Цитаты на тему «публика»

Публика — дура.

А публика, хоть её и считают порой «дурой», такие вещи носом чует. Её не проведёшь.

Те, кто сидит на дешёвых местах, хлопайте. Остальные просто побренчите своими драгоценностями.

Лучший способ заставить публику терпеливо ожидать начала представления — это уверить ее, что спектакль начнется незамедлительно.

Публика была самая разношерстная, но больше всего было, как это обычно случается в истории человечества, свинорылых спекулянтов и дорого одетых ***ей.

Если в фразе есть слово «задница», публика, как бы она ни была изысканна, услышит только это слово.

... зрители не хотят знать всей правды. Да, им хочется правды, но в строго отмеренных дозах.

Лучше писать для себя и не иметь публики, чем иметь публику, предав себя.

Я служу публике, но не поклоняюсь ей.

Публика легко отрекается от тех, кого восхваляет, чтобы с наслаждением растоптать кумира, которого вчера превозносила до небес.

Я одеваюсь для имиджа. Не для себя, не для публики, не для моды, не для мужчин.

Опубликовать свою книгу — значит добровольно выйти на публику без штанов.

Птицы дерутся, как актрисы из-за ролей. Актриса хвастала безумным успехом у аудитории. Она говорила: «Меня рвали на части!». Я спросила: «А где вы выступали?». Она гордо ответила: «В психиатрической клинике».

Публика слопает все что угодно, если вы не поскупитесь и хорошенько посахарите блюдо.

Хотите устроить ссору на публике, так хоть будьте приличными — найдите интересную тему.

... университетскую публику обвести вокруг пальца сложно. Поэтому я обвел лишь примерно половину.

— Какие пустяки! — с театральной аффектацией обратился он к миссис Морган. — Стану я волноваться из-за публики! Дух роли — вот что важно, хорошенько вжиться в нее — вот в чем вся трудность!

Видишь ли, театр — забавная вещь. У публики память короткая.

В студии никогда не запишешь песню так, как удаётся исполнить её перед публикой. Спортсмены, к примеру, когда трибуны пустуют, показывают более низкие результаты.

Я совершенно не осуждаю публику. Сейчас другая музыка, другое абсолютно всё. И нет гарантии, что дальше на сцене не появится что-то вообще непонятное, несуразное, которое будет нравиться массам. Поэтому никогда нельзя говорить: «В наше время было хорошо, а сейчас плохо». Потому что может быть ещё хуже.

Я не публичный оратор и никогда не буду.

— Зачем приходить в публичное место и вести себя так? У меня такое чувство, будто я смотрю программу о животных.
— Может, они любят друг друга.
— Так вот что такое любовь — слюнявые рты и задранная юбка?
— Иногда да.

Публика уважает и признает в конце концов только тех, кто ее сначала скандализовал, — носителей новизны.

Публике известна правда. Мир очень прост, мир убог, совершенно лишен магии. Но сумев обмануть ее хоть на секунду, ты заставишь её изумиться, а потом ты сумеешь увидеть нечто необыкновенное…неужели не понимаешь? — все дело в выражении лиц.

Все говорят: зритель решает все. Но зритель, на самом деле, не решает ничего. Зритель просто берет то, что ему дают.

Народ оказался публикой... Массам преподносят смысл, а они жаждут зрелища.

Выступление перед публикой пугает и опустошает. Это как битва. Ты убиваешь, когда выступление удачное. А если нет, то гибнешь сам.

…независимо от темы – будь то беженцы или глобальное потепление – любое публичное выступление сегодня просто невозможно без налета комедийности. Особенно когда говорят о политике.

Сбывался самый страшный ее кошмар. Ей придётся петь перед публикой. А ведь она даже в ванной никогда не пела — боялась, что стекла не выдержат.

Публике нравятся красивые марионетки, а кукловода стараются не замечать. Его вид напоминает людям о ниточках на их собственных запястьях.

Если кто-то публично называет тебя вором, то надо отвечать.

Верующая публика — это всегда молоденькая дурочка, которая ищет впечатлений поярче. А реакция «больших» религий на оккультизм или сектантство — это обычное брюзжание старика-импотента, возмущенного темпераментом любовника своей вечно юной жены.
В любом случае нас мало волнуют взаимоотношения вер, религий, культов и магических практик. Да, их склоки забавны. Конечно, каждая из них претендует на единоличное обладание т. н. и «истиной» и старается очернить конкурентов.
Но на каком основании заведениям одной религиозной группировки надо придавать больший вес, чем заявлениям другой?
Единственным доводом в пользу «истинности» заявлений ортодоксов может служить только более эффектный фасон их богослужебных шапок.

Публике надо не только поплакать, но и похохотать.

Актер должен заставить публику забыть о существовании автора, о существовании режиссера и даже о существовании актера.

На публике человек всегда становится храбрее.

Мы все в какой-то степени фигуры публичные, разница только в количестве зрителей.

Когда близко видишь людей, которые вам аплодируют, то начинает казаться, что люди, освистывающие вас, может быть, не так глупы.

Публика!... Ты охотница кланяться тем, которые пренебрегают тобою.

Предо мною полтораста лиц, не похожих одно на другое, и триста глаз, глядящих мне прямо в лицо. Цель моя — победить эту многоголовую гидру. Если я каждую минуту, пока читаю, имею ясное представление о степени её внимания и о силе разумения, то она в моей власти. Другой мой противник сидит во мне самом. Это — бесконечное разнообразие форм, явлений и законов и множество ими обусловленных своих и чужих мыслей. Каждую минуту я должен иметь ловкость выхватывать из этого громадного материала самое важное и нужное и так же быстро, как течет моя речь, облекать свою мысль в такую форму, которая была бы доступна разумению гидры и возбуждала бы её внимание, причём надо зорко следить, чтобы мысли передавались не по мере их накопления, а в известном порядке, необходимом для правильной компоновки картины, какую я хочу нарисовать. Далее я стараюсь, чтобы речь моя была литературна, определения кратки и точны, фраза возможно проста и красива. Каждую минуту я должен осаживать себя и помнить, что в моем распоряжении имеются только час и сорок минут. Одним словом, работы немало. В одно и то же время приходится изображать из себя и учёного, и педагога, и оратора, и плохо дело, если оратор победит в вас педагога и учёного, или наоборот.
Читаешь четверть, полчаса и вот замечаешь, что студенты начинают поглядывать на потолок, на Петра Игнатьевича, один полезет за платком, другой сядет поудобнее, третий улыбнется своим мыслям... Это значит, что внимание утомлено. Нужно принять меры. Пользуясь первым удобным случаем, я говорю какой-нибудь каламбур. Все полтораста лиц широко улыбаются, глаза весело блестят, слышится ненадолго гул моря... Я тоже смеюсь. Внимание освежилось, и я могу продолжать.

Наша публика похожа на провинциала, который, подслушав разговор двух дипломатов, принадлежащих к враждебным дворам, остался бы уверен, что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы.