Цитаты на тему «чиновники»

Деньги и чиновники не должны встречаться.

У Вас такой тезис, это извечный русский, российский тезис: царь хороший, а бояре – воры и разбойники. Вы знаете, если чего?то не получается, то все виноваты. <...> По поводу чиновников вообще: Вы знаете, конечно, есть люди, которые не отдают себе отчёта в том, что они говорят. Оказались не на своём месте, просто неаккуратно высказываются. Такие тоже есть. Но это же мы все, это наша среда. Такой человек был вчера кем?то, сегодня стал чиновником, возьми и ляпни там что?нибудь. Ну он и не готов. Это значит, что он просто не готов для такой работы. <...> Поэтому это процесс взросления государственного аппарата, работы с ним. Мы сейчас стараемся это делать, видите, проводим различные конкурсы среди молодых. «Лидеры России» у нас проводится конкурс кадровый. Учим их потом в академии нашей. Из этой когорты уже там, по?моему, человек двенадцать или пятнадцать стали губернаторами, два министра федеральных, пять или шесть – заместители министров.

Чиновник богатому – друг, товарищ и блат.

Лев приказание однажды дал лисице,
Законы толковать великой мастерице,
Скорее написать о том,
Чтоб длиннохвостые из царства вышли вон.
Лисица принялася,
И ну писать!
И титул и число исправно написала;
А там и стала.
Верть так и сяк хвостом, не знает, что начать.
В законах-то она хоть толк довольно знала,
Да с ней случилася беда:
Когда бы не было у ней самой хвоста,
Тогда другое дело.
Однако ж хитростью она кой-как успела -
И снова за письмо на цыпочках присела,-
И тут уж ну валять...
В минуту кончила, кой-что переменила;
Не хвост в наказ, рога вклеила
И подвела такой закон,
Чтобы рогатых выгнать вон.
Лев на лисицу полагался.
Уж дело предо львом,
А секретарь в чести — так дело и с концом:
Махнул и подписался.
Лисица в стороне; а бедные козлы,
Быки, бараны и волы
Принуждены от леса отказаться.

Любые резкие повороты в жизни общества, будь то революции, контрреволюции, путчи, войны, смены вождей, обрубают одни служебные карьеры и выбрасывают фейерверк новых государственных и чиновных звезд. Безвестные до поры до времени полковники стремительно становятся генералами, скромные кандидаты наук, обреченные всем ходом предыдущей жизни и своим интеллектуальным ресурсом на кабинетное прозябание, вдруг вырываются на политическую авансцену, рядовые охранники, референты и помощники, вообще лица, приближенные к особе вождя, приобретают непомерное влияние в делах государства. Одновременно другие уходят в небытие, в крайних случаях — в тюрьму, а уж в самых крайних, которых немало повидала Россия, — прямо на тот свет с пулей в затылке или во лбу, по моде своего времени. Судьба играет человеком...

Жить в Петербурге и не служить — все равно что быть в воде и не плавать. Весь Петербург кажется огромным департаментом, и даже строения его глядят министрами, директорами, столоначальниками, с форменными стенами, с вицмундирными окнами. Кажется, что самые петербургские улицы разделяются, по табели о рангах, на благородные, высокоблагородные и превосходительные, — право, так. Когда я приехал, я был убежден, что, только я покажусь, все обратят на меня внимание и что в короткое время я сделаю блистательную карьеру... Служба, братец, — лестница. По этой лестнице ползают и шагают, карабкаются и прыгают люди зеленого цвета, то толкая друг друга, то срываясь от неосторожности, то зацепясь за фалды надежного эквилибриста; немногие идут твердо и без помощи. Немногие думают об общей пользе, но каждый думает о своей. Каждый помышляет, как бы схватить крестик, чтоб поважничать перед собратьями, да как бы набить карман потуже.

Мужик, не надо стыдиться таких вещей! Всякое в жизни бывает. Ну что же, ситуация понятная. Понимаем тебя, чувак. Куда деньги скидывать? Народ, нужно срочно собрать сумму в поддержку Васильева! У него не редкое заболевание, которым обычно страдают исключительно чиновники. Называется это заболевание — он охренел! Назначить лечение в виде работы сантехником или дворником за 10-15 тысяч рублей. Мы его спасём! Мы его вылечим! Ещё вопрос: крепостных не желаете? Господин Васильев и подобные вам, я не понимаю, вы эти деньги жрёте, что ли? В прямом смысле. Если да, то у меня хорошие новости для вас: на них можно купить еду, а на 270 тысяч рублей очень много еды. Странно, почему вам не стыдно за то, что многие у нас в стране получают зарплату ниже 15 тысяч рублей? А, простите, не подумал о том, что вам, видимо, пофиг.

