Халед Хоссейни – цитаты и высказывания

Пустынная колючка благоденствует, а весенний цветок скоро увядает. Такое изящество, такое достоинство и такая трагедия!

Услышать — не то что увидеть.

Запомни, Амирджан, одиночка никогда не устоит. Так уж устроен мир.

... у человека всегда есть что еще отнять.

Страх — дело обычное. Все боятся. Тут нечего стыдиться, мамаша.

— Ты же не будешь далеко.
— А если я тебе надоем?
— Нет!
— Ладно, хорошо.
— Ты будешь рядом.
— Да.
— Пока мы не станем старые.
— Очень старые.
— Насовсем.
— Да, насовсем.
— Обещаешь?
— Насовсем-пресовсем.

Ничего на свете не хотела я так сильно, как стать тем, кто утолит его печаль.

Сил не осталось, в душе пустота и безразличие, веры никому нет, как нет и возврата к прежней жизни.

Я постиг, что мир не видит тебя изнутри, его нисколько не волнуют твои надежды, мечты и скорби, что скрыты под кожей и костями. Вот так всё просто, абсурдно и жестоко. Об этом знали мои пациенты. Они видели: многое в том, что они есть, чем хотели бы, могли бы стать, зависит от симметрии их костяка, расстояния между глазами, длинны подбородка, контура носа, идеальности носолобного угла.
Красота — колоссальный, неоценимый дар, и он вручается случайно, бездумно.

Обыденная, бытовая причина резни делает ее кошмарнее, намного тоскливее. Приходит на ум слово бессмысленный, но Идрис отметает его. Люди всегда так говорят. Бессмысленный акт насилия. Бессмысленное убийство. Как будто можно совершить осмысленное убийство.

Ее красота — оружие. Заряженное ружье, а дуло упирается в голову ей самой.

Его меланхолия была как та тьма снаружи, что давила на окна машины.

Чтобы быть храбрым, нужно иметь что терять.

Увядание собственного тела всегда постепенно, почти столь же неуловимо, сколь и коварно.

Вот что гноит, портит мамину доброту, её акты спасения и храбрости. Тень задолженности. Требования и обязательства, которые она взваливает на спасённого. Свои благодеяния она использует как валюту: обменивает их на преданность и верность. Теперь-то я понимаю, почему Мадалини уехала много лет назад. Верёвка, что некогда вытянула её из омута, может стать петлёй на шее. Люди, включая меня в конце концов, неизбежно разочаровывают мам?. Не могут они вернуть того, что задолжали, так, как она хочет. Мамин утешительный приз — мрачное удовлетворение от собственной правоты, воля выносить приговоры со стратегически удачного шестка, поскольку это её люди подводят.
Меня это огорчает, ибо я вижу в том нужду самой мам?, её неуспокоенность, страх одиночества, ужас оказаться на мели, брошенной.

Я и сама-то едва могу себе в них признаться. А именно — как страшно мне оказаться свободной, невзирая на моё постоянное желание. Страшно, что же будет со мной дальше, что я буду делать с собой, когда бабы не станет. Всю свою жизнь я жила, как рыбка в аквариуме, в безопасности стеклянных стен, за барьером столь же непроницаемым, сколь прозрачным. Я вольна была глядеть на сверкающий мир по ту сторону стекла, представлять себя в нём, если хочется. Но всегда оставалась взаперти, окружённая жестокими неподатливыми границами существования, которое баба для меня создал, — сначала, пока я была юна, создавал сознательно, а теперь, когда он ото дня ко дню угасал, — невольно. Думаю, я выросла в привычке к этому стеклу и теперь в ужасе от того, что, когда оно разобьётся, когда я останусь одна, меня вынесет в открытое неизвестное и буду я беспомощно, потерянно трепыхаться, хватая ртом воздух.
Есть правда, которую я редко признаю: мне всегда нужна была ноша — баба у меня на спине.

