Фрэнки-шоу – цитаты и высказывания

Почему всё так нестерпимо горит внутри?

И вот в небе уже летит стая птиц, как вы видите, и одна птица спрашивает другую:
— Почему мы все время следуем за этим глупым вожаком?
— Я не знаю, — отвечает другая. — Я слышала, что только у него есть карта.
Какая карта, черт возьми?! У кого есть карта?! Покажите мне это существо! И думать, что у кого-то есть карта, — это полный бред! На самом деле, карты нет ни у кого! Но кое-кто продолжает следовать за Римским Папой или за Федором Михайловичем Достоевским, например, и думать, что у этих людей есть какая-то карта!

В своей сегодняшней роли я прожил нестерпимо насыщенную, как вы уже поняли, жизнь, полную ошеломительных мистификаций и провокаций. И сколько безумных с точки зрения общественной морали не проецировалось бы сейчас на экран вашего интеллекта, сквозь всю эту невообразимость, как вы можете видеть, лукаво проглядывает моя полная иронии улыбка. Приглядитесь… и вы, несомненно, увидите её. Вон она, вон! Видите? Да, да, вот она! Эта самая гримаса сверхциничного, едкого и в высшей степени милосердного шута, сумевшего так гениально подшутить над всей этой человеческой комедией. Будьте осторожны с подобными зрелищами. Припавший к отверстию этого калейдоскопа уже никогда не оторвёт взгляд от творящего в нём коловращения. А пляска среди каменных мегаполисов под звуки трансовых ритмов снова приводит кого-то в состояние шоковой инсталляции, и отовсюду, сквозь морды зверей и бетонные джунгли, витиеватость канализационных труб и нефтяные кратеры уже взирает на вас мой лик, говорящий на разные рыки, писки, вои, стоны: «Всё свято, дорогие мои, всё!». Запах бойни и сонного пруда, сладость лжи и предательский ужас правды, солнечный свет и смрад разлагающихся на солнце мёртвых тел. И, сколько ни пачкайте, всё это всегда было, есть и будет чистым. Ведь сколько бы грязи ни проецировалось на экран божественного кинотеатра, экран всегда чист. Ловите фишку?
Большинство из вас, конечно же, знало всё это и без меня. Как и то, что рано или поздно всем нам предстоит уйти, всем без исключения. И за всю историю людей ни один из ушедших, как ни старался, не мог с собой ничего взять, понимаете? Абсолютно всё мы, люди, оставляем здесь. Вот он, этот грандиозный финал, что по задумке моего без сомнения гениального автора, словно лоскутное одеяло, скроен из сыгранных за всю историю этого проекта ролей. Закончить это шествие я должен был именно так, верно? И расчёт этот более чем точен. Ведь что может убить меня? Конечно же, тротиловый эквивалент собранных в одном времени и месте выродков и гениев сыгранного мной человечества. И вот они все уже здесь. Прямо сейчас они встанут, и на сцену полетит всё это безумное разноцветие красок жизни. И сквозь меня полетит всё это смертоносное электричество, что разорвёт сердце на маленькие брызги, пульки. И буквально через минуту это случится. Но сейчас, пожалуйста, дорогие мои, я прошу вас, дайте мне договорить, не моргайте! Ведь стоит вам прямо сейчас схлопнуть ресницы и, следуя драматургии, я взорвусь раньше времени, так и не сказав самого главного, понимаете?..
Дело в том, что я знаю, почему автор мой написал именно такой финал. Я знаю, что он мечтал об этом очень давно и болезнь моя была прописана чуть ли ни с самого начала. Старожилы помнят. Дело в том, что смерть эта как бы репетиция. И сначала я думал, что это репетиция только его, автора, смерти, я думал, что она нужна только ему, но теперь я уверен: она нужна не только ему. И как же это красиво было задумано, верно? Он придумал меня, сделал меня живым, чтобы влюбить в меня всех вас. Вы только задумайтесь: он влюбил вас в плод воображения, в фантом, в иллюзию. Ведь, положа руку на сердце, я ведь не существую… Это любой здравый человек вам скажет. И как это божественно прекрасно, что кто-то из вас плачет сейчас совсем не иллюзорными слезами… Это действительно так: моя смерть — это репетиция вашей собственной смерти, вашей, каждого в отдельности. И каждый из вас хотел бы умереть так же, как я сейчас, верно? Умереть смертью, которой просто нет и никогда не было, как нет ничего во Вселенной, чего следовало бы бояться, как нет границ греха и святости, красоты и уродства, как нет способности творить и быть творимым… И в этом безгранично открытом пространстве возможно всё! А теперь готовьте свои сердца-ловушки. Я очень надеюсь, что один из осколочков моего финального шоу-тайма, словно пулька, пронзит и ваше сердце и навеки застрянет в нём, проделав незабываемую ранку.