Вот это я понимаю размазать дармоедов-чиновников по стене! Потолок ещё надо было проверить и вольтаж в розетках замерить двумя пальцами, а начальников, которые укладывают плохую дорогу, закатывать в асфальт. Я вам вот что скажу: эти чиновники ещё хорошо отделались. Вот если бы у них на головах были шапки с помпончиками, ой, даже боюсь представить! В общем, хорошо, что у них не было помпончиков. Чиновники берегут свои помпоны. Вот это я понимаю руководитель, настоящий боец! Уважаю его. Ездит, проверяет всё лично, в общем, поддерживаю. Пущай чиновники будут подопытными кроликами. Глядишь, начнут делать всё по уму!

Если государство постигают бедствия, в них виновны все служилые люди, которые своим дурным управлением страною не сумели предотвратить народных несчастий и, может быть, даже сами навлекли их. Такие чиновники не достойны жизни и не могут даже желать жить.

Среди них (чиновников) есть люди с добрым, сострадательным сердцем, и хотя на службе они не имеют права слушаться голоса сердца, но если застать их врасплох вне службы, в подходящую минуту, дело обернется по-другому.

— Государство вам ничего не должно! Выживайте, как можете! – разъясняют нам люди, находящиеся на полном гособеспечении.

Чиновники не хозяева, а слуги народа, поскольку они получают жалованье из кармана налогоплательщика.

И что более всего удивляло его, это было то, что все делалось не нечаянно, не по недоразумению, не один раз, а что все это делалось постоянно, в продолжение сотни лет, с той только разницей, что прежде это были с рваными носами и резаными ушами, потом клейменные, на прутах, а теперь в наручнях и движимые паром, а не на подводах.
Рассуждение о том, что то, что возмущало его, происходило, как ему говорили служащие, от несовершенства устройства мест заключения и ссылки и что это все можно поправить, устроив нового фасона тюрьмы, — не удовлетворяло Нехлюдова, потому что он чувствовал, что то, что возмущало его, происходило не от более или менее совершенного устройства мест заключения. Он читал про усовершенствованные тюрьмы с электрическими звонками, про казни электричеством, рекомендуемые Тардом, и усовершенствованные насилия еще более возмущали его.
Возмущало Нехлюдова, главное, то, что в судах и министерствах сидели люди, получающие большое, собираемое с народа жалованье за то, что они, справляясь в книжках, написанных такими же чиновниками, с теми же мотивами, подгоняли поступки людей, нарушающих написанные ими законы, под статьи и по этим статьям отправляли людей куда-то в такое место, где они уже не видали их и где люди эти в полной власти жестоких, огрубевших смотрителей, надзирателей, конвойных миллионами гибли духовно и телесно.

Все дело в том, — думал Нехлюдов, — что люди эти признают законом то, что не есть закон, и не признают законом то, что есть вечный, неизменный, неотложный закон, самим Богом написанный в сердцах людей. От этого-то мне и бывает так тяжело с этими людьми, — думал Нехлюдов. — Я просто боюсь их. И действительно, люди эти страшные. Страшнее разбойников. Разбойник все-таки может пожалеть — эти же не могут пожалеть: они застрахованы от жалости, как эти камни от растительности. Вот этим-то они ужасны. Говорят, ужасны Пугачевы, Разины. Эти в тысячу раз ужаснее, — продолжал он думать. — Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, простые добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, то есть, чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно. Вне этих условий нет возможности в наше время совершения таких ужасных дел, как те, которые я видел нынче.

Сделалось все это оттого, — думал Нехлюдов, — что все эти люди — губернаторы, смотрители, околоточные, городовые — считают, что есть на свете такие положения, в которых человеческое отношение с человеком не обязательно. Ведь все эти люди — и Масленников, и смотритель, и конвойный, — все они, если бы не были губернаторами, смотрителями, офицерами, двадцать раз подумали бы о том, можно ли отправлять людей в такую жару и такой кучей, двадцать раз дорогой остановились бы и, увидав, что человек слабеет, задыхается, вывели бы его из толпы, свели бы его в тень, дали бы воды, дали бы отдохнуть и, когда случилось несчастье, выказали бы сострадание. Они не сделали этого, даже мешали делать это другим только потому, что они видели перед собой не людей и свои обязанности перед ними, а службу и ее требования, которые они ставили выше требований человеческих отношений. В этом все, — думал Нехлюдов. — Если можно признать, что что бы то ни было важнее чувства человеколюбия, хоть на один час и хоть в каком-нибудь одном, исключительном случае, то нет преступления, которое нельзя бы было совершать над людьми, не считая себя виноватым.

Я не должен вам этого говорить, но честных чиновников нигде не бывает, и чем суровее режим, тем меньше сумма. Надо только знать, кому заносить.

Ладно, — ответил я с благодушием не государтвенного деятеля, а русского вельможи, что есть собственно, сейчас... как и раньше, одно и то же.

