Цитаты на тему «цитаты о себе»

Как это в жизни счастья нет? А я?

Мне нравится и на коньках кататься,
и, черкая пером, не спать ночей.
Мне нравится в лицо врагу смеяться
и женщину нести через ручей.
Вгрызаюсь в книги и дрова таскаю,
грущу, чего-то смутного ищу,
и алыми морозными кусками
арбуза августовского хрущу.

Когда дело доходит до создания характера, мне нравится эта работа. Я использовал много боли для понимания, что будет. Во-первых, это лучше для шоу, а, во-вторых, лучше для меня, как для играющего роль актера. И мне нравилось играть этого парня, который был груб с людьми. В нем есть ярость, потому что он был очень могущественным на своей Земле, но здесь он стал тем, кто пока не в состоянии защитить самого важного для него человека. И это определяет все для него.

Друг отшатнулся от меня вчера,
Увидев, что прошла моя пора.
Любимая дорогу позабыла
Сюда, ко входу моего шатра.
Неужто потому, что исхудал я —
Стал тоньше соколиного пера,
Ты не узнал меня, мой собеседник,
Со мною проводивший вечера?
Мой стаи, как ручка посоха, согнулся..
Когда дохнули зимние ветра,
Увял мой цвет, и лик румяный бледен
Стал, как зола угасшего костра...
Но против гнета времени слепого
Есть в сердце сила у меня одна —
Моя опора и моя защита,—
Величие духовное она.
Над разумом моим и над душою
Власть небесами диву не дана.
Хоть все, что сделать мог со мной, он сделал:
Гляди, как плоть моя измождена.
И побелела борода, что прежде
Была, как амбра свежая, черна.
Но эта плоть жемчужнице подобна,
И в ней жемчужина заключена.
Стремиться буду к действенному знанью,
Пока стена Юмгана мне верна.
Я страха перед временем не знаю,
Я независим, жизнь моя вольна.
Покамест на меня не взглянет время,
Мысль от него моя отвращена.
Судьбы-верблюда моего веревка
Не будет в руки шаху отдана.
Стремлением к презренному величью
Моя одежда не загрязнена.
И никогда, пока владею телом,
Душа врагу не будет предана.
Вовек не будет милость недостойных
Как оскорбленье мне нанесена.
По степи знаний и высоких споров
Крылатого гоню я скакуна.
В пыли его копыт тропа кривая
Противников теряется, темна.

Я решил отправиться в путешествие, в настоящее, большое путешествие, о котором мечтает, наверное, каждый, но так никогда и не успевает решиться. С каждым днём всё более отчётливо ощущал необходимость этого, и не потому, что хотел увидеть новые интересные места, а потому, что не чувствовал в себе привязанности к какому-либо месту.

Не ищу друга — знаю, не найти. Не стремлюсь знать больше, чем положено. Я заключил с жизнью договор: не будем мешать друг другу. Не пристало выцарапывать глаза, да и бесполезно. Кажется, в политике это зовут: разграничить сферы влияния. Вот досюда, не дальше и не выше. Ты и я.

Стоит только мне представить, что мы можем сгореть, словно табак, в этом летающем сигарном футляре, как моя бессоница проходит, и я начинаю радостно клевать носом.

Хотелось попробовать всё, исчерпать этот мир до конца, прежде, чем перебраться в следующий.

Изменял ли я чему-нибудь? Я думаю, что я изменял людям. Я делал это не с умыслом, я надеюсь, то есть не по соображениям, ну, что ли, надеюсь, что не по соображениям низменным. Но это не мне судить. Единственное, что я знаю, что я мог бы сказать с определенной степенью уверенности, — что я никогда не изменял самому себе.

Я была его куклой. Джанни фантазировал, как я должна была одеваться и выглядеть.

Невозможно ничего поменять, даже если бы я этого хотел. Мне кажется, в искусстве интересна только искренность. Условно: когда Спилберг делает «Челюсти» или «Индиану Джонса», то он, по-моему, максимально искренний авторский режиссер. А когда он делает «Список Шиндлера», то для меня это расчетливый, холодный человек, который выдавливает из меня слёзы всеми правдами и неправдами. И вот это, по-моему, абсолютно конъюнктурное кино. Если я буду пытаться специально в себе что-то изменить, это же сразу будет считываться как подделка.