Понимание всегда ускользает от нас. До тех пор, пока мы к нему не готовы.

Однажды к одному человеку подошел другой человек и, указывая на третьего, сказал: «Ты не представляешь, какой он плохой. Он такой, такой и такой. Делает это, это и это тоже». Другой знал, что тот не сахар. И тем не менее поднял на него удивленный взгляд и ответил: «Это так странно, если бы ты только знал, как хорошо он только что о тебе говорил. Он сказал, что ты хорош в этом, в этом и в этом тоже. Что он так многому у тебя учится».

Каждый из нас, а не только Шекспир, Гёте, Дали, Гессе, Эйнштейн, Марк Шагал, Сумасшедший Фрэнки потенциально могут вобрать в себя весь мир, и единственное, что отличает нас от Будды или Леонардо — это только наш собственный страх.

И сидя сейчас в своём небесном кинотеатре, и глядя на кино так самозабвенно слетающего с катушек мира, в котором молодые, честно пытающиеся осмыслить всё происходящее люди, терзаемые подозрениями, что всё это жизненное коловращение изначально лишено смысла! Что там одна пошлость и бездарность, там непроглядная грязь и предательство, там обман и манипуляция, там плесень и скука, и всё нацелено только на то, чтобы нас максимально выгодно использовать, причём во все возможные места, уже знают, что любое утверждение в этом мире опрокидывает само себя! И что нет большего идиотизма, чем вставать под знамёна тех или иных политических или философских движений!

У моего отца всю его молодость была одна рубашка, вечером он её стирал, утром гладил и всегда был чист, опрятен и счастлив… Здесь у него сотни рубашек, он меняет их каждый день и всё равно чувствует себя каким-то грязным и далеко, очень далеко несчастным!

Зачем вы читаете всё, что должны прочитать? Зачем вы думаете обо всём, о чём должны подумать? Зачем покупаете всё, что преподносится вам как необходимое? Немедленно прекратите онанировать на вещи! Бросайте свою грёбаную работу! Развяжите где-нибудь драку! Набейте морду вот этому гаишнику! Докажите, что вы живые, трам-тарарам! Если вы не заявите права на свою человечность прямо сейчас, то превратитесь в цифры в статических отчётах! Ты — это не твой счёт в банке! Ты — не место, где работаешь! Ты – не марка машины, которую водишь! Ты — не содержимое бумажника! Ты — не цвет хаки, что на тебе надет!

... Каждый из вас, открывая сегодня эту книгу, оказывается в водовороте невероятной очарованности, невольно отождествляя себя с моей маленькой музой, и пробираясь вместе с ней по придуманной мной шахматной игре, где все фигуры соответствуют действующим персонажам, и где все по-прежнему, и так будет всегда, играют, в основном, нечестно, если знают, что об этом никто не узнает. А маленькая девочка, начиная игру на второй горизонтали как белая пешка, тем не менее каждый раз доходит до восьмой и становится королевой, трам-тарарам!

Нет ничего плохого, нет ничего хорошего отдельно друг от друга! «Хорошее» и «плохое» — концепции, созданные людьми. Нет ничего правильного и неправильного, это человеческие идеи. Реальность нейтральна! Она ни хороша, ни плоха, ни красива, ни безобразна, она просто есть!

