Цитаты на тему «закон»

Суровость закона говорит о его человеколюбии.

Буквы закона складывались в нехорошие слова.

Законы устанавливают слабосильные, а их большинство. Ради себя и собственной выгоды устанавливают они законы.

Государства существуют лишь до тех пор, пока имеется господствующая воля, и эта господствующая воля считается равнозначащей собственной воле. Воля властителя – закон. Что помогут тебе твои законы, если им никто не следует, что значат твои приказания, когда никто не позволяет приказывать себе? Государство не может отказаться от притязания на то, чтобы определять волю единичного лица и рассчитывать на свое воздействие на нее. Для него безусловно необходимо, чтобы никто не имел собственной воли; если кто-либо обнаружил таковую, то государство должно было бы его исключить (запереть, изгнать и т. д.); если бы все имели свою отдельную волю, то они уничтожили бы этим государство, ибо оно должно хотеть быть господином всех, кого оно в себе заключает, и эту волю называют «государственной волей». Кто для того, чтобы существовать, должен рассчитывать на безволие других, тот – игрушка в руках этих других, как господин – игрушка в руках своего слуги. Если прекратится покорность, то неминуемо уничтожится и господство.

Лев приказание однажды дал лисице,
Законы толковать великой мастерице,
Скорее написать о том,
Чтоб длиннохвостые из царства вышли вон.
Лисица принялася,
И ну писать!
И титул и число исправно написала;
А там и стала.
Верть так и сяк хвостом, не знает, что начать.
В законах-то она хоть толк довольно знала,
Да с ней случилася беда:
Когда бы не было у ней самой хвоста,
Тогда другое дело.
Однако ж хитростью она кой-как успела -
И снова за письмо на цыпочках присела,-
И тут уж ну валять...
В минуту кончила, кой-что переменила;
Не хвост в наказ, рога вклеила
И подвела такой закон,
Чтобы рогатых выгнать вон.
Лев на лисицу полагался.
Уж дело предо львом,
А секретарь в чести — так дело и с концом:
Махнул и подписался.
Лисица в стороне; а бедные козлы,
Быки, бараны и волы
Принуждены от леса отказаться.

Многочисленность законов свидетельствует не в пользу нравов, а многочисленность процессов не в пользу законов.

Истреблен будет народ Мой за недостаток ведения: так как ты отверг ведение, то и Я отвергну тебя от священнодействия предо Мною; и как ты забыл закон Бога твоего то и Я забуду детей твоих.

Обжегшись на законе, дуют на судью.

Да уж, верно говорят, что дуракам закон не писан, а если писан — то не читан, а если читан — то не понят, а если понят — то не так.

Пошел в библиотеку. Взял наугад статью Гражданского кодекса РФ. Я ее аккуратно переписал на листок бумаги. Получилось восемь с половиной строк на стандартном листке. И я положил этот листок слева от себя. Потом я попросил девочек распечатать мне все дополнения и разъяснения к этой статье. А также все ведомственные и подведомственные акты касаемо этой статьи. И все это я положил справа. Через три часа все, что было справа, рухнуло и к чертям собачьим завалило одинокий мой листочек, на котором восемью строчками был изложен Его Величество Закон!

Но ведь нельзя же из закона делать
Нам пугало воронье, что стоит
Не двигаясь, пока, привыкнув, птицы
Не обратят его в нашест.

Какая польза в напрасных законах там, где нет нравов?

Принципы правового государства в юриспруденции — это совсем не то, что аксиомы в геометрии, первые в пренебрежении у судей на всех уровнях судебной системы.

... ее буквы, сияющие в лучах солнца, призваны символизировать неустанную бдительность лондонских стражей порядка, а отражение человека в них — напоминать, что ему не укрыться от их недремлющего ока.

Законы? Кто говорит о законах? А знаете ли вы, что такое закон?... Паутина! В её тенетах запутывается мошка, а осы разрывают их.

Что толку от законов там, где нет никаких инструментов для их работы? Попытайтесь написать компьютерную программу для садовой лейки.

Но правосудие, как Смерть,
Идет своим путем,
Для всех времен людской закон
С пощадой незнаком:
Всех — слабых, сильных — топчет он
Тяжелым сапогом.

Если бы каждый имел свободу толковать публичное право по своему усмотрению, ни одно государство не могло бы существовать.

Закон Природы — есть святейший,
Который все должны хранить,
А разум истинный, чистейший
Щитом Закона должен быть.

Совесть – это принятый сердцем нравственный закон.

Основная функция законов состоит не только в том, что они налагают кары на преступления, но также и в том, что они убеждают, что не следует вообще грешить.

— Вы их арестуете?
— Арестовать их? С какой стати? Я их даже не знаю.
— Вы слышали про Робина Гуда и Малютку Джона?
— Да, конечно.
— Они в Личфилде!
— Они имеют право быть в Личфилде.
— Но они бандиты!
— В Ноттингеме, но не в Личфилде.

