Говорят: «Нет дыма без огня».
Ерунда! В твоих лукавых фразах
Столько было дыма для меня...
А вот настоящего огня,
Кажется, и не было ни разу...
Да, раз выходит, что без Высшей воли
Не упадет и волос с головы,
То тут права одна лишь мысль, увы,
Одна из двух. Одна из двух, не боле: ОН добр, но слаб и словно бы воздушен
И защитить не в силах никого.
Или жесток, суров и равнодушен,
И уповать нелепо на Него!
Как загадочные гномики,
Чуть пробил полночный час,
Сели сны на подоконники
Вдоль всей улицы у нас. Сели чинно и торжественно,
Щуря мудрые зрачки,
И, раскланявшись, приветственно
Приподняли колпачки. Попищали, как комарики,-
И конец. Пора за труд!
По волшебному фонарику
Из карманов достают.
Ты холодна. Хоть мучься, хоть зови,
До сердца твоего не достучишься.
И лишь когда ты в зеркало глядишься.
Твои глаза теплеют от любви.
И нельзя, чтоб люди не сказали:
— Врач не смеет делаться рвачом.
Вы ж высокий путь себе избрали,
Вы же клятву светлую давали!
Иль теперь все это ни при чем?! Если ж да, то, значит, есть причина
Всем таким вот хлестануть сплеча:
— Ну-ка прочь из нашей медицины,
Ибо в ней воистину стерильны
И халат, и звание врача!
Из горя, как из болота —
Рвитесь скорей вперёд!
Не ждите, чтоб вынес кто-то,
Болото — всегда болото:
Задержитесь — засосёт!
И, мыслям подобным ища подтвержденья,
Стремлюсь я поверить, забыв про укор,
Что лжец, может, просто большой фантазёр,
А хам, он, наверно, такой от смущенья. Что сплетник, шагнувший ко мне на порог,
Возможно, по глупости разболтался,
А друг, что однажды в беде не помог,
Не предал, а просто тогда растерялся.
Когда любовь врывается вторая
В наш мир, горя, кружа и торопя,
Мы в ней не только радость открываем,
Мы все-таки в ней что-то повторяем,
Порой скрывая это от себя. И даже говорим себе нередко,
Что первая была не так сильна,
И зелена, как тоненькая ветка,
И чуть наивна, и чуть-чуть смешна. И целый век себе не признаемся,
Что, повстречавшись с новою, другой,
Какой-то частью все же остаемся
С ней, самой первой, чистой и смешной! Двух равных песен в мире не бывает,
И сколько б звезд ни поманило вновь,
Но лишь одна волшебством обладает.
И, как ни хороша порой вторая,
Все ж берегите первую любовь!
В юности вам сердце обжигали
Музыка и сотни лучших книг.
А теперь вам говорят: — Отстали!
И понять вам, видимо, едва ли
Модерновой модности язык. Кто эти «премудрые» гурманы,
Что стремятся всюду поучать?
Кто набил правами их карманы?
И зачем должны мы, как бараны,
Чепуху их всюду повторять?
Слова, что это — кара за грехи,
Кого всерьез, скажите, убедили?
Ну хорошо, пусть взрослые плохи,
Хоть и средь них есть честны и тихи,
А дети? Чем же дети нагрешили? Кто допускал к насилью палачей?
В чью пользу было дьявольское сальдо,
Когда сжигали заживо детей
В печах Треблинки или Бухенвальда?!
Ты слышишь, весна? С непогодой — точка!
А вот будто кто-то разбил ледок, -
Это в душе моей лопнула почка,
И к солнцу выпрямился росток. Весна! Горделивые свечи сирени,
Солнечный сноп посреди двора,
Пора пробуждений и обновлений -
Великолепнейшая пора!
Не могу любить наполовину,
Мир велик, но в нём один мужчина.
Больше нету на земле мужчин.
Твердят порой: «Семь бед — один ответ».
Однако жизнь, и это не секрет,
Такой преподнесет порой «ответ»,
Что пострашней семидесяти бед.