Обычный насильник пытается честно изменить реальность, верно? Ненасильник же пытается изменить реальность ненасильственно! Но и тот, и другой пытаются изменить реальность, вот в чём фишка!

И, тем не менее, даже в идее ненасилия есть насилие. И это означает «насилие добром». И, возможно, вы никогда не слышали об этом, в этом случае аморальное непременно должно быть побеждено не насилием морали. Неправильное должно быть не насильно опрокинуто правильным, зло — добром. А что это как не насильное умножение насилия?

Предоставьте реальность себе самой! И всё будет как нельзя лучше! Если же вы вмешаетесь, естественное равновесие будет нарушено, и начнутся неминуемые расшатывание и гибель.

Если вы подойдёте ко мне и скажете, что «вон-вон-вон тот человек — вор, вы знаете об этом? А вон тот — сутенёр!» Я отвечу: «Ну и что? Кто-то — вор, кто-то — сутенёр, пусть так и будет. Они занимают своё необходимое место в общей картине целого». И если кто-то сходит с ума от жажды власти, денег или женщин, я говорю: «Ну и что! Так и должно быть, если целое желает, чтобы так было!»

Если вы с утра до вечера едите помои, то что удивляться тому запаху, каким затянуты ваши миры.

И, хотя у каждого из нас, как всегда, свои версии на этот счёт, все они — говно, если заставляют вас мириться с тем, что вы не достойны любви!

Всё, что можно основательно поколебать — необходимо поколебать, и если оно не устоит — так тому и быть.

Каждый из нас на сто процентов точно, как говорится, на нюх, знает разницу между обольщением и любовью. В первом случае необходима техника, мастерство, ну, вы понимаете. Во втором же они абсолютно бесполезны: ранимость, отсутствие контроля, острые переживания, боль от разлуки, жажда встречи, безумие ревности, тяжесть тревоги, волнение, волнение, волнение! <...> И потом взрыв первой близости, подобный рождению новой вселенной, обнажающий все смыслы до катарсической ясности!

Да, любовь – это болезнь, вы правы. И чаще всего она напоминает глупую гонку за своей собственной фантазией, и эта иллюзорная погоня полна мучительной похоти, драматизма, и в итоге оборачивается чередой жесточайших разочарований, в которых пламенная страсть оборачивается холодной ненавистью и изменами, я знаю это. Но я знаю так же солдат, которые без рук, без ног, с ползущими за ними кишками, зубами рвали врага, потому что их ждали дома любимые женщины. Я прошёл с ними через 17 больших сражений, и я знаю, чьи имена они выхаркивают, когда я без обезболивающего по живому шью им раны и когда их зубы крошатся от невыносимой боли, я знаю, какие слова выташниваются из них вместе с кровью, когда я без наркоза отпиливаю им загангрененные ноги и руки, я знаю, на кого они молятся и кого зовут, когда лежат, вывернутые наизнанку, на моём залитом кровью операционном столе. Они зовут своих женщин. И только потому и выживают, что эти женщины в их задымленном болевым шоком сознании приходят к ним, приходят и поют им песни о любви и кладут им руки на головы, и те выживают не потому, что я хороший врач, а потому, что им есть, за что держаться в этом аду.

Нет, несомненно, Бог — это любовь, и она не знает границ, верно? Но где гарантия, что мы и Он понимаем любовь одинаково? Вот в чем фишка. Да, несомненно, Бог абсолютно красив, но кто убедит меня в том, что его запредельная красота не воспримется нами как невыносимо тошнотворное уродство? И с чего мы взяли, что у нас достаточно хороший вкус, чтобы насладиться истинной красотой Бога?

Восемь лет страна неотвратимо шла ко дну, как её знаменитая подводная лодка. Нам проповедовали диктатуру закона, но убивали в тюрьме тех, кто добивался справедливости. Нам говорили, ВВП растет, но уничтожали бизнес. Нам обещали навести порядок, но погружали страну во мрак Средневековья. И теперь Он хочет вернуться? Чтобы угробить страну? Чтобы сказать, что она утонула? Хватит! Старое не может быть новым. Мы не хотим терпеть еще 12 лет. Мы хотим законного порядка и свободы. Так вышло, что спасти нас можешь только ты, законно избранный своим народом действующий Президент. Потому что только у тебя есть право отправить премьер-министра в отставку. Лишенный власти, этот человек потеряет все кнуты и пряники. Он не пройдет на выборах, а это совсем новая история. И более важного момента в нашей стране никогда не было.

