Цитаты на тему «Россия»

Лакеи вечные Европы,
Ее духовные рабы,
Вы извратили отчий опыт
И предков предали гробы. По прихоти дурной холопы,
Прислужники чужих затей,
Вы быдлом сделались Европы,
Вы полюбили свист плетей. Вы предавали Русь стократно,
Чужому вверившись уму.
Вас Русь прощала, но обратно
Тянули шею вы к ярму. Вам Родины милей чужбина.
И суждено вам потому
Знать волю… только господина,
И вечно кланяться ему.

Наши мысли и дела — белее снега,
даже сажа наша девственно бела;
только зря наша российская телега
лошадей своих слегка обогнала.

Бог обделил нас климатом, но дал природные ископаемые.

Мешали нам татары, турки, шведы,
Мешали добрый царь и злой тиран,
Мешали нам буржуи и полпреды,
Мешали пролетарии всех стран, Мешали дураки и бездорожье,
Мешали трезвый ум и пьяный бред,
Мешали атеизм и слуги Божьи,
Мешали все, кто «да», и все, кто «нет». Мешали воровство и щепетильность,
Мешали пофигизм и фанатизм,
Мешали перемены и стабильность,
Пустой прилавок и капитализм.

Россия — это хулиганская детская площадка, где уважают только силу.

15 декабря 1825 года начались аресты. Какими красками описать отвратительный вид, который представлял царь и его дворец в эти часы, посвященные мести?!

Граф Захар Чернышев был осужден единственно потому, что его судья носил ту же фамилию, что и он. Дед графа Захара учредил огромный майорат, на который генерал Чернышев, член Комитета, без малейшего намека на родство с фельдмаршалом, основателем майората, имел наглость пртендовать — на владение имуществом семьи, которая была ему во всех отношениях чужой.

Россияне хотят перемен, но не революций.

Как говорится, умом Россию не понять – но и к сексуальному неврозу тоже не свести.