Единого закона для всех нет и быть не может. Нет единого закона для эксплуататора и эксплуатируемого.

Законы вообще мало на что годятся. Они не несут в себе ничего конструктивного.

Все дело в том, — думал Нехлюдов, — что люди эти признают законом то, что не есть закон, и не признают законом то, что есть вечный, неизменный, неотложный закон, самим Богом написанный в сердцах людей. От этого-то мне и бывает так тяжело с этими людьми, — думал Нехлюдов. — Я просто боюсь их. И действительно, люди эти страшные. Страшнее разбойников. Разбойник все-таки может пожалеть — эти же не могут пожалеть: они застрахованы от жалости, как эти камни от растительности. Вот этим-то они ужасны. Говорят, ужасны Пугачевы, Разины. Эти в тысячу раз ужаснее, — продолжал он думать. — Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, простые добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, то есть, чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно. Вне этих условий нет возможности в наше время совершения таких ужасных дел, как те, которые я видел нынче.

— В этом-то и ошибка, что мы привыкли думать, что прокуратура, судейские вообще — это какие-то новые либеральные люди. Они и были когда-то такими, но теперь это совершенно другое. Это чиновники, озабоченные только двадцатым числом. Он получает жалованье, ему нужно побольше, и этим и ограничиваются все его принципы. Он кого хотите будет обвинять, судить, приговаривать.
— Да неужели существуют законы, по которым можно сослать человека за то, что он вместе с другими читает Евангелие?
— Не только сослать в места не столь отдаленные, но в каторгу, если только будет доказано, что, читая Евангелие, они позволили себе толковать его другим не так, как велено, и потому осуждали церковное толкование. Хула на православную веру при народе и по статье сто девяносто шестой — ссылка на поселение.
— Да не может быть.
— Я вам говорю. Я всегда говорю господам судейским, — продолжал адвокат, — что не могу без благодарности видеть их, потому что если я не в тюрьме, и вы тоже, и мы все, то только благодаря их доброте. А подвести каждого из нас к лишению особенных прав и местам не столь отдаленным — самое легкое дело.

И разве не испытываем мы, вопреки здравому смыслу, постоянного искушения нарушить Закон лишь потому, что это запрещено?

Считал себя героем,
В итоге понял, что ошибся.
Законы писаны для тех,
Кто не родился принцем.

Внутри нас скрывается нарушитель законов, готовый проявиться при первом удобном случае. Добродетельные люди только те, кто не имел достаточно соблазнов, потому что живут растительной жизнью, или те, кто до такой степени устремляют свои помыслы в одном направлении, что не имеют времени взглянуть вокруг себя.

Мы всегда ходим по краю. Главное — остаться на правильной стороне закона. Если хочешь быть хорошим юристом, нужно ходить по краю.

И закон, и права постепенно выхолащиваются — ведь даже гранит подвержен эрозии. Пятая из моих «Деклараций» указывает, как извращается закон. Это цикл столь же древний, как племенная рознь. Начинается он с невежества относительно Других. Невежество порождает страх. Страх порождает ненависть, а ненависть порождает насилие. Насилие подпитывает дальнейшее насилие, пока единственным законом не станет все, чего только ни пожелает самый сильный.

Законы как пуговицы — в важный момент их нужно просто расстегнуть.

Мое имя Каран Сингхания... Я и мои друзья... мы убили министра обороны. Повторяю: мы убили министра обороны. Мы не террористы. Мы не ставленники иностранных организаций. Мы не входим ни в одну из политических групп. Мы — пятеро студентов Делийского Университета. Мы убили министра обороны за то, что он убил нашего друга — пилота Аджая Ратхода и многих других пилотов. Мы убили потому, что он не только убил Аджая, но даже имя его втоптал в грязь. Мать Аджая, прямо сейчас, находится при смерти. Министр обороны должен защищать нацию. А не торговать ею. Такие люди как он, стоят не только выше закона. Они управляют им. Мы убили его потому, что кто-то должен сказать «Хватит!» Возможно, мы поступили неправильно... потому что это грех, убивать кого-то. Но мы не могли больше этого терпеть. Сегодня, мы здесь, чтобы признаться в нашем грехе. Сегодня мы здесь, чтобы сказать вам... если есть проблема... Она должна быть решена.

Закон, как говорится, порядка требует! Служба есть служба.

Не верой, не обрядами страна -
Законом справедливости сильна.

Обычаи более важны, чем законы, ибо именно от них законы зависят.

Действовать смело. Побольше цинизма — людям это нравится, но без уголовщины — кодекс мы должны чтить!

Если хочешь нарушать закон, надо его знать.

Знаки и символы правят миром, а не слово и закон.

Факт. Есть менты, есть мусора.
Менты — те, кто действуют в рамках закона
Мусора — те, кто используют закон,
Как девочку из притона.