Даже если жадность нелогична, она не ослабевает... каждую ночь любовь и одиночество сталкиваются друг с другом. Я жду того, кому бы мог отдаться с легким сердцем.

Не заполнено пунктов триста...
Знаешь, кто бы меня избавил
От такого недуга «близко»,
от такого греха, как память.
Знаешь, тихо взахлеб до спазмов...
И в живых уж наверно нету
ни таких единиц, как «сразу»,
Ни таких ориентиров «где-то».
Знаешь... все это как то глупо,
Мне казалось неизлечимо.
Дайте волю — орало б в рупор.
Всему этому есть причина.
Под ребром теперь аллюминий.
Знаешь, легче вообще не стало.
Каждый миг по своей могиле,
мне как колом в лопатках встало.
Все накрылось холодным мартом.
И от слабых пора очистить.
Если встречу его когда-то,
То по-новой начну зависеть.
Знаешь... вроде бы всем довольна
И, казалось бы жить — то можно,
Только ты покажи, где больно,
Расскажи, как кололо кожу.
Понимаешь, в глубинах строчек,
В площадях опустевших комнат
Если мир расстрелять захочет,
то я тихо подам патроны.

Я — клок пыли, который нужно вымести, чтобы расчистить дорогу новым веяньям.

Если после пьянки осталось спиртное — значит внутри коллектива существует проблема.

Я достаточно интеллектуальный и эрудирoванный человек, но разговариваю я тaк, словно у меня две судимoсти.

Любой актер вам скажет, что когда вы получаете шанс, да даже не шанс, а задачу сыграть противоположенные роли, или подойти с двух разных сторон, или сыграть на двух разных уровнях — это реально доставляет удовольствие. Плюс к этому, я всегда относился к роли Гаррисона Уэллса не как Гаррисон Уэллс, для меня более привлекательный был подход в качестве Обратного Флэша. Аналогичный подход и у самого Гаррисона к своей личности, отсюда и получается Обратный Флэш. В моей роли есть такие моменты, что если люди когда-нибудь будут их пересматривать (Боже, я не знаю, зачем они будут это делать!), они увидят, что Гаррисон Уэллс полностью спалился. Снимает очки и фактически говорит: «Вы только приглядитесь». Это совсем не случайность, что я протираю очки, а что-то вроде: «Ага, ага, продолжай рассказывать мне о том, кто убил твою мать. Ага». И в сериале что-то подобное.
Играть это — одно удовольствие. Вы играете не одного персонажа, а двух. И одного из них вы прячете до определенного момента. Насколько вообще реален Гаррисон Уэллс? Есть много секретов игры. И здорово, что всё это уже было придумано ребятами поумнее меня.

Моя татуировка прикрывает шрам. В детстве мне вырезали родимое пятно, а тридцать лет назад не умели делать аккуратные швы. И мне не понравилось, когда после очередного моего приезда на «Кинотавр» в прессе написали, что у Гришаевой шрам на спине, потому что она сделала липосакцию. Шов у меня, между прочим, под лопаткой! Вот я и решила прикрыть это место татушкой, красивой веточкой сакуры.

Я очень дорожу семейной жизнью, но это отнюдь не лишает меня права иной раз не явиться домой к обеду.

Морозильная камера моего холодильника представляет собой дивное зрелище. Там лежат:
— бутылка водки, принесенная гостями;
— полубутылки горилки, не допитой вчерашними гостями;
— пакеты с замороженным кормом для рыбок (они всегда там лежат).
Шерлок Холмс небось решил бы, что в доме проживает шибко пьющий Ихтиандр.

Я принимал всерьез вполне
Всё то, что в детстве окружало -
Друзей. улыбку на луне,
Обиды...
Да весь мир, пожалуй. Очарований череда
Не нарушалась дольше многих.
Конечно верил не всегда
И спотыкался на дороге. Но беды заносил в актив...
И размышлял и сомневался...
И вот, почти в конце пути
Иду всё тем же детским галсом.