Белоруссия... Когда закончится эта 20 лет текущая шизофрения с единым государством каким-нибудь членораздельным понятным людям и однозначным заключением, будет продолжаться это все. Эта шизофрения продолжается каждый день. Каждую неделю. И никто ничего не может сказать, что происходит в Белоруссии. Что происходит между Россией и Белоруссией. Кроме победных заявлений: все хорошо, мы идем к светлому будущему. Один раз уже пришли к светлому будущему. И пока будет эта неясность, это непонимание ни в Белоруссии, ни вокруг Белоруссии, ни в России, что это такое союзное государство и с чем его едят, и какое это имеет отношение к России и к ее будущему, к Белоруссии и ее будущему, — будет все это. И белорусские товарищи будут вилять в зависимости от того, как они будут понимать, куда дует ветер. Такой климат был создан за 20 лет в Белоруссии. При прямом участии России. Не только. Другие пользовались тем, что им позволяли делать. Политика не делается на ютубах. Политика — это совсем не умение говорить. Политика — это умение слушать. А еще политика — это умение думать и умение делать. У меня крайне негативное отношение к предателям разных форм, видов. Потому что я считаю, что это — высшая степень деградации человека. Предатель не бывает один раз. Предав один раз,. человек будет предавать всегда. Я вполне ожидаю, что фашистские идеи в прямом смысле слова, методы и все прочее сегодня переживут свою реинкарнацию. Потому что с помощью этих методов можно быстро и жестко достичь цели. И либерализация отношения к нацизму будет наблюдаться. Мы говорим о лжи. Я запустил опрос: нужно ли преследовать клеветников? Многие говорили: ну что вы, нужно преследовать преступников. А клевета — это не преступление? Клевета — это одно из самых тяжелых преступлений. Потому что словом можно мир создать, а можно и человека убить. Мне кажется, что в этой ситуации для нас очень важно пользоваться девизом, которым пользуются наши саблистки на Олимпиаде. Цитируя Омара Хаяма. Кто понял жизнь, тот не торопится. Не надо нам торопиться.
— Не спешит (реплика Александра Сосновского)
— Да, не спешит. Если мы понимаем, куда это все идет, мы всегда успеем. Но ставку мы можем делать только на понимание. Подлинным, настоящим ресурсом этой ситуации, когда никто не знает что делать, является понимание и мышление. Следствием понимания и мышления должна быть внутренняя устойчивость и единство. Человеческий мозг невольно пытается превратить ужас в шутку. ... они всегда были на высоте, когда перед ними стояли гигантские невыполнимые задачи. Люди растут по задачу. И я абсолютно убежден, что в это время, сейчас будут приходить новые люди, новые таланты, которые будут работать еще очень-очень долго, которые составят золотой фонд советской разведки. В разведке кроме людей и традиций нет ничего. А вам не кажется, что то, что сейчас происходит в природе, эти страшные наводнения, пожары, высохшие реки, миллионы гектар сгоревших лесов, что это ответ человечеству за предательство самых простых вещей. Того, что природа человечеству дала. Даже если хотя бы взять продолжение рода. Когда теряют значение и смысл понятия семьи, мужчины, женщины, отца, матери. Я надеюсь, что мы понимаем, что если мы не сможем сопротивляться этому мору, этому затмению, мы можем пройти точку не возврата. Откуда обратного пути уже нет. И я верю, что мы это понимаем. В рассуждении деятелей культуры о творчестве то и дело вклиниваются их политические заявления. Сколько деятелей культуры сохранили бы о себе исключительно добрую память, если бы воздерживались от подобных заявлений. Понимаешь (Обращение к Карнаухову С. С.), в этих мелочах кроется вероятность победы или проигрыша. Извини, я человек по своей вере, я врагов не прощаю. Я могу уважать своих врагов, но я их не прощаю. И я не готов своим врагам давать возможность, извинившись, уходить их-под ответного удара. И я считаю, что такое государство, как Россия, не может позволить себе проявлять показное великодушие. По отношению к России его никто не проявляет. Леонид Николаев, убийца С. М. Кирова, был одиночкой. Мы это сейчас знаем, и всем рекомендую прекрасную книгу Аллы Кирилиной «Неизвестный Киров». Эта монография наиболее полно рассматривает ситуацию вокруг тех трагических событий. Леонид Николаев был одиночкой, и вообще был неуживчивый человек, который из-за своего дурного характера не сделал карьеру, его отовсюду убирали, который хотел привилегированных мест, а ему давали черную работу. Он с ней не справлялся, начинал саботировать, и вся жизнь катилась под откос. В принципе он был сам виновником всех своих бед, но, как это часто случается, винил в них отнюдь не себя, а проклятых бюрократов, черствых по отношению к человеческой судьбе.
Да, Николаев вращался в такой среде, где шли разговоры... Сказать, что это были разговоры заговорщиков — у нас нет таких оснований. . А разговоры шли, что при Зиновьеве было лучше, что Киров — бюрократ, что им командует Москва, что Ленинград при нем в железных обручах. Да, такие разговоры шли. Но при этом никто не внушал Николаеву пойти и убить Кирова. Он принял это решение сам. Он мыслил себя герое, борцом с тиранией, мечтал повторить подвиг народовольцев. Т. е. человек явно был не в себе, неумен. И на почве жизненных неудач он пришел к мысли о мести высокопоставленному человеку На мой взгляд Россия остается империей. Просто империи бывают в разных стадиях. Например, Россия уже не расширяющаяся империя. Россия удерживает свои территории. Такие периоды были в истории каждой империи. Проблема России в 90-е годы была именно в том, что политическая элита в эти годы отменила эту мысль. Объявила, что Россия — не империя, отчасти убедила в этом население. Но историческая логика всё равно остаётся. Выяснилось, что Россия действует и определяет имперскую политику. И Путин сейчас восстанавливает империю. Империи бывают разные. Есть чисто колониальные империи, такие как Британия, Португалия. Есть империи идеократические, какой является Россия. И это надо изучать. В 90-е годы нас объявили национальным государством, но это не так. Национальное государство и империя ведут совершенно разную политику. Негативное отношение к империи осталось от В. И. Ленина, который перечеркнул империи. Но империи сделали много хорошего на протяжении истории. Это не только завоевания. Это и развитие культуры, коммуникаций. Пора снять клеймо с империи и понять себя. Кругом, шагом марш! Вон, щеками за косяк не зацепись... — Жена П. Н. Грудинина счастлива тем решением...?
— Она довольна. Что справедливость восторжествовала. И закон тоже восторжествовал. (реплика А. Игнатенко)
— Я как мужчина... У меня разводы были... Но я не могу этого понять. Все в жизни бывает, взрослые люди. Но это же твои дети. Ты с этой женщиной много лет жил. Ты ее любил, она родила тебе детей. Зачем это? Ну сядь и договорись. Ну богатый же перец, деньги из ушей сыплются. Ты пытался стать президентом, как это возможно, если ты с собственной женой и собственными детьми воюешь? Это говорит о человеке и его качествах очень много.
— Я согласен, это демонстрирует портрет человека. На наш взгляд, это банальная жадность. (реплика А. Игнатенко)
— Ну что это за мужик, который такие вещи говорит? Гадость какая. Просто одно разочарование. А со стороны таким приличным человеком казался. Нехорошо получилось. Все-таки я был лучшего мнения об этом гражданине. Просто как-то не по-мужски. Так что за снятием Грудинина с депутатской гонки стоит его всего лишь откровенное неумение выстраивать отношения... Это не друзья, блин! Таких друзей — за одно место и в музей! Если были бы друзья, они меня взяли, красиво, один — на одно плечо, другой — за ножки, принесли бы меня на мою замечательную кроватку, уложили, сняли бы эти сапоги дикого поросячьего цвета, накрыли бы одеяльцем, пожелали бы мне: «Спокойной ночи, Ксения Анатольевна» и смотрели бы там, что хотят.

