Цитаты на тему «красивые цитаты»

постигшие бессмысленность печалей
растят цветы
и не считают дни

Не всякое удовольствие — душе по душе!

Мне нравится, как ты роняешь шаль
На мой сюртук не модного фасона,
И разговор неспешный, как печаль,
И губы друг от друга в два микрона.
Молчать минуты, а дарить часы,
Боготворить возникшее пространство.
Любимая! Какое чудо, что есть ты!
Ты моя прелесть, даже без убранства.

Даже имея зоркие глаза, мы видим лишь то, что уже знаем. Других людей воспринимаем не такими, какие они есть, а такими, какими нам хочется их видеть. Заслоняем настоящего человека нарисованной картинкой. И любовью называем лишь те проявления, которые соответствуют нашим о ней представлениям. Мы стремимся установить правила и требуем, чтобы нас любили в соответствии с ними. Словом, признаем любовь только в том наряде, который сшили ей сами. Все прочие отвергаем. Они вызывают у нас сомнения и подозрения. Мы превратно понимаем чью-то искренность, в самых простых словах ищем скрытый смысл. Неудивительно, что мы начинаем упрекать другого человека. Утверждаем, что он вовсе нас не любит. А он любит, только по-своему, но мы этого не замечаем и не пытаемся узреть.

Орион стоит высоко в небе, снег слабо отсвечивает с гор, озеро шумит, и новолунная ночь разыгралась вовсю. Она бушует и подгоняет время, время, которое нас пока разделяет, дни без тебя — все равно что горы в темных тучах. Долгие дни, пустые — и все-таки наполненные, грустные — и все-таки исполненные счастья, дни, полные волнений и лишенные былого равнодушия, не пустые больше и не бесцельные, — воды жизни снова поднимаются, источники оживают и нащупывают путь наверх сквозь песок и переплетение корней, они стремятся к свету, чтобы оказаться наверху и обратиться в тучу, а туча — пролиться дождем и росой по мистическому кругу рождения и смерти...

Мне грезилось, что я — случайно позабытый
На поле битвы, между мёртвых тел
Израненный боец, врагами недобитый...
Настала ночь; завыли волки; прилетел
Зловещий ворон. Надо мной в тумане
Плыла холодная красавица луна
И в лица бледных, страшных трупов на поляне
Глядела царственно, спокойствия полна.
«Когда же смерть придет? Когда конец мученья?
Добейте, люди-братья! Сжальтесь надо мной!»
Вдруг — шорох, свет... Идут! В груди моей больной
Блеснул горячий луч надежды на спасенье...
Вы подошли ко мне... любимая рука
Ударила меня ножом без сожаленья,
И верен был удар, — и рана глубока.

Любовь Земле принадлежит,
Привычен ей объятий плен,
Уютно под защитой стен.
А Мысль оград и уз бежит,
На крыльях дерзостных парит. В снегу, в песках, в глуши лесной
Проложены Любви следы,
Ей не в обузу все труды.
Но Мысль, избрав удел иной,
С ног отряхает прах земной.

Перестук дятла -
До дальнего облака в горах
Разносится эхо...

Роса — как бисер на канве,
Овины стынут у околиц...
Но вот под лесом в синеве
Сверкнул небесный богомолец.
И на поляны потекли
С высот серебряные нити:
И тонок тёплый сон земли
И зыбок чуткий шорох в жите… Поздней — забьют перепела,
И ночь дохнёт глубокой грудью
И снимет с влажного чела
Повязку смерти на безлюдье...
И этот красный ржавый нож
Рукой невидимою сдвинув,
О ночь, усладу ты найдёшь -
Там, — у околиц, у овинов!..

Заповедей не блюла, не ходила к причастью.
Видно, пока надо мной не пропоют литию,
Буду грешить — как грешу — как грешила: со страстью!
Господом данными мне чувствами — всеми пятью! Други! Сообщники! Вы, чьи наущенья — жгучи!
Вы, сопреступники! — Вы, нежные учителя!
Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи, —
Богу на Страшном суде вместе ответим, Земля!

Есть в мире очень, очень много мест,
И не известно где пересечёшься
ты, со своей судьбой,
сегодня или завтра.
Мой друг, забей,
а то изнеможёшься,
от поиска всепоглощающего
счастья.

Мой глаз гравером стал и образ твой
Запечатлел в моей груди правдиво.
С тех пор служу я рамою живой,
А лучшее в искусстве — перспектива. Сквозь мастера смотри на мастерство,
Чтоб свой портрет увидеть в этой раме.
Та мастерская, что хранит его,
Застеклена любимыми глазами. Мои глаза с твоими так дружны,
Моими я тебе в душе рисую.
Через твои с небесной вышины
Заглядывает солнце в мастерскую. Увы, моим глаза через окно
Твое увидеть сердце не дано.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдёшь.

