниваю себя с ними. Патриотизм — это ведь не подписка о невыезде и не тупое чувство, когда ты говоришь: «Всё наше — лучшее». Это когда у тебя есть осознанное понимание, и ты можешь сравнить. И выбираешь всё равно Россию.

Кто хочет принять смысл жизни как внешний авторитет, тот кончает тем, что за смысл жизни принимает бессмыслицу своего собственного произвола.

— Владимир, вас слушают миллионы зрителей, и смотрят вас. Как все-таки вы относитесь к аудитории и какую основную мысль хотели бы донести вот хотя бы до нас, до ваших слушателей и зрителей?
— Я лет 14 вещаю на радио, и лет уже не знаю сколько на телевидении. Неужели вы считаете, что есть хоть одна мысль, которую я не смог донести? В свое время было много рассуждений о том, как себя должен вести христианин, которым я не являюсь, в Великий пост. И одному священнослужителю принадлежит такая фраза на вопрос что можно и что нельзя. Он сказал: деточки, вы главное друг друга не кушайте. Зачастую мне кажется, что основная мысль, которую я пытаюсь донести до человека, что бы ни происходило, у него всегда есть возможность услышать голос Бога. Я пытаюсь показать каждому, что у него есть ответственность. Не вечные вопли, что все вы сволочи, мерзавцы, подонки, воры, грабители, коррупционеры, — а что есть ты. И твоя ответственность, чтобы жизнь вокруг тебя была бы лучше. Есть ты, который должен каждый день вести эту колоссальную битву прежде всего с собой. И каждый день бороться за то, чтобы этот мерцающий огонек добра присутствовал. Иногда это очень больно. Иногда это очень тяжело. Это никогда не сюсюканье, не поглаживание по головке. Иногда требуются экстремальные меры. Но ты должен разбудить человека. Вот для этого я выхожу в эфир. Я пытаюсь сказать людям, что они не звери. Что их не задушило мещанство. Потому что я смотрю и вижу, что очень много тел, а зачастую на все тела не хватило душ. Вот я хочу, чтобы у человека была душа.
Знаете, что самое тяжелое в нашей профессии? Не потерять веру в людей. И любовь к ним. Но как только ты становишься глухим, тебе надо уходить. Как только ты наслаждаешься тем, что тебя показывают, тем, что... я, журналист, мне воду отключили, сейчас позвоню, и все решится... Нет. Надо завершать. Ты должен чувствовать чужую боль настолько, что у тебя должна появляться слеза.

Мы уникальная страна, у нас единственная страна в мире, где рыночные механизмы всегда работают против нас. <...> Вот у меня нефтяники — это самые любимые люди. Я просто смотрю на них и восхищаюсь. Они обогатили русскую словесность. Ну только нефтяники могли сказать, что у нас цена на нефть когда упала, а цена на бензин стала расти, они объяснили, — это потому что они ещё гонят бензин из старой дорогой нефти... Ну это же гениально! Хотелось бы сказать, а возьмите новую — дешевую!

Тоже мне... Охреневшие всех стран, соединяйтесь!

Они хорошие ребята, просто они из какой-то другой жизни, они прекрасно отчитываются, они какие-то умненькие, но они просто нигде не работали. Ощущение, что они в каком-то инкубаторе содержались, потом раз, сломался замо?к и их всех выбросило на поверхность. И давай!..
« — Ты что? Ты кто?
— Я министр!
— А чем до этого занимался? Ты точно министр? А ты чего министр?
— Чего назначите, того и министр!»
Ну как может Мутко, который...? <...> Оптимизм фантастический! Его вызывают и говорят: «Теперь ты будешь заниматься строительством!» А он говорит: «А я им всё время занимался!» Я считаю, что из него был бы прекрасный министр иностранных дел. Ну что? Английский знает...

Вот мне нравится вот этот теологический подход — всё сделано как надо, дело в человеческой свободе. Что, Адаму кто-то сказал, что будет, если он не тем путём пойдёт? Ему что, показали ад? <...> Ему сказали, что такое «умрёшь»? Нет, он не знал! Зачем тогда разместили? А, чтобы была свобода!... Знаете, это как детям, дать розетку и сказать — пальцы не суй! Ребёнок сразу засунет. <...> Ну да, он несчастный, если быть точным, у него не было мамы, и не было детства, он был сразу создан взрослым... Конечно трагедия, у человека не было детства, сразу дали жену!