Престранно устроена жизнь человечья:
Ведь только на дружбе земля стоит,
А мир разделяют противоречья,
А мир все сражается и бурлит. Спорят ученые, спорят страны,
Спорят министры, перстом грозя,
Спорят влюбленные неустанно,
Спорят знакомые и друзья.
Встретились двое. Один сказал:
– Я сердце лечу и нервы лечу,
Пять лет по аптекам, как пес скачу.
Деньги спустил, а здоровым не стал. – А я так совсем доходягой был,
Но вот уже год, как жизнь хороша.
Все хвори и боли свои забыл
И сердце, и нервы, все починил,
Причем не потративши ни гроша! – Вот чудо, так чудо! Но, дорогой,
Открой мне, пожалуйста, свой секрет?!
– А тут никакого секрета нет,
Просто я год, как развелся с женой.
Хоть вина моя, наверное,
Только в том, что все терплю,
Что тебя давно и верно я
До нелепого люблю! Как легко ты можешь темное
Сделать ярким навсегда:
Снять лишь трубку телефонную
И сквозь даль и мглу бессонную
В первый раз мне крикнуть: — Да! В переулок звезды грохнутся
Звоном брызнувших монет.
Дрогнет сердце, полночь кончится,
В окна кинется рассвет. Удирай же, сон загадочный,
В реку, в облако, в траву,
Ибо в мире самый радостный,
Самый песенный и сказочный -
Сон, пришедший наяву!
О чем? И действительно, я ли это?
Так ли я в прошлые зимы жил?
С теми ли спорил порой до рассвета?
С теми ли сердце свое делил? А радость-то — вот она — рядом носится,
Скворцом заливается на окне.
Она одобряет, смеется, просится:
— Брось ерунду и шагни ко мне! И я (наплевать, если будет странным)
Почти по-мальчишески хохочу.
Я верю! И жить в холодах туманных,
Средь дел нелепых и слов обманных.
Хоть режьте, не буду и не хочу!
Две книги рядом, полные тепла,
Где в жилах строк — упругое биенье.
Две книги рядом, будто два крыла,
Земной любви живое продолженье. Я жал вам руки дружески не раз,
Спеша куда-то в городском трезвоне,
И вашу боль, и бури ваших глаз,
Все ваше счастье, может, в первый раз,
Как самородок, взвесил на ладони. И коль порой устану от худого,
От чьих-то сплетен или мелких слов,
Махну рукой и отвернусь сурово.
Но лишь о вас подумаю, как снова
Готов сражаться насмерть за любовь!
И было непонятно никому,
Что и одна, она верна ему!
Говорите, трудно разобраться,
Если страсть. Допустим, что и так.
Но ведь должен чем-то отличаться
Человек от кошек и дворняг!
Ей было пятнадцать, шестнадцать — ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг. Он Бомбой ее по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.
Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая…
Шел паренек с девчонкой одной,
Домой ее провожая. Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он ее провожал. Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома: — Стой, Сатана!
Стой, тебе говорят! Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей! Даже не спрашивай почему! —
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
— Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!
Любить — это видеть любой предмет,
Чувствуя рядом родную душу:
Вот книга — читал он ее или нет?
Груша… А как ему эта груша? Пустяк? Отчего? Почему пустяк?!
Порой ведь и каплею жизнь спасают.
Любовь — это счастья вишневый стяг,
А в счастье пустячного не бывает!
Любовь — не веселый бездумный бант
И не упреки, что бьют под ребра.
Любить — это значит иметь талант,
Может быть, самый большой и добрый. И к черту жалкие рассужденья,
Все чувства уйдут, как в песок вода.
Временны только лишь увлеченья.
Любовь же, как солнце, живет всегда! И мне наплевать на циничный смех
Того, кому звездных высот не мерить.
Ведь эти стихи мои лишь для тех,
Кто сердцем способен любить и верить!
Любовь сегодня, словно шляпу, скинули.
Сердца так редко от восторга бьются.
Любовь как будто в угол отодвинули,
Над ней теперь едва ли не смеются. Конечно, жизнь от зла не остановится,
Но как, увы, со вздохом не признаться,
Что дети часто словно производятся,
Вот именно, цинично производятся,
А не в любви и счастии родятся.