Видели ли вы когда-нибудь, чтобы я изменила своим принципам? Я говорю о принципах и говорю так вполне сознательно, ибо они не отдаются, как у других женщин на волю случая, не приняты необдуманно и я не следую им только по привычке. Они — плод глубоких размышлений: я создала их и могу сказать — я собственное свое творение.

Сколь­ко бы я ни пи­ла, там, внут­ри, всег­да есть трез­вая я. Ко­торая всег­да чёт­ко ви­дит, в ка­ком я сос­то­янии. Сколь­ко бы я ни сме­ялась, сколь­ко бы ни ве­сели­лась, я всег­да под­созна­тель­но чувс­твую, что это не я.

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала — их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Я обманут моей унылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже. Умру с тобой...»
Эта песня последней встречи.
Я взглянула на темный дом.
Только в спальне горели свечи
Равнодушно-жёлтым огнём.

26 числа этого месяца мне исполняется 56 лет, а я все еще не стал взрослым.

Не судите меня очень строго,
Просто сердце устало молчать,
А в душе накопилось много -
Вот и хочется мне кричать Может глупо я все выражаю,
Может зря я пытаюсь сказать,
Я себя уж — с трудом понимаю,
То, что хочется мне написать Как желания и чувство застыло,
Как от боли — устала душа,
Словно разум во мне отключило
И безумие нашло на меня... И я буду безмолвно падать,
И я буду о чувствах писать,
И я буду в безумии счастлив -
Что могу я себя выражать...

— У меня была жизнь, которую я не смогла удержать. В какой — то момент я потеряла всё, тогда мне казалось, что это конец. Но вскоре я поняла, что конец — это когда у тебя нет смысла жить, когда нет желания просыпаться, а у меня были люди, ради которых я открывала глаза день изо дня, даже зная, что они делают то же самое, по другим причинам.

Я шатаюсь в толкучке столичной
над веселой апрельской водой,
возмутительно нелогичный,
непростительно молодой. Занимаю трамваи с бою,
увлеченно кому-то лгу,
и бегу я сам за собою,
и догнать себя не могу.

Грустно, что целый день я ждала что произойдет что-то удивительное, что-то прекрасное, чтобы я была благодарна за этот день, была бы его частью, смогла доказать, что каждый день в вашей жизни может произойти что-нибудь прекрасное, в жизни любого человека. Только так бывает не всегда, у меня сегодня за целый день ничего не произошло. Я хочу, чтобы люди знали, что я здесь, я не хочу исчезнуть. Я не хочу рассказывать, какой я хороший человек. Это не так, далеко не так. Я обычная девушка с обычной жизнью, слишком не интересно о ней рассказывать, но я хочу быть. И сегодня, несмотря на то, что ничего не произошло, мне кажется что что-то прекрасное всё-таки случилось.

Каждый серьезный естествоиспытатель должен быть каким-то образом человеком религиозным. Иначе он не способен себе представить, что те невероятно тонкие взаимозависимости, которые он наблюдает, выдуманы не им. В бесконечном универсуме обнаруживается деятельность бесконечно совершенного Разума. Обычное представление обо мне, как об атеисте — большое заблуждение. Если это представление почерпнуто из моих научных работ, могу сказать, что мои научные работы не поняты.

Своей судьбы актер и зритель,
я рад и смеху, и слезам,
а старость — краткий вытрезвитель
перед гастролью в новый зал.

Судьба давно нащупала мои болевые точки. В голове самопроизвольно включается счетчик нечаянных потерь, пепельница переполнена окурками, из недочитанных книг выпали закладки, и огонь в камине умирает от тщетности ожиданий. Одиночество – это факт, которому боишься смотреть в лицо...