И тем не менее, надо сотрясти Россию надеждой. Для начала необходимо создать алмазной чистоты и твердости центр. И тогда человек, обиженный чиновником в любом конце страны, скажет: я буду жаловаться в Москву! И чиновники, зная, что Москва тверда и чиста, как алмаз, приутихнут. А граждане, видя такое, воспрянут духом. И начнется кристаллизация чистоты по всей стране. Иначе — бунт. И люди скажут: лучше узаконенное беззаконие, чем бессильный закон. И обиженные чиновниками сами станут чиновниками и будут мстить за свои былые унижения. Дурная бесконечность…

Россия, моя Россия, была всего лишь аполитичным хаосом. Мы жили в неразберихе и коррупции, мы только пытались протянуть до завтра. Даже армия не была бастионом патриотизма — просто место, где можно получить профессию, пищу и кров, а иногда немного денег, чтобы послать их домой, когда правительство решало-таки заплатить своим солдатам. «Клятва защищать родину»? Моё поколение не знало таких слов. Их можно было услышать от ветеранов Великой Отечественной войны, сломленных, безумных чудил, которые осаждали Красную площадь с потрёпанными советскими флагами в руках и рядами медалей, пришпиленных к выцветшей, побитой молью форме.

Не пьянство главный бич России, а холуйство.

Может быть, мишке нашему надо посидеть спокойненько, не гонять поросят и подсвинков по тайге, а питаться ягодками, медком. Может быть, его в покое оставят? Не оставят, потому что будут всегда стремиться к тому, чтобы посадить его на цепь. А как только удастся посадить на цепь, вырвут и зубы, и когти. В сегодняшнем понимании это силы ядерного сдерживания. Как только, не дай бог, это произойдёт, и мишка не нужен, так тайгу будут сразу прибирать.

Мы вынуждены будем... практически необходимо... Знаете, вот надо было нам реорганизовать армию, грубо говоря, иначе бы мы не выжили — взяли и реорганизовали. Пока мы живём вот с этой пародией на экономику, которая у нас существует — ну потому, что не прижало. Прижмёт — всё будет нормально. Сделаем. Куда мы денемся? Мы же погибать-то не собираемся? Не собираемся. Есть одна парадигма базовая: «Мы не собираемся погибать». С 1999 года мы решили не погибать, было принято социумом это решение. Оно было принято никаким не голосованием, оно было принято настолько консенсусно как-то. Это проявилось во всем.

Обсуждая 1917 год и 1991 год, мы всё время делим людей на проигравших и победивших, на тех, кто потерпел поражение и на тех, кто добился успеха. На мой личный взгляд, как сторонника исторической преемственности, там не было победивших, там были проигравшие все. <...> Почему? Потому что вот все те изменения — и трагические, и позитивные, которые потом произошли в результате трагических, они были оплачены кровью огромного количества наших людей и развалом нашей страны. Поэтому у меня такая, может быть, странная позиция — я и 17-й год считаю большой драмой и 91-й год считаю большой драмой. Я считаю, что и в 17-ом году революция не была неизбежной и в 91-ом году развал Советского Союза не был неизбежным. <...> Плохо было то, что нашей стране, нашему народу, ну и правящему классу, в первую очередь, не удалось найти такого решения, которое бы обеспечило определённые позитивные изменения или решение проблем без пролития крови миллионов и миллионов людей, без разрушения собственной страны. Вот это плохо! <...> Да, очень многому мир научился, глядя на нас. <...> Главный урок [революции 1917 года]: Надо научиться изменения не оплачивать трагедией нашего народа! Может быть, хватит кровью миллионов людей обеспечивать мировой прогресс?

