Цитаты на тему «призвание»

Это не я выбрал цирк, это цирк выбрал меня.

— Чё тебе надо, не понимаю я по-вашему нихера!
<...>
— Я полицейский!
— Да ладно, я сам милиционер.

В моей жизни был такой случай. Во время спектакля на сцене я почувствовал такой контакт со зрительным залом, как будто там сидел только один человек — мой друг. Казалось, скажи я тогда: «Встаньте» — и все встали бы. Тогда я и понял, что такое призвание актёра.

Найти в жизни что-нибудь конкретное и по-настоящему этим интересоваться – уже само по себе достижение.

Чтобы идти новой дорогой, не надо упорствовать в старом. А чтобы заниматься старым и привычным, надо иметь к этому призвание.

Райкин сам по себе — это целый театр.

Любить, любить, любить.
Это было моим призваньем
и этому — быть.

Что и говорить, призвание играет не последнюю роль. Один сидит взаперти в своей лавчонке. Другой неуклонно идет к своей цели — и даже в его детстве можно заметить первые порывы и стремления, которые определяют судьбу. Но если судить об истории, когда она уже совершилась, легко и ошибиться. На те же порывы и стремления способен едва ли не каждый человек.

Если раз полюбил море, это уже навсегда.

Не делай ничего по необходимости или обещанию, но только по любви. Тогда жизнь будет полной, и в этой полноте возможно все и без усилий. Все, что должно появиться, появится само собой.

Я ото всего балдею. Здесь я чего-то стою. Ну а дома я бы всего лишь пахал на какой-нибудь тупой работе. «Тут мы сжигаем жир наших душ»… Хемингуэй сказал.

Ваш отец бы сказал, что это в крови. Горное дело в крови, словно медная жила, это хлеб жизни. Ешь, спи, живи и дыши им. Это твое спасение и твой крах. Может сделать тебя дерзким и смелым, многие друзья сломаются, а многие пойдут следом. Это игра дураков. И кончится она слезами.

Воодушевление новичка — это фата-моргана: кажется, что на горизонте земля, тогда как её нет и в помине.

Слушайте, принц, а почему же вы трубочист?

Любовь — это птица. Дело — ветка. Птица может свить гнездо, но рано или поздно исчезнет. Ветка у дерева остаётся, растёт и с каждым годом делается сильнее. Приносит плоды, питает, даёт тень путникам.

— Стреляете хорошо?
— Награждён красными революционными шароварами, товарищ командир.
— На кавкурсы прямо с завода?
— Так комсомол приказал.
— И жениться Вам тоже комсомол приказал? [Трофимов опускает глаза] Ну-ну-ну-ну-ну… Это Ваше личное дело. А вот профессию надо не по приказу выбирать, а по призванию.
— Ну, какая же это профессия? Военный — это… просто служба такая, вот и всё.
— И долго Вы «просто служить» собираетесь?
— До победы мировой революции!
— И что же потом?
— Учительствовать пойду.

Реальность нереальна. Что есть истина – твои мысли, чувства, или окружающие вещи, которые можно осязать? Кто-то в душе фотограф, метко фиксирует детали, скрытые от посторонних глаз, видит все с нестандартного ракурса, но по пути на работу в банк. Кто-то талантливый музыкант, сочиняющий у себя в голове симфонии, сидя за офисным столом. Есть тонко чувствующие флористы, парфюмеры, иллюстраторы, продающие кроссовки. Встречались мне и выдающиеся ораторы, и философы, работающие менеджерами, водителями такси или барменами. Почему? Потому что с детства нам внушали, что мечты – это блажь, баловство и глупости, что реальны только серые коробки зданий за окном, твердые корочки дипломов о высшем образовании, гречка, растущая в цене и желтые шарики аскорбинки… Кем быть при столкновении реальностей? Что важнее – внутри или снаружи?

У него много имен. Всегубитель, Палач... Мы же будем звать его Смерть.

Смысл жизни, он предельно прост: стремится к Богу, следуя призванию.

Работа по призванию делает жизнь полнее.

Кто-то рождается чтобы мечтать, другие чтобы быть мечтой.