Я — космонавт, учёный, доктор наук. Но это не противоречит моей вере в Бога. Я уверен: наука нейтральна по отношению к добру и злу. Ядерная энергия, лазерный луч, космическая техника — всё это можно использовать и в мирных целях, и в военных. Но если человек верит в Бога, если соблюдает заповедь «не убий», он уже не станет изобретать орудие убийства. Наука, развиваясь, должна познавать мир, а религия — воспитывать сердце человека так, чтобы научное развитие не превратилось для людей в смертельную угрозу. Я православный, но считаю, что любая традиционная религия лучше, чем безверие, которое сегодня вливается в душу молодежи. Ну, что это такое: «Бери от жизни всё»? Ведь если моя свобода и удовольствие превыше всего, значит, другие для меня — никто, и я могу ради своей свободы делать всё, что угодно. Но так нельзя жить — это тупик. Гомосексуалисты, например, требуют свободы регистрировать свои браки. Но ведь это же против Бога! Не зря Он сотворил Адама и Еву, а не двух Адамов!

Слышал я, что люди говорят:
«Кто правдив, тот должен быть крылат,
Смертным смертные на белом свете
Все простят, а правды не простят!» Люди говорили: «Правда жжет,
И того, кто никогда не лжет,
Пусть скакун, готовый в путь-дорогу,
У ворот в любое время ждет». Я людей пугливых не виню,
Говоривших мне сто раз на дню:
«Тот, кто в жизни лгать не научился,
Пусть живет, закованный в броню!» Что поделать, нету у меня
Ни брони, ни крыльев, ни коня.
У меня есть только слово правды —
Мой скакун, и крылья, и броня!

Если бы мне было дано вытесать себя по своему вкусу, то нет такой формы — как бы прекрасна она ни была, — в которую я желал бы втиснуться, с тем чтобы никогда уже с нею не расставаться.

Что было трудным для других, легко мне доставалось:
Прелестный лик, и стройный стан, и вина дорогие.
Я сердце превратил свое в сокровищницу песен,
Моя печать, мое тавро – мои стихи простые.
Я сердце превратил свое в ристалище веселья,
Не знал я, что такое грусть, томления пустые.
Я в мягкий шелк преображал горячими стихами
Окаменевшие сердца, холодные и злые.
Мой слух всегда был обращен к великим словотворцам,
Мой взор красавицы влекли, шалуньи озорные.
Забот не знал я о жене, о детях, о семействе.
Я вольно жил, я не слыхал про тяготы такие.
О, если б, Мадж, в числе повес меня б тогда ты видел,
А не теперь, когда я стар и дни пришли плохие.
О, если б видел, слышал ты, как соловьем звенел я
В то дни, когда мой конь топтал просторы луговые,
Тогда я был слугой царям и многим – близким другом,
Теперь я растерял друзей, вокруг – одни чужие.
Теперь стихи мои живут во всех чертогах царских,
В моих стихах цари живут, дела их боевые.
Заслушивался Хорасан твореньями поэта,
Их переписывал весь мир, чужие и родные.
Куда бы я ни приходил в жилища благородных,
Я всюду яства находил и кошели тугие.
Я не служил другим царям, я только от Саманов*,
Обрел величье, и добро, и радости мирские,
Мне сорок тысяч подарил властитель Хорасана,
Пять тысяч дал эмир Макан – даренья недурные.
У слуг царя по мелочам набрал я восемь тысяч,
Счастливый, песни я слагал правдивые, прямые.
Лишь должное воздал эмир мне щедростью подобной,
А слуги, следуя царю, раскрыли кладовые,
Но изменились времена, и сам я изменился,
Дай посох: с посохом, с сумой должны брести седые.

Забыть про все, что мне вчера мешало жить,
Построить новые мосты на месте сожженных,
Не стать потерянным среди живых и брошенным
Среди людей, кто еще может по-настоящему любить.
Я видел жизнь и жизнь похожую на смерть,
Но надо найти выход даже из самых лютых бед,
Поверь в себя — нет никого, кто сделает это за нас
И проигрыш вчера завтра поднимет тебя на Парнас!

Возможно, для вас лучшим будет Месси, другие могут думать, что таковым является Иньеста. Я уважаю выбор каждого, но для меня лучшим в мире являюсь я сам.

Я в юности тоже очень огорчался, что работа моя несовершенна. Сравнивал собственные первые шаги с последними шагами других и, естественно, страдал, наблюдая печальную разницу.

В моей истории только одно является простым: у меня ничего нет.