Шарль Бодлер – цитаты и высказывания

Всех возлюбив, поэт встречал лишь подозренья;
От кротости его смелея с каждым днем,
Все слушали: кому возносит пени,
Жестокость испытать хотели все на нем.

Бог — это единственное существо, которому для того, чтобы править, даже не нужно существовать.

В жизни каждого бывают дни сомнений и решений, когда выражения дружбы, одного взгляда, какой-нибудь записки достаточно, чтобы толкнуть вас на глупость или безумство!

Можно основать великие империи на преступлении и исполненные благородства религии — на лжи.

Смерть утешает — увы! — и заставляет жить.

Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья.

Лишь тот равен другому, кто это доказывает, и лишь тот достоин свободы, кто умеет завоевывать ее.

У мужчины есть только два пути — либо он становится рабом женщины, либо превращается в палача, убийцу, терзающего её тело и душу.

Воспоминания, вы тяжелей, чем скалы.

Женщина – это приглашение к счастью.

Самая тяжёлая работа — та, которую мы не решаемся начать: она становится кошмаром.

Я не могу себе представить красоты, не связанной с несчастьем.

В любви бесит то, что в этом преступлении не обойтись без помощника.

Как ты ему верна, так он тебе будет верен и не изменит до конца.

Но вспомните: и вы, заразу источая,
Вы трупом ляжете гнилым,
Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая,
Вы, лучезарный серафим. И вас, красавица, и вас коснется тленье,
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья,
Добыча гробовых гостей. Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты — навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.

О смертный! как мечта из камня, я прекрасна!
И грудь моя, что всех погубит чередой,
Сердца художников томит любовью властно,
Подобной веществу, предвечной и немой. В лазури царствую я сфинксом непостижным;
Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;
Презрев движение, любуюсь неподвижным;
Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек. Я — строгий образец для гордых изваяний,
И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,
Поэты предо мной склоняются во прах. Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,
Сиянье вечности в моих глазах бессонных,
Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.

Что красоту, любовь — все в мире смерть уносит,
Что сердце — временный оплот.
Все чувства, все мечты Забвенье в сумку бросит
И жадной Вечности вернет.

Те, кто знают меня, поймут всё; для тех же, кто не хочет или не может меня понять, я стал бы лишь бесполезно нагромождать свои объяснения.

Человек, ничего не пьющий кроме воды, что-то скрывает от своих ближних.

А Бог — не сердится, что гул богохулений
В благую высь идет из наших грешных стран?
Он, как пресыщенный, упившийся тиран,
Спокойно спит под шум проклятий и молений.

В литературе, как в теологии, дела без милосердия — ничто.

Дух справедливости и милосердия вытекает из самой силы, какую дает она своему обладателю.

Веры не достаточно, нужна благодать.

Я также эгоистичен как дети и больные. Когда я страдаю, то думаю о любимых людях. О вас я почти всегда думаю в стихах, и когда стихи готовы, я не умею побороть желания показать их той, которая мне их внушила. И в то же время я сам прячусь, как человек безумно боящийся смешного, — не заключается ли в любви какого-то смешного элемента? — в особенности для тех, которых она не коснулась.

Под твой атласный башмачок,
Под ноги в шелке, — положу я
Мою восторженность большую,
И дарование, и рок!

Свободный человек любовью к морю полн.
То зеркало твое. Свою ты видишь душу
В движеньи вечном волн, прибоем бьющих в сушу;
И, словно разум твой, горька пучина волн.

Они не поняли друг друга — и все обошлось благополучно.

Почему демократы не любят котов, догадаться нетрудно. Кот красив; он наводит на мысли о роскоши, чистоте, неге и т. д.

Работа, пусть и небольшая, но повторенная триста шестьдесят пять раз, приносит триста шестьдесят пять раз деньги, пусть и небольшие, но в сумме образующие целое состояние. А заодно одаряет и славой.

Есть запахи, чья власть над нами бесконечна:
В любое вещество въедаются навечно.
Бывает, что, ларец диковинный открыв
(Заржавленный замок упорен и визглив), Иль где-нибудь в углу, средь рухляди чердачной
В слежавшейся пыли находим мы невзрачный
Флакон из-под духов: он тускл, и пуст, и сух,
Но память в нем жива, жив отлетевший дух. Минувшие мечты, восторги и обиды,
Мечты увядшие — слепые хризалиды,
Из затхлой темноты, как бы набравшись сил,
Выпрастывают вдруг великолепье крыл.

Я расстаюсь с моей печалью
В томленье странном,
И, словно парусник, отчалю
К далёким странам. В твоих глазах ни тени чувства,
Ни тьмы, ни света -
Лишь ювелирное искусство,
Блеск самоцвета. Ты, как змея, качнула станом,
Зла и бездушна.
И вьёшься в танце неустанном,
Жезлу послушна. И эта детская головка
В кудрях склонённых
Лишь балансирует неловко,
Словно слонёнок. А тело тянется, — как будто,
В тумане рея,
Шаланда в зыбь недвижной бухты
Роняет реи. Не половодье нарастает
И льды сдвигает, -
То зубы белые блистают,
Слюна сбегает. Какой напиток в терпкой пене
Я залпом выпью,
Какие звезды упоенья
В туман просыплю!

Но я отмщу за все: проклятия небес
Я обращу на их орудие слепое:
Я искалечу ствол, чтобы на нем исчез
Бесследно мерзкий плод, источенный чумою!

В Декларации прав человека забыты два права: право противоречить себе и право уходить из жизни.

Я больше не могу! О, если б, меч подняв
Я от меча погиб! Но жить — чего же ради
В том мире, где мечта и действие в разладе!
От Иисуса Петр отрекся... Он был прав.

О, я б любил тебя; в порыве жгучих грез
Я б расточал тебе сокровища лобзаний,
От этих свежих ног до этих черных кос,
Когда бы, без труда сдержав волну рыданий,
Царица страшная! во мраке вечеров
Ты затуманила холодный блеск зрачков!

О, боже! дай мне сил глядеть без омерзенья
На сердца моего и плоти наготу!

Женщина без соперницы стареет быстрее.

Голубка моя,
Умчимся в края,
Где всё, как и ты, совершенство,
И будем мы там
Делить пополам
И жизнь, и любовь, и блаженство.
Из влажных завес
Туманных небес
Там солнце задумчиво блещет,
Как эти глаза,
Где жемчуг-слеза,
Слеза упоенья трепещет. Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.
<...>
Взгляни на канал,
Где флот задремал:
Туда, как залётная стая,
Свой груз корабли
От края земли
Несут для тебя, дорогая.
Дома и залив
Вечерний отлив
Одел гиацинтами пышно.
И тёплой волной,
Как дождь золотой,
Лучи он роняет неслышно. Это мир таинственной мечты,
Неги, ласк, любви и красоты.

Тебя, как небосвод ночной, я обожаю;
Ты — урна горести, молчальница большая,
И тем сильней люблю, чем ты бежишь сильней.
Неумолимый зверь, Жестокая! Тебя я
За эту холодность сильнее обожаю.

Временами хандра заедает матросов,
И они ради праздной забавы тогда
Ловят птиц океана, больших альбатросов,
Провожающих в бурной дороге суда. Грубо кинут на палубу, жертва насилья,
Опозоренный царь высоты голубой,
Опустив исполинские белые крылья,
Он, как вёсла, их тяжко влачит за собой. Лишь недавно прекрасный, взвивавшийся к тучам,
Стал таким он бессильным, нелепым, смешным!
Тот дымит ему в клюв табачищем вонючим,
Тот, глумясь, ковыляет вприпрыжку за ним.