Что является самым важным для выживания нашей страны? Экономика! А что такое экономика? <...> Девяносто восемь пустых спекулянтов, которые рассказывают друг другу, о том, что есть такое понятие как «КиберДеньги»? <...> Но биткойн на хлеб не намажешь! <...> Человек должен с утра встать и придти на работу, у него должно быть рабочее место, и он должен создать нечто ощущаемое и осязаемое, нечто базисное. <...> Простейшая и элементарная задача — создать рабочие места, которые генерируют доход, не приходит в голову нашим экономистам, потому что они борются с инфляцией!

Выступает президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин, и говорит, что его очень беспокоит то, что крайне медленно растёт уровень доходов российских граждан... <...> на что отвечает Орешкин: его Министерство экономического развития даёт прогноз на 2019 год по показателям социальной сферы — они его ухудшают по сравнению со сценарными условиями... [с 1% до 0,1%] <...> Вот вы скажите, как без мата это комментировать? <...> Его министерство, напомню, называется Министерство экономического развития, а не Министерство экономической деградации! <...> По большому счёту, Орешкин, должен был бы встать и сказать — «простите меня, люди добрые, я не понимаю, как решить поставленные передо мной премьер-министром Российской Федерации, Медведевым, проблемы», и уйти в отставку вместе со своим долбаным министерством. <...> На фоне этого вдруг начинают обсуждать переход на четырёхдневную неделю! Стою на асфальте я в лыжи обутый... Какая четырёхдневная неделя!? Для чего? Для того, чтобы в пятый день человек попытался найти, где заработать то, что он никак не может заработать в эти четыре? <...> Год назад нам говорили, что у нас колоссально стареющее население, что у нас некому работать! Теперь, за год, у нас стало — кому работать! У нас больше, видно, не стареет население и теперь мы можем на полном серьёзе рассматривать четырёхдневную неделю?

В разрушении культурных кодов гигантскую роль всегда играет интеллигенция. Это отнюдь не означает, что интеллигенцию надо уничтожить, нет. Но это вечное искушение, вечная борьба между добром и злом. Это вечный поиск границ дозволенного. Ведь культура — это граница, своего рода раздвижение зоны табу.

Быть хорошим парнем недостаточно. Вот пример: у тебя появился аппендицит. Тебя будет волновать что он хороший парень? Или вызовешь доктора, специалиста, лечить от аппендицита.

Мат не делает тебя журналистом.

— Журналист, определись со своим местом под солнцем. [реплика Олега Лурье]
— А место очень простое. Мы там, где правда. И если говорить о профессии, я объяснял людям, что мне на самом деле наплевать, какая денежная составляющая появления того или иного материала. Часто бывает, что мы платим деньги, и немалые, чтобы материал появился. Бывает куча дополнительных расходов. Когда материал вышел, важно одно — это правда или не правда. Всё. Как он появляется, откуда он появляется, договорились мы с кем-то из каких-то структур, для нас вышли за деньги, или мы обедали, или мы дружим много-много лет — неважно. Правда это — или не правда. И это единственно что важно. И если правда — всё, точка. А если не правда — пожалуйста, в суд.

СССР не мёртв, он просто спит... и, видимо, скоро проснётся.

Сделка с совестью никогда не проходит, с совестью вообще договориться невозможно.

Статус великой державы определяется вовсе не ее экономикой, а возможностью уничтожить весь мир.

Самое страшное, что можно сделать для оппозиции — это ее показ. Я считаю, что когда ставишь этих людей и даешь им возможность говорить, они настолько ужасны, что как раз действуют против себя.

Хорошим является человек, который слышит окружающих и минимально их раздражает.

Нельзя бояться изменять себя. Нужно бояться изменить себе!

Сначала тебя любят, потом не любят, а потом мстят за неразделённую любовь.

У тебя возникает выбор: либо забыть эту чушь и нарастить себе непробиваемую душевную мозоль, либо каждый день, просыпаясь, очищать себя, доводя свою душу до трепетного состояния розовой кожицы, когда даже лёгкое дуновение ветра вызывает слёзы.

Система надёжна настолько, насколько надёжен самый слабый её элемент.

Главная трагедия любовных половинок заключена в том, что они никуда не исчезают.

Маленькие поступки маленьких людей могут приводить к большим последствиям.