В Россию заложено много мин — Минкультуры, Минпечати, Минюст, Минздрав и др.

Но русские все равно любят свою страну, а их писатели и поэты традиционно сравнивают этот порядок с гирей на ноге волшебного исполина — иначе, мол, помчался бы слишком быстро.

Есть в истории этой страны что-то фатальное.

Мысль моя, — пожалуй основная или одна из основных для «всего Розанова», — состоит в том, что Россия и русские призваны выразить вечность и высшесть «частного начала» в человеке и человечестве, что они не по судьбе, а по идеалу и желанию останутся вечным «удельным княжеством» Божиим на земле, вечным «уездом» в политической системе царств, вечно «на вторых ролях» в духовном мире, философии, сознавая, чувствуя и исповедуя, что «Высшее» — Богу, у Бога, что там «Бог сидит» и заглядывать сюда человеку не только не должно, но и опасно, грешно, страшно.
Бог — велик. А мы — маленькие. И пусть это будет (останется вечно).

Какое каннибальство... Ведь это критики, то есть, во всяком случае, не средние образованные люди, а выдающиеся образованные люди.
<...>
Не я циник, а вы циники. И уже давним 60-летним цинизмом. Среди собак, на псарне, среди волков в лесу — запела птичка.
Лес завыл. «Го-го-го. Не по-нашему».
Каннибалы. Вы только каннибалы. И когда вы лезете с революциею, то очень понятно, чего хотите: — Перекусить горлышко.
И не кричите, что вы хотите перекусить горло только богатым и знатным: вы хотите перекусить человеку. <...>
Нет, вы золочёная, знатная чернь. У вас довольно сытные завтраки. Вы получаете и из Финляндии, и от Японии. Притворяетесь «бедным пиджачком». Вы предаёте Россию. Ваша мысль — убить Россию, и на её месте чтобы распространилась Франция «с её свободными учреждениями», где вам будет свободно мошенничать, потому что русский полицейский ещё держит вас за фалды.

В России самое страшное — это надоесть.

Кто растоптан дома, кто унижен,
И среди могильной тишины
На нью-йоркских кладбищах, в Париже,
Спят твои великие сыны. Изредка покой земной нарушив,
Слышат здесь туристы иногда,
Как кричат их раненые души,
Русскими оставшись навсегда.

Анекдот — кирпич русской истории.

Три простых очевидных совета по поводу вывода страны из кризиса: отмена приватизации сырьевых отраслей (с наказанием виновных); демонтаж механизмов утечки капиталов; прекращение баек об иностранных инвестициях.

Воспоминания о последних соприкосновениях с высокими сферами утомили Генерала. Запах пороха, тень кнута, призрак тюрьмы, эхо сурового окрика... А ведь тогда, после августа, мелькала наивная мысль, что может произойти чудо, что новые люди — Ельцин, Хасбулатов, их сподвижники — способны повести Россию не в светлое, нет, не в светлое, но нормальное человеческое будущее, что они могут оказаться умнее, проницательнее и просто порядочнее, чем их предшественники. Скептический голос здравого смысла, сам облик этих новых людей предупреждали против обольщений... Но как убедительно говорили демократы, как вдохновенно они врали! Догадка о том, что Россия вступила в очередную полосу фантастического вранья, мелькала столь же часто, как и иллюзорная надежда на лучшее. Хотелось верить — вопреки опыту, вопреки истории, вопреки свидетельству собственных ушей и глаз, — что Россия наконец-то может вырваться из вековечной унылой колеи.

Зрелище военных поселений в Западной Сибири, угнетаемой самовольным и губительным управлением, общее внутреннее неустройство, общие жалобы, бедность, упадок и стеснение торговли, неосновательность и бездействие законов, несуществование истинной полиции — все с одной стороны располагали не любить существующий порядок, с другой же думать, что революция близка и неизбежна.

В последнее время Россия — страна, ну как бы это так сказать, в некоторых отношениях, более свободная, чем США. Правда, это покупается отсутствием консенсуса по всем базовым ценностям, но это заставляет меня как-то радостно сказать, что фашизм у нас не пройдёт. А почему? А потому что у нас ничто не проходит! У нас и коммунизм не прошёл, и либерализм не прошёл, ну и фашизм не прошёл, потому что, на самом деле, всем всё равно и это, до какой-то степени, нас спасает.

