Полина Дашкова – цитаты и высказывания

Любая преступная организация, секта или банда сильна до тех пор, пока имеет сильного лидера.

Когда нечего делать, поневоле приходится думать.

... С ним было легко молчать. Говорить легко не с каждым, но со многими. А молчать — почти ни с кем. Всегда хочется как-то заполнить паузу.

Большинство поступков совершаются от скуки.

Интуиция не бывает женской или мужской. Это тебе не общественный сортир.

Бога отменяют те, кто претендуют на Его место.

Настоящий ужас должен быть вкрадчивым, загадочным, он подкрадывается бесшумно, на цыпочках, заползает в души незаметно, туманит разум. Тайное злодеяние действует сильнее публичной казни.

Жизнь течет разумно, спокойно и правильно. Нельзя войти второй раз в ту же реку, в родную теплую реку, даже если на суше ты задыхаешься от одиночества, как полудохлая рыба.

Орден или общество никак не может являться тайным, если его название, ритуалы, цели известны всем желающим.

Проблемы с памятью начинаются именно тогда, когда человек хочет забыть что-то. Грань между здоровьем и безумием совсем зыбкая, она может исчезнуть, как линия горизонта в тумане, при стопроцентной влажности. Любая мелочь способна сломать человека, и до чего иногда бывает заманчиво сломаться...

Запредельный цинизм — род тяжёлого наркотика, один из многочисленных вариантов медленного самоубийства.

Лишь избранные, философы, учёные, художники, способны ценить покой, стремиться к нему. Суета, страх и бытовая неустроенность мешают собраться с мыслями. Но масса, толпа, у которой собственностых мыслей нет, долго в покое и сытости пребывать не может. Чем примитивней человек, тем больше ему требуется внешних раздражителей и потрясений.

Потому что, когда тебе дали возможность убежать от смерти, нельзя оглядываться назад и смотреть ей в глаза.

Женщине может быть сколько угодно лет. Главное, чтобы она не превратилась в тетку. А эта беда случается и в двадцать.

Большинство злодейств и безобразий происходит не только от зависти, но и от скуки.

Влюбленность — это поэзия, а быт — грязная неблагодарная проза.

Анализируя самые странные, бескорыстные на первый взгляд и вроде бы необъяснимые поступки совершенно разных людей, всегда рано или поздно приходишь к одной из этих отправных точек: корысть, инстинкт самосохранения, тщеславие. Ничего иного человеку не дано. Всегда утыкаешься носом в рыхлое дерьмо человеческих страстей и страстишек, подёрнутое тонким слоем так называемой морали.

Обязательно кого-то надо истреблять. Без этого человечество жиреет, тупеет. Не важно, кого именно. Главное — найти врага. Враг — это стимул. Без стимула нет развития. Если нет врага, люди начинают искать недостатки в самих себе. А это вредно для здоровья. От этого становишься рефлектирующим дерьмом. Что может быть хуже рефлектирующего дерьма? Нужна ясность. Вот враг. Он плохой. Он во всём виноват. Размажь его по стенке, и тебе сразу станет легче.

Вообще нормальные человеческие чувства — непозволительная роскошь для террориста. Хочешь быть бандитом — изволь жить по законам ненависти, не суйся на другую территорию. Там тебя не ждут. Ничего, кроме неприятностей, ты за свой красивый порыв не поимеешь.

Благодарность — сложное чувство. От нее смертельно устаешь.

– Разве вам неизвестно, что мы освободили людей от неравенства, от эксплуатации и власти денег?
– Возможно, вы мечтали освободить человека, но освободили зверя в человеке.

Сон — репетиция смерти. Бессоница — репетиция того, что происходит вслед за смертью. Во сне ты всё видишь, слышишь, чувствуешь запахи, отлично соображаешь, но не владеешь своим телом. Во время бессоницы ты не владеешь куда более важным орудием, тебе отказывает самооправдание. И каждый поступок, совершённый вчера или 20 лет назад, вспоминается во всём своём безобразии, и не понятно, что с этим делать, как быть с собою, со своею жизнью...

Большинство злодейств в истории совершили люди, лишенные воображения. Без него невозможно представить, что другому тоже больно.

– ... Оправдать можно что угодно.
– И осудить тоже что угодно. Никогда никого не суди, Андрюша. Если совсем уж невмоготу, начинай с самого себя.

Они родные братья с русским быдлом Джугашвили (о Гитлере). Тот — сын прачки, этот — поденщицы. И оба оказались кретинами, как все плебеи в этом мире. Были бы умней, могли бы договориться. Они так похожи! Адольф учился пению в хоровой школе бенедиктинского монастыря. Иосиф учился в православной школе и готовился быть попом. Адольф рисовал бездарные картинки и считал себя художником. Иосиф писал бездарные стихи и считал себя поэтом. Женщины, которые были рядом с ними, кончали с собой. Адольф поставил перед собой цель — уничтожить несколько миллионов евреев и славян. Иосиф уже приступил к этому благородному делу и здорово преуспел, надо отдать ему должное. Они так похожи, эти два главных идиота двадцатого века. Они не договорились и проиграли оба. Но на самом деле они победили, однако по своей плебейской тупости даже не успели понять этого

Михаил Владимирович особенно любил это время суток, сумерки, когда все затихает, природа молчит, словно задумалась глубоко или беззвучно молится перед сном.

— Когда верующий человек молится, атеист матерится.

– Я вообще не понимаю, как выдержала без тебя столько дней. Ты хотя бы скучал, ну немножко, капельку скучал по мне? – Маша выпалила всё это на одном дыхании, замолчала, зажала рот и пробормотала в варежку: – Зачем, зачем? Нельзя говорить такое вслух.
– Почему?
– Потому что, если я буду без конца повторять, как сильно тебя люблю, тебе надоест, ты решишь: это моё, оно никуда денется. Поставишь на полочку и отправишься в свободный полет, покорять новые вершины.

Подписывая договор с чёртом, глупо тешить себя надеждой, что перехитришь лукавого.

Поскреби любого, самого утилитарного прагматика, самого ярого материалиста, там к него в башке такая каша из мифологем, суеверий, мистики.