С высоких гор камений естества,
Что смертные зовут всегда преградой,
Я разливаюсь жизнью божества
Благословенным, чистым водопадом. Как стая белокрылых вольных птиц,
Парящих к голубому небосводу,
Не ведая ни страха, ни границ,
Лечу я в упоенную свободу. Мои потоки солнце согревает
И нимбом радуги счастливую венчает.

Ты похожа на медленную вечность,
Прекрасных губ полоска — бледный след.
Ты так красива, что нечеловечно
Быть на Земле прекраснее их всех. Так похожа на девушку из песен.
На сон звезды, на детскую мечту!
Даже скупые старые монахи в Поднебесной,
Распробовали эту красоту! Руки изящество ломать тебе не стоит.
Улыбки воск с лица не растирай.
Пусть тот, кто этой красоты достоин
Готов отдать был за тебя свой рай!

«Мой жених, он живет с молитвой,
С молитвой одной любви,
Попрошу, и стальною бритвой
Откроет он вены свои». «Перстень твой, наверное, целебный,
Что ты молишь его с тоской,
Выкупаешь такой волшебной
Ценой — любовью мужской». «Просто золото краше тела
И рубины красней, чем кровь,
И доныне я не умела
Понять, что такое любовь».

Кто я?
Зачем на этой Земле?
Вечности тихий звон.
Вспышка и только, искра в огне,
Слово в книге времён.

И у трав есть любовь — не наша
и у туч есть тоска — не наша
и у цветов есть краски которых нам не постигнуть
и у радуг — сияние которое не нам сияет
Столько вокруг красоты которая нам не дана
столько света, который нам не светит
а мы похваляемся красками светом любовью
и клянемся собой... — ненадежная клятва.

Спи, засыпай, я буду с тобой –
Из облаков взобью тебе ложе!
Чтоб ни ветер, ни бриз не смогли помешать
Лелеять тебя, мой ненаглядный! Duerme, duerme, aqu? estar?,
Las nubes ser?n tu colch?n,
Que ni el viento ni la brisa te dejen
De acariciar, pues t? eres mi Don.

Шумит камыш, деревья гнутся,
Нет умягченья злых сердец.
Устав бояться не проснуться,
Мы засыпаем наконец. Нам снятся ласточки Евфрата,
Пустыни дальний окоём,
И Каин с Авелем — два брата -
Сидят в песочнице вдвоём.

Моей мечты подобие — Восток,
Моей тоски подобие — песок,
Моих стихов подобье — караваны,
Моих надежд — неведомые страны,
Моей любви подобье — аромат,
И росной розы розовый наряд!

Стоя среди шороха переворачиваемых страниц, обнаружить несколько слов, которые, кажется, обращены именно к тебе. Неожиданная истина, черным по белому. Сокровенная близость. Тихая музыка.

Тепло книг, купленных в книжных магазинах, книг, бережно сохраняемых, подаренных или предоставленных их удивительной судьбе. Разрывы, пожелтение, забвение и новое открытие. Широкий путь великих текстов... «И книги имеют свою судьбу».

Мы два моста, что ищут берегов...
Однажды чувств стремительных река,
Разрушив дамбы из мирских основ,
Прорвется за пределы наших слов! Заполнив бездну между двух миров,
Расколет стенки одиночества часов.
Возделывая почву для основы из основ.
Тогда возникнет между жизней-островов,
Бескрайний океан, безмерная Любовь...

В эту тёплую тёмную ночь в весеннем воскресшем мире всё купалось в любви. Любовь распускала почки деревьев, сеяла по лугам цветы, одевала травами землю. Тёплые, плодоносные ветры укрывали весь простор любовной тьмой – целуйтесь, любите! – и сами целовали мир нежно и тихо от былинки, от тли до кедра, до каменных скал... Целуйтесь, любите, славьте природу! Безглазые черви прозрели во тьме – прозрейте, любите! Змеи, шипя и мигая жалом, свивались в узлы, холодная кровь их ещё более холодела от любовной неги, змеи – и те любили друг друга в эту тёмную ночь. Вот медведь с рёвом ошарашил дубиной по черепу другого медведя, а там схватились в смертном бое еще пяток. Гнётся, стонет тайга, трещит бурелом, и уж на версту взворочена земля; рявкают, ломают когти, и почва от крови – густая грязь. А медведица, поджав уши, лежит в стороне, прислушивается и тяжко дышит, высунув язык. По языку течет слюна. Вот волки воют и грызутся на три круга, всаживая в глотку бешеные клыки. Грызитесь, – любовь слаще смерти! Любовь – начало всего! А утром грелась медведица на солнце, насыщенная новой жизнью, как горячий сухой песок дождём. И так – из жизни в жизнь, от наследия гробов, чрез смерть, чрез тьму, из солнца в солнце, чрез океан времен – передается бытие по безначальному кругу вечности. В эту тёмную тёплую ночь и звёзды светили ярче, чуткий слух мог уловить их любовный шепот, звёзды дрожали от страсти: вот сорвалась одна и, мчась и сгорая, падала из простора в простор. Люди! Славьте природу, любите землю, любите жизнь!