— Как только под чекистской хунтой начинает качаться земля, — продолжала девушка, делая такие движения бедрами, словно на них крутился невидимый обруч, — карголиберальная интеллигенция формирует очередной «комитет за свободную Россию», который так омерзительно напоминает о семнадцатом и девяносто третьем годах, что у зрителей возникает рвотный рефлекс пополам с приступом стокгольмского синдрома, и чекистская хунта получает семьдесят процентов голосов, после чего карголибералы несколько лет плюются по поводу доставшегося им народа, а народ виновато отводит глаза…

Я вот лично считаю, что не надо врать себе по поводу того, что было до революции, и не надо врать себе по поводу того, что было после революции. У нас потому что, в основном, люди разделились на два лагеря — одни врут про то, что было до 17-го года, другие врут про то, что было после 17-го года и отстаивают друг перед другом вот эту их мифическую действительность. Идеализируют! Одни говорят, что до 17-го года была просто райская жизнь, а потом наступила катастрофа, а другие говорят, что до 17-го года был ужас, а вот после 17-го года началась настоящая райская жизнь. <...> Проиграли и те и другие, проиграла в целом Россия, которая лет на десять погрузилась в разруху. <...> Для меня важна Россия, как цивилизация, которая продолжается в истории, потому что она, действительно, особенная. И вот так вот, каждый раз устраивать какие-нибудь погромы, оправдывая это целями свободы, равенства и братства, улучшения благосостояния, справедливости, ну это понятно, всё это ясно, но, к сожалению, чаще всего всё это делают люди, для которых доказательство правоты их идей важнее России. <...> Вот у нас есть два таких лагеря непримиримых, одни идеализируют все, что было до революции, другие, всё, что после революции. <...> Вот например, какие-нибудь коммунисты, как начнут что-нибудь доказывать... а когда про 91-й год им говоришь — они говорят: «Нет, это случайность! Тут было два предателя и вот это самое...». То есть тогда, в 1917 году они вам подведут целую базу — что это: «О! Это закономерности классового развития и Маркс и Энгельс всё это описали, история развивается по спирали...» А в 91-ом году? «А в 91-ом — это два предателя!» Хорошо устроились!

Россия стоит, как великан, на которого натянули насильственно с трудом немецкую столь узкую куртку, что он не может владеть руками, скрутили его по всем суставам, перетянули жилы, остановили в них кровообращение, дразнят, колют, терзают, изнуряют, полагая повалить его на землю и дать на съедение разнородным налетным псам!

В. Соловьёв брал интервью у Д. Пескова, который, в частности, сказал: «Заметно снизились темпы падения экономики России…» Раньше говорили: «Заметно снизились темпы роста…»

Видно, какой интерес к нашей стране. К её географии. До этого был диктант. Видно было, какой интерес к русскому языку. Какой интерес к русской истории. У нас возрождается попытка понять: кто мы. Какая страна, в которой мы живем. Какая наша история. О чём мы? Что думает о нас Бог? Как было сказано небезызвестным философом (Бердяевым) в начале XX века. Когда задавали вопрос, как себя определяет страна в мире. Так мы особые или такие же как и все? Один считают, что существует отдельная российская ментальность, представления о справедливости, даже подходы к экономике другие. Категорически относят Россию к некой европейской цивилизации, даже не выделяя разных путей внутри той же самой Европы, отказывая России в праве на особый путь. Споры начались задолго до появления идеологии «Православие, самодержавие, народность». Что на самом деле никогда не претендовало на особую идеологию. Уваровская формула скорее из литературщины, а не из реальной идеологической формулы. Не прекращается, пережив революцию, строительство коммунизма, и 90-е, прошедшие под девизом «Хотим жить как на Западе», не прекращается тем не менее спор: а как на Западе — это как? Подходит ли это нам? Почему в России главный вопрос: справедливо или несправедливо? Не Законно или незаконно, а справедливо или несправедливо. А что такое справедливо?

Если говорить такими категориями, как «белая», «черная», «серая», в какой полосе мы сейчас находимся, то мы двигаемся в сторону устойчивого белого цвета. Конечно, и в природе никогда не бывает абсолютной чистоты ни в чем. Посмотрите, в Арктике, Антарктике вроде бы абсолютно полная белизна, белая пустыня, и все равно даже там есть определенные вкрапления и серого, и черного цветов. Так же и у нас. Но в целом мы движемся в абсолютно правильном направлении. Что дает основания так говорить и так считать? Во-первых, мы вышли на траекторию устойчивого роста экономики.

