Илия Амирова – цитаты и высказывания

В мире нет ничего более привлекательного, чем естественность.

Если нет человека, способного укорить правителя в лицо, тот быстро забывает о человеке в самом себе.

Знания дают такую силу, перед которой ничто все венцы и символы власти.

Сильного человека станут слушать, предстань он перед Сенатом в рубище или вовсе голым, а губошлепа не украсят ни доспехи ветерана, ни тога с алой каймой.

Страшно терять свое, но еще страшнее оказалось потерять то, что никогда твоим не будет.

Убить себя легко, это путь для труса и слабака... а Данет Ристан выживет, вот так вот! Выживет – и спляшет на ваших погребальных кострах.

Он больше не боялся. Не будет бояться тот, кто сделал свой выбор свободно, по собственному разумению и чувству.

Опасаться следует не тех, кто открыто желает тебе смерти, но тех, кто молчит.

Брату Севера шестнадцать, самое время делать величайшие глупости.

Нельзя вытравлять в себе веру, иначе ты проигрываешь, еще не вступая в бой.

Жизнь всех под себя ломает, а совесть учит... запоминать бы ее уроки, да только как запомнишь, жить уже и не хочется — больно тяжело даются.

Невежество и жестокость стократ отвратительнее в том, кто мог приобщиться к знанию, к пониманию другого живого существа, и не сделал этого.

«Вы делаете историю, мальчики», — говорил им с Ларом Максим. Делают, а как же — из такого дерьма, что и не рассказать. Но история, видно, только из дерьма и делается.

Вовремя совершенное предательство — просто предосторожность.

Мать Брена, имперская пленница Сабина, подарила сыну соперницы вторую жизнь, своим молоком выкормила, хотя многие женщины придушили бы младенца, не задумавшись. Дарила ему свою любовь, грела своим теплом — и она, и братишка. Это тепло и удержало, не позволило ему превратиться в обезумевшую скотину вроде Гая Арминия — потому что он всегда знал: они есть, они его ждут.

Не вам, дурни, ответственность на себя брать! Вот она, цена власти.

Керла, конечно, жизнь не щадила. Два брата-предателя, да хонорами правил, да с имперцами и остерами разбирался — не мед хлебал. Только жизнь никого не щадила, а тварями не все стали.

Нельзя, чтобы знание о силе попадало в руки любого. Кто знает, как использует свою мощь тот, в ком нет понимания красоты мира?

А что, если о Брене, его братишке Брене через века сложат такую же сказку? Где будет все — и предательство, и смерть, и война, и великая Любовь, но не будет правды, потому как кто ж ее знает, истину-то?

Что ты с ними нянькаешься, ворчал Райн, ты теперь — брат керла, можешь их всех казнить, понял? Брен даже испугался — неужели Райн и остальные лонги именно так поняли смысл происходящего? Астигаты получили высшую власть в Заречной, но это не значит, что Север сам стал законом! Своды и параграфы должны стоять над любым правителем, и казнить можно лишь за действительную вину, а не потому, что человек надоел брату керла...

Суть любви — между войной и миром, между долгом и желанием, болью и счастьем. Сердцевина ее всегда на острие ножа.

Что делали с этим несчастным? Неважно! Льют потерял право на жалость, когда стал творить с беспомощными то, что превращает человека в раба, в скота, проклятье!..

Юний засмеялся: «Сдохну, защищая моего дурачка Кло, больше ничего не остается. Я не стану спасать свою шкуру: мне некуда бежать и в случае поражения не для чего будет жить».
Льют старался понять, очень старался! Жизнь, она ведь… просто в солнечном дне, в цветах, в открытой ласковой улыбке… как можно не хотеть жить, если ты еще не стар и здоров?

Так приходит мудрость — когда начинаешь понимать и жалеть врагов?

Сдохнуть очень легко, попробуй-ка просто тащить свою ношу...

Юний и Льют только потому могли свои мерзости творить, что посадили на сворку «псов», и те по указке убивали, били и насиловали. И не скажешь сразу, что страшнее – лютая злоба хозяина «скотного двора» или спокойная исполнительность пастухов.

Нет и не было ничего общего у аристократа и варвара, вечных врагов и соперников. Это общее они должны строить — каждый день, каждый миг.

Правда ранит куда сильнее лжи. Сильнее, вот только боль от нее резка и мгновенна, а ложь травит душу годами.

Нельзя узнать, чего стоишь, пока жизнь не изобьет тебя дубиной.

Мир в душе начинается с правды.

Тоска бывает разной, думал Брен, глядя на сжавшуюся на его локте руку Иллария. Острой и пронзительной — настолько, что кажется, и не вздохнешь больше. Отупелой и равнодушной, как зимний пасмурный день. Но самая страшная тоска — вот такая, жгучая, будто зубная боль, и привычная, как давняя рана без надежды на выздоровление. От нее не спрятаться и не скрыться, человек просто живет и терпит — пока может.

Если не считать себя поверженным, все можно исправить или хотя бы попробовать.

Отец сотни раз говорил: пока не добьешься желаемого, сдохнуть права не имеешь! А консул Максим вторил: воин живет для победы. Только с кем воевать, если враг — в тебе самом?

Чтобы воевать за будущее, твои дети должны понимать: оно создается настоящим.

Какой смысл посвящать столько времени размышлениям о родовой чести и прочих предрассудках, если в конце глупейшего копошения, зовущегося жизнью, тебя ждет копошение личинок на трупе…

Мальчик стал мужчиной, а мужчина сам выбирает свою дорогу. Любовь – это слишком мало, чтобы помешать, а гордость – слишком много.

Всегда полезно играть именно ту роль, какую противник навязал тебе – это отвлекает.

Нельзя показывать врагам, что ты живой человек.

Мама еще давно, в Тринолите, говорила: «Не нужна лишняя дерзость, сынок. Мечтай о простом, желай достижимого, не заносись – и жить легче будет». Отец смеялся над ней, обнимал и говорил: «Если все время лишь под ноги себе смотреть, так червем и помрешь. А у нашего Рини крылья вырастут! Крылья...»

Доно станет великим императором, ибо в нем есть главное – умение не забывать, что правитель всего лишь человек.