Цитаты на тему «живопись, картины»

Интуитивная форма должна выйти из ничего. Так же, как и Разум, творящий вещи для обихода жизни, выводит из ничего и совершенствует. Интуитивное же творчество не имеет утилитарного назначения. До сих пор в искусстве мы не имеем этого выявления Интуиции.

Живописцы должны бросить сюжет и вещи, если хотят быть чистыми живописцами.

Всякая живописная плоскость живее всякого лица, где торчат пара глаз и улыбка.

Было бы хорошо повсюду на Земле обустроить места вроде маленьких капелл, где путешественник смог бы проводить время в одиночестве, медитируя в небольшой комнате с повешенной картиной.

Творенье может пережить творца:
Творец уйдет, природой побежденный,
Однако образ, им запечатленный,
Веками будет согревать сердца.

Художник принадлежит своему времени, он живет его нравами и привычками, разделяет его взгляды и представления.

На белом холсте обыденности мы рисуем мечту кистями поступков, окуная их в глубины разума. Лишь используя ту палитру, что подсказала нам сама природа, мы нарисуем прекрасную картину своей жизни! Красный – Кротость
Оранжевый – Осознание
Желтый – Жизнерадостность
Зеленый – Заботливость
Голубой – Гармоничность
Синий – Сострадание
Фиолетовый – Фееричность

— Внешне вы очень красивы, но в душе вы так и остались простой крестьянкой.
— Ах так, зачем же вы меня тогда позвали?
— Я не собираюсь рисовать вашу душу, меня интерисует только ваше тело и оно меня вполне удовлетворяет.
— А мне кажется, что если в этом портрете не будет моей души, то с таким успехом вы могли нацепить этот костюм на корзину с фруктами или на кусок мяса!

К черту правила... рисуй то, что тебе нравится.

Если картина в самом деле хорошая, она не нуждается в роскошной раме.

Сочетания цветов воздействуют на зрителя, и он находит свой собственный смысл... исходя из личного опыта... Каждый видит в этой картине что-то свое, уникальное и неповторимое.

Все картины в искусстве идут сзади творческих форм утилитарного порядка.

Правдоподобие масляной живописи заставляет зрителя поверить в то, что он находится очень близко к изображенным на переднем плане картины предметам (буквально может дотронуться до них). Если же там изображен человек, то такая близость подразумевает определенную степень интимности. Однако официальный портрет призван, напротив, подчеркивать наличие дистанции. Именно поэтому (а не по причине недостатка мастерства у художника) человек на среднестатистическом портрете, написанном в рамках традиции, выглядел таким скованным и неподвижным. Эта искусственность коренится в самих требованиях к изображению: объект должен быть одновременно увиден и вблизи, и издалека. Можно провести аналогию с образцами, рассматриваемыми под микроскопом. Вот они перед нами, мы можем изучать их, но нельзя представить, чтобы они аналогичным образом рассматривали нас.

Глядя на «Мадонну в скалах», посетитель Национальной галереи (благодаря всему тому, что он слышал и читал об этой картине) будет чувствовать примерно следующее: «Я стою перед ней. Я вижу ее. Эта картина Леонардо не похожа ни на одну другую картину в мире. В Национальной галерее хранится ее подлинник. Если я буду достаточно старательно смотреть на нее, то смогу почувствовать ее подлинность. «Мадонна в скалах» Леонардо да Винчи: она подлинна, а потому прекрасна!» Отвергнуть такого рода чувства как наивные будет неверно. Они вполне соответствуют многосложному взгляду специалистов по искусству, для которых написан каталог Национальной галереи. Статья о «Мадонне в скалах» одна из самых длинных в нем. Это четырнадцать страниц мелким шрифтом. И ни слова о смысле этой картины. Там рассказывается о том, кто заказал эту картину, о юридических спорах, о том, кому она принадлежала, о вероятных датах ее создания, о семьях ее владельцев. За этой информацией стоят годы разысканий, цель которых – рассеять малейшие сомнения в том, что эта картина действительно написана Леонардо. Вторая же цель – доказать, что практически идентичная картина, хранящаяся в Лувре, – это копия той, что висит в Национальной галерее. Французские историки искусства пытаются доказать противоположное.

Чтоб понять мои картины необязательно на них смотреть, перцовый баллончик передаст тебе всю их глубину.

Любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему, «русскому» — это было всегда единственным «сюжетом» моих картин.

Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я хотел, — любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему «русскому» — это было всегда единственным «сюжетом» моих картин.

Удовольствие, ощущаемое нами при виде художественного портрета, есть иное чувство, чем созерцание оригинала в зеркале. Напротив, оригинал часто бывает нам неприятен, а воспроизведение нас привлекает. Причина тому, что живопись (когда она достойна этого имени) отбрасывает всё, что в оригинале случайно, незнаменательно, индифферентно, и сохраняет только его сущность.

Меня совершенно не трогает, что пишут критики. Я-то знаю, что в глубине души они любят мои работы, но признаться боятся.

Если бы правда была одна, ты бы не смог нарисовать сотню полотен на одну и ту же тему.

Пикассо — знатный мастер деформативного искусства перевоплощения.

Внешность в картине не имеет сама по себе никакой цены и должна всецело зависеть от идеи.

Человечество всегда дорожило теми художественными произведениями, где с возможной полнотой выражена драма человеческого сердца или просто внутренний характер человека. Часто изображения одного только характера бывает достаточно, чтобы имя художника осталось в истории искусства.

Художник, которого я люблю,
Рисует стихами и музыкой.
Но это неправда.
На самом деле
Художник рисует чувствами.

— Рисуйте, красьте, делайте, что хотите.
— Но что нам рисовать, сэр? На столе ничего нет.
— На этом столе? Этот стол слишком тесен, мой друг. Слишком тесен для вашего прекрасного воображения! Загляните в свои мысли, найдите прекрасную картину, достаньте оттуда образ. И выплесните его на бумагу!

Художник — он как глазное яблоко лишенное века: обнажённый слово нерв, с которого сорвали всё до единой покровы, но видящий всё, запоминающий всё.

Я ничего не имею против беспредметной живописи, лишь бы был виден субъект художника.

Они думали, что я — сюрреалист, но это было не так. Я никогда не рисовала сны. Я рисовала собственную действительность.

Словно какого-нибудь Гогена вначале вывезли на Таити и заставили рисовать пастелью, а потом вручили яркие акриловые краски — и, пользуясь растерянностью, убедили изобразить пейзаж средней полосы, но в кислотных тонах.

— Господа, вы же серость! Вы же серость, господа! Я же хотел красиво. Я же как Пабло. Ренуар!
— Пабло и есть!

— Я нарисовал вам картину.
— О, как мило! Я повешу её прямо у себя... на чердаке.

Рисовать — это излагать свои чувства красками.

— Сколько?
— Что, сколько?
— Вот за это, сколько?
— А! Это... Нет, это не продаётся.
— Ой, дорогой мой... Всё продаётся!
— Так говорят старьёвщики.

Скульптуру начинают не для того, чтобы преуспеть. Художник не может иначе, потребность ваять сидит в тебе, какой-то демон преследует и изводит тебя до тех пор, пока ты его не удовлетворишь. Произведение вынашиваешь в себе, пока от него не освободишься. На некоторое время успокаиваешься, потом все начинается сначала.

– Что думаешь о моей картине?
– Молодец, пять... пять лет твоей учебы оплачены зря.

Кто вам сказал, что рисуют красками? Кто-то, может и красками, а другой — чувствами.

— Может, съездим в Венецию?
— Нет, там живопись развита слабо. Туда надо ехать либо когда ты слишком молод, либо когда ты слишком стар.

Пол. Прогнившие Доски. Меня тошнит недавним ужином, и внезапно я понимаю, что именно так изобрели импрессионизм. Когда играешь в гения, главное — заиграться. Играть и не верить никому.

Можно глядеть на картину неделю и потом ни разу о ней не вспомнить. Можно глядеть на картину всего секунду и помнить о ней всю жизнь.

... но, если говорить с глазу на глаз, Художниками рождаются. Это дело в твоем мышлении; в том, как ты разглядел в стволе яблони — горгулий… как разложил ничем не приметную историю зажравшимся донаторам; смена взглядов, отрицание, ведущее к вере, — от мозга до тазобедренных костей. Это когда твои постоянные сопоставления врастают в нервный тик. И если тебе нужно лето, чтобы бежать по полю реактивным самолетом, а зимний вечер — для дневника и сигареты, мысли вслух — уже не идиотизм, а любовь — культовый брелок на твоих ключах, то ты Художник. И единственное, что тебе осталось, — научиться рисовать. Хотя это все можно опровергнуть или вовсе не читать.