Зажигаться стали фонари,
освещаться столовые в квартирах...
Я шептал человеку в длинных космах;
он прижался к окну, замирая,
и услышал вдруг голос своих детских обещаний
и лихорадок начатых когда-то ночью.
И когда домой он возвращался бледный,
пробродив свой день, полуумный,
уж по городу трепетно театрами пахло -
торопились кареты с фонарями;
и во всех домах многоэтажных,
на горящих квадратах окон,
шли вечерние представленья:
корчились дьявольские листья,
кивали фантастические пальмы,
таинственные карикатуры -
волновались китайские тени.

А где-то осень, золотая и красная, как в лесах у Фонтенбло... и пахнет грибами, и по вечерам слегка подмораживает, и окна, в свете ламп, чужих и родных для нас, как Родина — мы увидим это вновь...

Как загадочные гномики,
Чуть пробил полночный час,
Сели сны на подоконники
Вдоль всей улицы у нас. Сели чинно и торжественно,
Щуря мудрые зрачки,
И, раскланявшись, приветственно
Приподняли колпачки. Попищали, как комарики,-
И конец. Пора за труд!
По волшебному фонарику
Из карманов достают.

Вот ветка — ягоды как кровь.
Другая — кипень цвета.
Того, кто хочет знать любовь,
и та манит и эта.
<...>
Одна блистательно светла,
другая пылко тлеет:
кровь без остатка отдала,
лишь ягоды алеют. Возьми и эту, что цветет,
и с ягодами тоже.
Немного времени пройдет —
узнаешь, что дороже.

Ведя мои суровые бои,
Чеканя стих, чтоб был он чист и молод,
Я знал, что каждый звук мой — звук любви.
Она меня вела сквозь жар и холод.
<...>
Любовь не льстит, она — сильней всего,
Кто служит ей — не заслужил укора.
Обманутая, верит в торжество. В мятежных строфах будущего хора
Я чую новый век и суть его:
И зов величья, и клеймо позора.

Душа — дыхание Божие.

И нельзя, чтоб люди не сказали:
— Врач не смеет делаться рвачом.
Вы ж высокий путь себе избрали,
Вы же клятву светлую давали!
Иль теперь все это ни при чем?! Если ж да, то, значит, есть причина
Всем таким вот хлестануть сплеча:
— Ну-ка прочь из нашей медицины,
Ибо в ней воистину стерильны
И халат, и звание врача!

Пора расстаться с озорной
И непокорною отвагой.
Уж сердце напилось иной,
Кровь отрезвляющею брагой. И мне в окошко постучал
Сентябрь багряной веткой ивы,
Чтоб я готов был и встречал
Его приход неприхотливый. Теперь со многим я мирюсь
Без принужденья, без утраты.
Иною кажется мне Русь,
Иными — кладбища и хаты.

Но в зеленой толпе отыскать я
Не могу уж свое деревцо,
Что к заре простирает объятья
И прохладою дышит в лицо. Все курчавые, все одногодки,
Все веселые, как на подбор,
Смотрят липы сквозь прорезь решетки
И неспешный ведут разговор. На скамье, в вечереющем свете,
Я гляжу, как в аллеях родных
Ждут влюбленные, кружатся дети,
Блещут искры снопов водяных. Как в пронизанном солнцем покое,
Молчаливую думу храня,
Воплощенные в бронзе герои
Дышат с нами спокойствием дня. И, широкою песней о мире
Осеняя пруды и гранит,
На своей густолиственной лире
Парк Победы бессмертно шумит.

Люди плачут, когда они напуганы, так ведь?
Видишь? Я тоже это умею.
Из-за тебя у мен возникает чувство, что мне надо стать другим.
Это пугает.
Но я хочу что нибудь сделать, но не знаю, справиться ли с этим нынешняя я.

Излишнее любопытство может стереть с крылышек пыльцу, и ты увидишь, как бабочка поблекнет и умрет в твоей руке, — лучше уж пусть трепещет недосягаемая, а ты будешь смотреть, затаив дыхание, куда она сядет.

Красавица весна придёт неслышно,
Под звуки звёздных серенад.
Цветением белопенных вишен,
Заглянет в запустелый сад...

Хотел бы я уехать,
К южным берегам.
Где в маршрутках наверное,
Не топчут по ногам. Где возвращаясь вновь с работы,
У моря можешь постоять.
Бросая вглубь свои заботы,
Чистым воздухом дышать.

Волн изумрудных морские качели — в жизнь воплотили мою потаённую детскую мечту!

Что жизнь — не глоток ли остывшего чая,
Простуженный день петербургской весны,
Сигары, и карты, и ласка простая
Над той же страницей склоненной жены? Без сна и без отдыха, сумрачный пленник
Цензуры, редакций, медвежьих охот,
Он видит сейчас, разогнув «Современник»,
Что двинулся где-то в полях ледоход.