Но когда мой сын спросит меня, что значит быть нормальным, мне кажется, у меня хватит мозгов сказать ему эту очень простую вещь, что ничто из сотворённого умом не имеет смысла, если сквозь это творение на тебя не смотрит лицо любящего тебя существа, понимаете?

Любая мысль, с которой вы отождествляете себя, ограничивает ваш потенциал.

Чем больше индивид фокусирует в себе интересы своего времени, тем больше он для этого времени и общества опасен.

Нет ничего во вселенной, что могло бы оказать вам сопротивление. Всегда и во всем будь, кто ты есть, и делай, что хочешь, нет никакой истины. Она не открывается, она творится прямо здесь и сейчас, и все, что пытается противодействовать этому закону, превращается в камень.

— Верьте в свои силы, — твержу я своим ученикам на уроках, — ибо без силы человек не способен мечтать, а не мечтая он не способен верить в исполнение своих надежд. И только то, что воображается, готово к исполнению. Устраивайте свой внутренний мир как вселенную. Верьте в учителя своего, если он трудолюбив и ясен, ибо только он покажет вам истинный путь. Верьте в учеников своих, ибо только в них вы воплотитесь в своей новой жизни и только им дано спасти из реки забвения ваши ноты, ваши труды.

Предательство же – это как бы преданность, данная поносить на время.

... В современном мире ответственность за информацию несёт не тот, кто её поставляет, а тот, кто её потребляет.

И когда вас посещает мысль типа «я никогда не смогу этого сделать», спросите себя: «А кому пришла в голову эта мысль?». И вы, конечно же, уже готовы ответить: «Как кому? Мне», — но кто такой «вы»? Если вы возьмете за точку отсчета хотя бы свое тело, то обнаружите, что оно — не что иное, как собрание клеток, клетки — собрание молекул, молекулы — собрание элементарных частиц, а элементарные частицы, сталкиваясь друг с другом, аннигилируют в пустоту, как будто бы их и не было никогда. И ответьте мне, где хранится ваша пресловутая материальность? Ваша личность. Ваше «я».

Именно в конфликте с совестью вырабатывается моральная стойкость.

У нас есть деньги, только чьи это деньги? Подумай, твои? Ты можешь их потратить? Вывести? Легализовать? Детям передать? Не обманывай себя, не будь народом. Ты в капкане, и он разожмёт свою пасть только тогда, когда ты сдохнешь!

Не надо мешать нам жить, мы уж сами здесь как-нибудь. Как некий Херувим, ты несколько занёс нам песен райских, чтоб, возмутив бескрылое желанье в нас, чадах праха, после улететь. Так улетай же. Чем скорее, тем лучше.

— Вот видите! — победоносно восклицает Лист, — Ференц Лист всё же может быть вами, когда захочет, но можете ли вы быть Ференцем Листом?
— Нет, — отвечаю я, подумав, — я могу быть только собой.

И, судя по всему, призыв встать и выпрямиться, как бы жизнь ни придавливала наши головы к земле и, как говорится, ни заколачивала по шляпку в пол, всегда будет самым мощным и самым востребованным. И, как говорится, радости и разного рода успехи прекрасны, но умение подняться из говна и, более того, собрать по кусочкам вдребезги разбитое сердце, сохранив веру, что не все мужчины — «сво...», и не все женщины — «бля...»! И каждый из нас, несомненно, во веки веков, может всё начать сначала, всегда может выпрямиться, как бы жизнь ни ставила нас на четвереньки, как говорится. И нам действительно дана удивительная машина — наш грандиозный мозг, тело, мышцы, так жаждущее любви сердце. Нам дано столько, что дух захватывает! Абсолютно всё, чтобы навести порядок в своём доме, выбросить ненужный хлам, трам-тарарам! Всё вымыть, украсить, переизобрести, наполнить ответственностью и заботой, пригласить в этот мир его или её — тех самых, единственных! И творить вместе с ними своё будущее!