... частное хамство по отношению к дяде Сандро могло быть признаком универсального охамения должностного лица до степени недопустимой не только по абхазским обычаям, но даже и по общепринятой всесоюзной норме.

Не один я это заметил, и ведь недаром есть поговорка, что в России три главных промысла это тульское литьё, гусь-хрустальное дутьё и московское нытьё. И действительно, количество московского чиновничьего нытья — оно какое-то запредельное, даже по российским меркам.

Эта гидра, это чудовище — самоуправство административных властей, развращенность чиновничества и подкупность судов России. Россия стонет в тисках этой гидры поборов, насилия и грабежа, которая до сих пор издевается даже над высшей властью.

На самом деле я продвинутый юзер и активный фолловер. Если что, я могу и ретвитнуть, а кому-то в личку постучать. Несколько слов о Твиттере. Ну, посудите сами, что мне писать в Твиттере? «Увольняю губернатора — ловите фото»? К слову, некоторые чиновники так разъели свои аватарки, что ни в одну аватарку не влезают.

Я рассудительный? Да я бы мог без суеты
И вместе с многими причисленный к полку
И долю равную иметь.

Многие российские чиновники заслужили, чтобы память о них увековечили в портретах. Но – на листах в клеточку!

Но, право, может только хам
Над русской жизнью издеваться.
Она всегда — меж двух огней.
Не всякий может стать героем,
И люди лучшие — не скроем -
Бессильны часто перед ней,
Так неожиданно сурова
И вечных перемен полна;
Как вешняя река, она
Внезапно тронуться готова,
На льдины льдины громоздить
И на пути своем крушить
Виновных, как и невиновных,
И нечиновных, как чиновных...

Пусть это чинушное ворьё рвёт друг друга на части из-за откатов и возможности разворовать бюджет, здесь он бессилен. Так устроена страна, и другой Родины у него нет. В конце концов, эта высококабинетная мерзость в какой-то мере её часть. Со своими нуворишами мы когда-нибудь разберёмся сами, народ не слеп, и терпение его пусть и долго, но не вечно. А вот паразитов извне нужно и можно вычищать прямо сейчас. Давить всяких Меркуловых.

Мы не ставим нашей власти чёткой и ясной задачи. Наше здоровье — это уровень благосостояния людей! А кого это сегодня интересует? Кто из руководителей этим самым озадачен? Не для того, наши чиновники рвутся к власти, чтобы об этом думать, поэтому и занимаются своими квартирами, дачами и карманами, а мы молчим. Орать надо, братцы-кролики! Стучать, звонить и вдалбливать им в мозги главную задачу — уровень благосостояния!

До чего же талантливыми становятся наши чиновники, когда их сажают на нары! Чакры поэзии раскрываются!

Слово мудреца в народной памяти хранится – изображение вождя на стенах у чиновников пылится.

Чиновники терпеть не могут свободных людей.

Время такое... Подлое... Воровское... Воруют больше всего наверху. На глазах у всех. Безнаказанно!... Все это знают. Об этом в газетах пишут. Кто конкретно, и как украл. А этот вор улыбается нам с экрана и учит нас демократии... Получается, можно воровать... Вот и понеслось. Наперегонки. МММ, Гермесы, бизнесмены, бандиты, чиновники и разная мелкая шваль. Никак остановиться не можем...

Все их речи — речи мертвецов. И мертвецы эти питаются живыми. Им кажется, будто у них в тарелке стейк с икрой, а на самом деле они жрут людей.

Для чиновников идеальная картина – кладбище. Все на месте, и никто не двигается.

Весьма упитанный чиновник с трудом поднялся на трибуну. Раневская не удержалась от комментария:
– Откормили, однако, слугу народа…

Не существует такой мерзости, не существует такой глупости, которая не была бы поддержана и воспета Государственной думой. Она может дойти до любого предела и до оправдания практически любого беспредела.

Как математика объясняет факт того, что часы некоторых чиновников стоят пять-десять лет их работы остаётся загадкой. Кто сможет это объяснить, тот, скорее всего, получит Нобелевскую премию!

Страна в нищете, но год за годом
Из спецмашин под охраной ментов
Ведут своих жён слуги народа
К лоску витрин дорогих бутиков.
В то время, пока продажные суки
Пилят страну ради собственных благ,
Кипит наша кровь и сжимаются руки
До боли в кулак.

Отсутствие контроля за чиновниками порождает чудовищную коррупцию.

Политики, чиновники и бизнесмены практически ничего не делают... Куда там им думать об ответственности... Главное — хорошенько подзаработать. Я думаю, это неправильно.

... Береги добро от воров и чиновников, если хочешь, чтобы не украли.

Плохо, что все наши чиновники не знают главную, настоящую картину того, что происходит. Мэр, губернатор... Я не знаю, как они о городе думают? Они такие типа: «Так, ну с высоты вертолёта всё зашибись!»