Как можно быть счастливым, если не занимаешься любимым делом?

Мне приходилось быть начинающим преподавателем, начинающим поэтом…Но я так и не смог «начаться» в полную силу…

Наш мир – планета бездумных мечтателей, которые всю жизнь гоняются за миражами, созданными чужеродными призраками, а их истинная сущность парализована и пребывает в глубоком одиночестве, печали и бессилии.

Он стал посредственным архитектором и знал это, и все же расчудесное это дело быть архитектором и строить простые, добротные дома, которые кое-кому потом даже нравятся. Только не принимать самого себя слишком всерьез, не слишком много думать о себе – вот и вся премудрость.

Что же нам делать с тобой,
Профессия наша такая.
Мы можем мизинцем весь мир, мужики,
Храбрые крановщики.

Никто не становится писателем или космонавтом только ради денег.

***
Земных привязанностей сфера,
видимо, из нас любого
перед ликом грандиозным Мироздания размером не должна ли быть
обратно пропорциональна
широте души и широте сознания. ***
В осуществленье своего призванья,
повинуясь зову ли любви,
иль в обретении несокрушимой веры… – когда уж в чём-либо, и впрямь,
идти решиться до конца,
то здесь едва ли уже будут допустимы полумеры! ***
Метафизичность и земному бытию,
палитры красок его
несмотря на бедность, когда лишь пристальней взглянуть,
столь же присуща, как и всякая
предметная конкретность.

Он понял: делом всей жизни нельзя заниматься на полставки. Нечего кокетничать с судьбой, обещая ей непременно всецело отдаться ему чуть позже, в следующий раз... Другого раза может не случиться, и если он не решится сейчас, ради чего ему потом быть?

Притворяйся пока не начнет получатся

Конкретика — это диктатура, запрещающая людям следовать своему призванию.

… Кого раньше называли «героем», могут обозвать по-разному по прошествии времени. Подвиги и преступления наших предков эхом отзываются в нас, не так ли? Цепи судьбы, что связывают нас вместе…

Человек не может отказаться от участия в человеческом деянии, совершающемся около него; он должен действовать в своем месте, в своем времени — в этом его всемирное призвание.

Как велико призвание — прокладывать путь для непонятных истин и для новых мужественных идей.

Если писатель призван что-то совершить, так это сделать мир чуть лучше, чем он его застал, сделать то, что в его силах, доступным ему способом, чтобы не было такого зла, как война, несправедливость, — вот в чём его работа. И делать это нужно, не описывая всякие приятные вещи, — писатель должен показать человеку его низменные черты, зло, которое человек способен совершить, в то же время ненавидя себя за это зло, которое человек должен преодолеть, вынести и выдержать; чтобы человек всегда верил в то, что он может быть лучше, чем он, вероятно, будет.

— Слушайте, Дормидонт Тихонович, — сощуренными глазами провела Донцова по стенам. — У вас книг, по-моему, ещё больше стало.
— Да нет, — слегка покачал Орещенков большой литой головой. — Подкупил я, правда, десятка два недавно, а знаете у кого? — И смотрел чуть весело. — У Азначеева. Он на пенсию перешёл, ему видите ли, шестьдесят лет. И в этот день выяснилось, что никакой он не рентгенолог, что никакой медицины он знать больше ни одного дня не хочет, что он — исконный пчеловод и теперь будет только пчёлами заниматься. Как это может быть, а? Если ты пчеловод — что ж ты лучшие годы терял?…

«Никогда не испытывала особенной любви к словам. Вряд ли можно сказать, что я филолог по призванию. Наверное, я филолог по несчастью».

Набраться храбрости, терпения, учиться, расти.... И с делом своей жизни оставаться в близости.

Хороший Мессия не испытывает чувства ненависти и свободен идти любой дорогой, по которой он хочет идти.

— Почему вас заинтересовали эпосы? — Дагмар пожала острыми плечами.
— Потому что вы мне приятны. А человек познаётся по-настоящему, когда он говорит о своём деле.
— Это вы про мужчин. Женщина познаётся, когда она любит, кормит дитя, делает мужчине обед и смотрит, как он тревожно спит...