И чем больше мозаичных рвенных, клиповых гвоздей заколачивается в голову народа, с помощью последовательной политики современного телевидения — тем слабее внутренние духовные связи, тем невратичнее мышление, тем меньше роль играет здравый смысл, тем восприимчивее сознание масс, к так называемой манипуляции.

Слишком ленив, либо слишком снисходителен; слишком строптив и беспокоен, либо слишком застенчив и тих; слишком восторжен и агрессивен, либо слишком влюблён.

Объединить разрозненные народы можно только единоверием.

Надеюсь, вы слышали о таком городе, как Авксом? Авксом! Это город вверх-дном, город задом-наперед! Ну неужели не слышали? Люди в этом городе всегда спешат так, что кажется, совсем не осталось вещей, с которыми нельзя спешить! С которыми нужно быть терпеливыми и ответственными! Ведь истина — не быстрорастворимый кофе, понимаете? Она не расфасована по пакетикам! Она не товар, который нам правильно или неправильно разрекламировали! Ее невозможно купить, украсть, отнять, обменять по бартеру! И, конечно же, при всем научно-техническом прогрессе, сегодня в мире несомненно есть вещи, которые невозможно перевести в категорию фастфуда, верно? Невозможно родить ребенка за 20 минут! Снять хорошее кино за месяц, создать нетленное произведение искусства за два! Потому что всё это — выкидыши! Явления, которым просто не дали время на созревание, но уже дали имя, уже назвали! И это так ужасно, верно? <...> И такое ощущение, что сама скорость в мире этих существ возведена в ранг высшей ценности, и неважно, куда и зачем эти персонажи бегут, главное, чтобы они бежали максимально быстро! И неважно, что они думают, делают, что и куда имплантируют, рожают или создают новые книги, спектакли, фильмы, балеты! Важно, чтобы они это делали в суперскоростном режиме!
И вот один продюсер-выкидыш уже читает рукопись, представленную молодым автором, и нервно декламирует:
— Ааааа! Это слишком длинно! Дайте мне синопсис!
На следующий день писатель возвращается с тонким конспектом на пять страниц.
— Нееет, это все равно очень длинно! Я занятой человек! Дайте мне резюме!
Через час писатель возвращается с листком бумаги, на котором написано: «Герой — лейтенант. Героиня — замужем за полковником. Сумасшедшая любовь. Кончают с собой».
— Ну и что здесь интересного?! — говорит продюсер.
— Согласен, — говорит писатель. — В этом нет ничего интересного. Это «Анна Каренина» слово в слово!

И вот он, вот, дорогие мои, этот замечательный мир... Совершенно не отличить, реальный он или выдуманный. В котором, как известно, нет плохих и хороших людей, но есть только обстоятельства, что делают нас такими. И действительно, повернись они чуть иначе, и последний забулдыга превращается в благородного героя, который вытаскивает из горящего автобуса десятки раненных. А вон, смотрите, вон! Дрянная проститутка уже закрывает от пуль своим грязным телом совершенно чужого мужика! Или вон! Уважаемый полковник бросает на дороге жену и детей и бежит от банды случайных насильников, а совершенно случайный прохожий вмешивается и получает десять ножевых ранений! Дурак! Что он гекубе, что ему гекуба! Нет, конечно же, нет плохих и хороших, смелых и трусливых, умных и глупых, но есть обстоятельства, что делают нас такими! И, если вы откроете хотя бы одну из моих книг, дорогие мои, то хлебнёте этой живописи, этого ада со всеми его кругами — от скотобойни до золочённых гостиных — как говорится, по полной программе насладитесь этой восхитительной порочностью до предельного пресыщения... А о чём, как вы думаете, должен писать современный писатель, глядя на то, как на его глазах под разными лозунгами и предлогами Франция, словно неверная жена, четырежды меняет свой строй...