Аркадий Вайнер – цитаты и высказывания

Ты как черный хлеб — сильный и честный.

У нас не боится только тот, кто не понимает, что ему грозит.

Я испугался – как всякий наш человек, узнавший, что о нем СПРАШИВАЮТ.

— Не заводись. Противника надо уважать. Или хотя бы принимать в расчет, если это такая сволочь, как наши клиенты,  — улыбнулся Сергей.
— Давай, давай. Будем уважать. Только зачем?
— А затем, что среди жуликов дураков уж никак не больше, чем среди порядочных людей.

Они не виноваты. Это уже генетическая идея поведения. Миллионам людей целые десятилетия кричали: «шаг в сторону считается за побег – конвой стреляет без предупреждения!» Никто больше и не делает шага в сторону. Никто и не думает на шаг в сторону. Это система мышления, это линия подчинения.

Если есть на земле дьявол, то это не козлоногий рогач, а трехголовый дракон, и башки эти его — трусость, жадность и предательство. Если одна прикусит человека, то уж остальные его доедят дотла.

Когда человек перестает бояться смерти, врачи ему не помощники…

Самое глупое, до чего может додуматься человек, – это решить начать новую жизнь.

Человек, довольный собой к старости, ни о чем не жалеющий и не мечтающий все изменить – просто кретин…

Вы считаете, что антипод любви – ненависть. Но, поверьте, это вовсе не так! Настоящий антипод любви – равнодушие...

Когда ехали по улице Горького, Крот рассеянно посмотрел на оживленную гуляющую толпу и мрачно подумал: «Я как с другой планеты…» <...> Расплачиваясь с таксистом, неожиданно для самого себя спросил:
— Слушай, отец, может, мне на другой планете было бы лучше?
Шофер мельком взглянул на него и сказал:
— Наверняка не скажу, но, вероятно, вряд ли. Неуживчивым нигде медом не намазано...

Обычно люди, когда берут собаку, не задумываются над тем, что почти наверняка переживут её, а собака не стул, не костюм. Вместе с ней потеряешь часть себя…

Коты от удовольствия крутят хвостами. Это, правда, не значит, что, если им крутить хвосты, они получат удовольствие.

... Не бывает плохой погоды, бывает плохое настроение.

В нашей жизни очень важно правильно оценивать людей. Особенно если они твои друзья…

Вот тебе еще два правила Глеба Жеглова, запомни их — никогда не будешь сам себе дураком казаться!... Первое: даже «здравствуй» можно сказать так, чтобы смертельно оскорбить человека. И второе: даже «сволочь» можно сказать так, что человек растает от удовольствия.

Печальная штука – старые фотографии. Хуже бывают только вечера встреч бывших одноклассников, сокурсников. Горделивый осмотр потерь.

У всех людей свои сказки…

Самая дорогая вещь на свете — это глупость. Потому как за нее всего дороже приходится платить.

Чтобы разбогатеть, надо всегда помнить о трёх вещах. Первое — бережливость. Второе — бережливость к сбережённому. Третье — бережливость к бережливо сбережённому. Вот и всё.

... Ты любишь вовсе не меня, а совсем другого человека и страдаешь оттого, что я никак не становлюсь на него похожим.

Великое дело выпивка! На кой хрен строить душегубки и газовые камеры, возиться с крематориями – мы себя сами, за свои деньги, без толкотни и возмущения мировых гуманистов – и отравим, и сожжем, и уничтожим! Гениальная выдумка – заменить экзотермическое сожжение на эндотермическое. Пусть помедленней маленько, зато дешевле и при полном согласии и удовольствии сторон. Мы ежегодно забрасываем в себя пламя, по сравнению с которым Освенцим – карманная зажигалка.

... Человеческая зависть – это в первую очередь желание поменяться местами в жизни…

... Она (жизнь — К.) не знает черновиков — каждый день окончателен и бесповоротен, как сданный или проваленный экзамен...

Господи, какая радость — жить накануне счастья…

Червь не дурак, он в кислое яблоко не полезет…

... Когда меня, как котенка, тычут носом, я не обижаюсь, а учусь. Во всяком случае, стараюсь не обижаться. По-моему, это единственно приемлемая программа для умного человека...

Я помню, когда показывали «Остров сокровищ» и Билли Бонс говорил, что он человек простой и ему нужна только грудинка, яйца и ром, мы — голодные дети войны — поднимали оглушительный хохот, полагая, что это такая нахальная шутка.

Ушли родители, поумирали друзья, женятся и уезжают дети, выходят в люди и покидают ученики, околел пес, в саду пришлось выкопать засохшие яблони, которые я посадил тоненькими саженцами. Семьдесят лет на одном месте — как это ужасно долго! И как прошло все это быстро — один миг!

Говорили о том, что осень теплая, а грибов все равно мало, а плодожорку на даче лучше всего уничтожать трифинилфосфатом, скоро уже зима — это солнышко, конечно, никого уже не обманет, хорошо бы внучку отдать в секцию фигурного катания, но некому водить ее на стадион, а пускать одну по городу боязно, движение на улицах стало совершенно сумасшедшее, а что будет еще, когда на всю мощность пустят автозавод в Тольятти, — подумать страшно… Потом поговорили о том, выведут американцы войска из Вьетнама или переговоры в Париже — это просто так, их обычные штучки.

Конечно, среди милиционеров тоже встречаются нечестные люди, а порой просто преступники, но это такой экстраординарный факт, что принимать его в свои расчеты, и без того достаточно сложные, я не пожелал.

Был такой китайский мудрец, Конфуций его звали, вот он сказал однажды: «Очень трудно поймать в тёмной комнате кошку. Особенно если её там нет…»

Несчастные беззаветные хранительницы рубежей, на которые никто не посягает!

— Ты убил его, — упрямо повторил я.
— Да, убил и не жалею об этом. Он бандит, — убежденно сказал Жеглов.
Я посмотрел в его глаза и испугался – в них была озорная радость.

Удивительный парадокс поддавков – побеждаешь только сдавая свои шашки.

Спецнаряд. Спецмашины. Спецпитание. Спецлечение. Спецобслуживание. Спецпереселения. Спецслова. Спецмышление. Спецсотрудники. Спецлюди. Спецстрана имени Сталина.

Дым печей Заксенхаузена и Освенцима оседает на льдах Магадана и Колымы.

Нет ничего слаще этой первой утренней затяжки, когда горячий сухой дым ползет в легкие, заливая голову мягкой одурью, и тело наполняется радостным ощущением бездельного блаженства, когда точно знаешь, что у тебя есть несколько свободных от беготни, суеты и забот минут, отданных всецело пустому глядению в потолок и удовольствию от горьковато-нежного табачного вкуса.

Из всех командиров, которых мне довелось увидеть на фронте, настоящими были только те, кто ощущал свою власть как бремя ответственности, а не как право распоряжаться…

Я сидел, отвернувшись к окну, и, может, впервые в жизни думал о том, что власть над людьми — очень сильная и острая штука, и может быть, именно тогда поклялся на всю жизнь помнить, какую цену ты или другие люди должны заплатить за сладкие мгновенья обладания ею...