Но нет ему никакого забвенья. Пари витала над ним невозбранно — на краю зрения Абдуллы, куда бы он ни шёл. Она была как пыль, что цеплялась к его рубашке. Она была в тишине, что постоянно возникала у них дома, что подымалась меж их слов, иногда холодная, пустая, а иногда набрякшая от всего несказанного, словно туча, полная дождя, что никак не прольётся. Бывало, ночами ему снилось, что он опять в пустыне, один, вокруг горы, а вдали мигает крошечный всплеск света — то есть, то нет, то есть, то нет, будто шлёт ему весточку.

Творческий процесс — неизбежно занятие воровское. Копните под любое прекрасное литературное произведение — и обнаружите все мыслимые бесчестья. Творчество — намеренное осквернение жизни других людей, превращение их в невольных и нечаянных участников. Вы воруете их желания, мечты, прикарманиваете их недостатки, их страдания. Берете то, что вам не принадлежит. И делаете это осознанно.

Веревка, что некогда вытянула из омута, может стать петлей на шее.

Ты бежишь за ветром, как бежишь за своей судьбой, пытаясь поймать ее. Но поймает она тебя.

Лучше смотреть правде в глаза, чем убаюкивать себя ложью.

Из грустных историй вырастают хорошие книги.

Не верьте расхожим присказкам, что, мол, «было и быльем поросло». Прошлое впивается в тебя словно когтями, не оторвешь.

В Афганистане много детей, но мало детства.

Обрести и вновь потерять всегда больнее, чем не иметь вовсе.

Всего-навсего улыбка. Она ничего не решает, ничего не исправляет. Такая мелочь. Вздрогнувший листок на ветке, с которого вспорхнула испуганная птица. Но для меня это знак. Для меня это первая растаявшая снежинка – предвестник весны.

Чему-то вас могу научить я. Что-то вы почерпнете из книг. Но есть и такое, что нужно увидеть своими глазами. И прочувствовать.

Наверное, это несправедливо, но в один день иногда столько всего случится, что вся твоя жизнь меняется...

Доверив свою тайну ветру, не вини деревья.

Существует только один грех. Воровство. Оно — основа всех прочих грехов. Убийца крадёт жизнь. Похищает у жены право на мужа, отбирает у детей отца. Лгун отнимает у других право на правду. Жулик забирает право на справедливость.

А ведь пройдет время, и ей надоест постоянно напрягать память. Все начнет потихоньку забываться, покрываться пылью, и скорбь утраты уже не будет такой острой. А потом настанет день, когда его образ затуманится и имя, случайно прозвучавшее на улице, больше не заставит ее вздрагивать. Она перестанет тосковать по нему, и ее неизменный спутник — страдание, подобное фантомной боли, оставит ее в покое.

Враг, которого невозможно победить, — это ты сам

Только горький опыт: любовь — опасное заблуждение, а ее сестра, надежда, — обманчивая химера.

Китайцы говорят, что лучше ничего не есть три дня, чем один день не пить чая.

Жизнь — это поезд, займи свое место.

Как только дашь людям то, чего они от тебя ждут, блаженство закончится. Тебе просто не позволят больше радоваться.

Дети – не книжки-раскраски. Их не выкрасишь в любимый цвет.

Из мальчика, который не может постоять за себя, вырастет мужчина, на которого нельзя будет положиться ни в чем.

Трусу легко оправдать себя.

Я скучаю по тебе, по твоему голосу, по твоему смеху. Мне очень хочется почитать тебе, отправиться с тобой на рыбалку. Помнишь, как мы ловили рыбу? Ты была хорошая дочь, и стоит мне о тебе подумать, как меня охватывает стыд и раскаяние. Как меня мучает совесть! Как я только посмел не выйти к тебе, когда ты добралась тогда до Герата, не пригласить тебя в дом, оставить на улице! Как только у меня рука поднялась держать тебя изгоем все эти годы, не принять в семью! И ради чего? Ради глупых предрассудков, именуемых приличиями? Они ничто перед тем, что стряслось со мной, что я повидал на этой треклятой войне. Но теперь уж слишком поздно. Вот оно, наказание за моё бессердечие, ибо возмездие неотвратимо. Повторю только: ты была хорошая дочь, я не заслужил тебя. Прости меня за всё. Прости. Прости. Прости.