Россия всегда усиливала свои позиции, рассчитывая только на саму себя. Любая попытка России рассчитывать на кого-то всегда приводила к ее ослаблению. Наш опыт всегда показывает: если мы ищем силу не внутри себя, мы оказываемся обманутыми. Нам не надо ни в коем случае попадаться в эту ловушку. Единственным всепобеждающим источником силы являемся мы сами. Мы помним как американцы нас «любили», ага. А в 1947 году угрожали нас уничтожить, если мы не выведем войска из Ирана. Мы хорошо понимаем эгоизм так называемых ситуативных партнеров. И никаких иллюзий не испытываем.

Тут заведомо продаваем и любой талант, и его отсутствие. Здесь можно жить на три копейки, пользоваться кучей бесплатных благ и платить налоги — самые низкие в мире — по настроению. Чтобы «на жизнь» больше оставалось. Чморить кого желаешь, хулить тех, кто отнял свободу, но позволяет делать все, что душе угодно. И ни за что не получать по башке.

В этой местности [Слободе] мы нашли почти все европейские народности. Немецкий язык употребляется повсюду, у иных даже в собраниях и его знают все живущие тут иностранцы, но сверх его каждый старается изучить и употреблять и русский язык. <...> Приходится восставать против безобразий и преступлений, а это здесь труднее, чем где-либо, так как, за что в других странах правосудие наказывает мечом и огнём, здесь по большей части признаётся не подлежащим взысканию;... <...> Здесь все живут в хаосе и каждый кричит: «это свободная страна»!

— Вы ощущаете сегодня Россию уставшей или, наоборот, страной пробудившейся, способной на некоторый прорыв в будущее?
— Вы спрашиваете меня, поэтому я отвечаю совершенно субъективно. Нет, это страна, которая в будущее не ориентирована. Все, что будет происходить, произойдет, как бы сказать, невольно и в сильной степени противу желания людей. Будет продиктовано не столько видением, концепцией, не говоря уж о диалоге с миром, сколько необходимостью. Повседневной жизнью. У России была возможность стать чем-то иным в этом столетии. Была бы возможность — если бы революция 17-го произошла на тридцать лет позже, если бы индустриализация, начавшаяся на рубеже веков, получила развитие и некая широкая промышленная база с коммуникациями и всеми прочими делами была бы унаследована новой политической системой. Но этого не произошло. Дело в том, что видение общества, жертвами которого оказались жители Европы и России и особенности. Основание этого видения, этой концепции социалистической заложили люди типа Гегеля, типа Маркса, и это были городские умы, городские мальчики. И когда они говорили об обществе, они видели не все общество, они видели город. Когда они говорили о прогрессивных силах в обществе, они имели в виду пролетариат. О консервативных — деревню. Но делить общество на прогрессивные и консервативные силы для социального реформатора, для социального мыслителя просто преступно. Глупо. Нельзя устанавливать иерархию между людьми. В результате возникла довольно диковинная ситуация — не только в России, уверяю вас, — возникла совершенно замечательная пирамида общества, на основание которой никто не обращал внимания. И кончилось тем, чем это кончилось, — в России прежде всего пирамида осела.

Посмотрите, далеко не все страны, не все народы смогли пройти такое испытание временем, существовать, развиваться, преодолевать трудности и укреплять себя более чем тысячу лет. За эту тысячу лет наши предки, поколения, которые жили до нас, предприняли колоссальные усилия для того, чтобы наша страна стала той державой — могучей, великой державой, — какой она является сегодня, вышла к Тихому океану, добилась высоких результатов в науке, технике, образовании. <...> Есть страны, которые по количеству населения несопоставимо больше нашей страны. Есть страны, государства, где технологии, современные способы управления гораздо эффективнее, чем у нас. Но возникает вопрос: если мы существуем более тысячи лет, так активно развиваемся и укрепляем себя, значит, что-то у нас есть такое, что этому способствует. Это что-то — это внутренний «ядерный реактор» нашего народа, нашего человека, русского человека, российского человека, который позволяет двигаться вперед. Это некая пассионарность, о которой Гумилёв говорил в своё время, которая толкает нашу страну вперед.

Благословен печальный труд
Российской мысли, что хлопочет,
Чтоб оживить цветущий труп,
Который этого не хочет.