Люблю людей в прекрасном настроении,
Когда в глазах смеется доброта,
А в сердце — то незримое свечение,
То синевы простор и высота.
И, может, чтобы сложностей не знать,
Не плохо б нам принять одно решение:
Не отравлять друг другу настроение,
А повышать и только ПОВЫШАТЬ.
Любовь в одиночку не созидается,
Ведь счастье не делится пополам:
Коль ток не идёт по двум проводам,
То даже лампа не загорается…
Как бьются ребята – представить страшно!
Кидаясь в двадцатый, тридцатый бой
За каждую хату, тропинку, пашню,
За каждый бугор, что до боли свой...
Три слова, короткий взгляд
Да пальцы с прохладной кожей...
Так было и год назад,
И три, и четыре тоже... Скрывается, тает след
Таинственной доброй вестницы.
И только цветов букет
Да стук каблучков по лестнице...
Шлёт погода нам вечно то снег, то воду,
Только мы понапрасну браним погоду,
Если будет погода всегда прекрасна,
То на что же ворчать нам тогда? Не ясно!
Он создал весь наш мир. А после всех —
Адама с Евой, как венец созданья.
Но, как гласит Священное писанье,
Изгнал их вон за первородный грех. Но если грех так тягостен Ему,
Зачем ОН сам их создал разнополыми
И поселил потом в Эдеме голыми?
Я не шучу, я просто не пойму. А яблоко в зелёно-райской куще?
Миф про него — наивней, чем дитя.
Ведь ОН же всеблагой и всемогущий,
Всё знающий вперёд и вездесущий
И мог всё зло предотвратить шутя.
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
— Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но всё же тебя я покину. Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса. Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою. Старик у вокзального входа
Сказал: — Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!
Жить без тебя я не сумею, нет! —
Зачем так часто говорят и лгут?
Ведь, услыхав убийственный ответ,
Никто не умирает. Все живут!
Дворец культуры. Отшумевший зал.
И вот мы трое за крепчайшим чаем.
Усталые, смеемся и болтаем.
Что знал тогда я? Ничего не знал. Но вслушивался с легким удивленьем,
Как ваши речи из обычных слов
Вдруг обретали новое значенье,
И все — от стен до звездного круженья —
Как будто говорило про любовь! Да так оно, наверное, и было.
Но дни у счастья, в общем, коротки.
И, взмыв в зенит и исчерпав все силы,
Она, как птица, первой заплатила
За «сто часов» блаженства и тоски...
Но жадность сжигает людей иных
Раньше, чем им довелось родиться.
И люди порою «друзей меньших»
Не бьют, а «гуманно» лишь грабят их,
Грабеж — это все-таки не убийство! И, если матерому браконьеру
Встретится норка бурундучка,
Разбой совершится наверняка
Самою подлою, злою мерой! И разве легко рассказать о том,
Каким на закате сидит убитым
«Хозяин», что видит вконец разрытым
И в прах разоренным родимый дом.
А мечта, она крылата,
А мечта, она живет!
И пускай ее когда-то
Кто-то хмурый не поймет! Пусть тот лондонский писатель,
Встретив стужу да свечу, Произнес
потом: «Мечтатель!» —
Не поверив Ильичу. Пусть бормочут, пусть мрачнеют,
Выдыхаясь от хулы.
Все равно мечта умнее,
Все равно мечта сильнее,
Как огонь сильнее мглы! Но брюзги не умолкают:
— Ведь не все горят огнем!
Есть такие, что мечтают
И о личном, о своем!
Эх вы, совы-порицатели!
Души, спящие во мгле!
Да когда бы не мечтатели,
Что бы было на земле?! Вы бы вечно прозябали
Без морей и островов,
В самолетах не летали,
Не читали бы стихов. Не слыхали б, как роняет
Май росинку в тишине,
Не видали б, как сверкает
Спутник в темной вышине. Что б вы там ни говорили,
Но, наверное, без них
Вы бы до сих пор ходили
В шкурах пращуров своих!
Сайт TOP100VK.COM НЕ собирает и НЕ хранит данные. Информация взята из открытых источников Википедия