Владимир Владимирович Маяковский – цитаты и высказывания

Мария!
Имя твоё я боюсь забыть,
как поэт боится забыть
какое-то
в муках ночей рождённое слово,
величием равное богу.
Тело твоё
я буду беречь и любить,
как солдат,
обрубленный войною,
ненужный,
ничей,
бережёт свою единственную ногу.

Но кому я, к черту, попутчик!
Ни души
не шагает
рядом.

Полюбим друг друга.
Попросту.
Да так,
чтоб скала
распостелилась в пух.
От черта скраду
и от Бога я!
Ну что тебе Демон?
Фантазия!
Дух!
К тому ж староват —
мифология.

Где, когда, какой великий выбирал
Путь, чтобы протоптанней и легше?

Все, чем владеет моя душа,
— а её богатства пойдите смерьте ей! —
великолепие,
что в вечность украсит мой шаг,
и самое мое бессмертие,
которое, громыхая по всем векам,
коленопреклоненных соберет мировое вече, —
все это — хотите? —
сейчас отдам
за одно только слово
ласковое,
человечье.
<...>
За человечье слово —
не правда ли, дёшево?
Пойди,
попробуй, —
как же,
найдёшь его!

Пиджак сменить снаружи —
мало, товарищи!
Выворачивайтесь нутром!

Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Люди — лодки.
Хотя и на суше.
Проживёшь
своё
пока,
много всяких
грязных ракушек
налипает
нам
на бока.
А потом,
пробивши
бурю разозленную,
сядешь,
чтобы солнца близ,
и счищаешь
водорослей
бороду зеленую
и медуз малиновую слизь.

Брошусь на землю,
камня корою
в кровь лицо изотру, слезами асфальт омывая.
Истомившимися по ласке губами
тысячью поцелуев покрою
умную морду трамвая.

Этот вечер решал —
не в любовники выйти ль нам? —
темно,
никто не увидит нас.
Я наклонился действительно,
и действительно
я,
наклонясь,
сказал ей,
как добрый родитель:
«Страсти крут обрыв —
будьте добры,
отойдите.
Отойдите,
будьте добры».

Ах, закройте, закройте глаза газет!

Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!

Я
теперь
свободен
от любви
и от плакатов.
Шкурой
ревности медведь
лежит когтист.
Можно
убедиться,
что земля поката, —
сядь
на собственные ягодицы
и катись!

Да здравствует — снова! — моё сумасшествие!

Бросают
девушки
думать об нас:
нужны им такие очень!
Они
оборачивают
пудреный нос
на тех,
кто лучше обносочен.
Найти
растет старание
мужей
поиностраннее.

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.

Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы!
Весеньтесь, жизни всех стихий!
Я хочу одной отравы —
пить и пить стихи.

Во имя чего
сапог
землю растаптывает скрипящ и груб?
Кто над небом боев -
свобода?
бог?
Рубль!
Когда же встанешь во весь свой рост
ты,
отдающий жизнь свою им?
Когда же в лицо им бросишь вопрос:
за что воюем?

Этот сорт народа — тих
и бесформен, словно студень, —
очень многие из них
в наши дни выходят в люди.
Худ умом и телом чахл
Петр Иванович Болдашкин.
В возмутительных прыщах
зря краснеет на плечах
не башка — а набалдашник.
Этот фрукт теперь согрет
солнцем нежного начальства.
Где причина?
В чем секрет?
Я задумываюсь часто.
Жизнь его идёт на лад;
на него не брошу тень я.
Клад его —
его талант:
нежный
способ
обхожденья.

Лучше уж от водки умереть, чем от скуки!

Я пролетарий, объясняться лишне.
Жил, как мать произвела, родив.
И вот мне квартиру дает жилищный,
мой, рабочий, кооператив.
Во — ширина! Высота — во!
Проветрена, освещена и согрета.
Все хорошо. Но больше всего
мне понравилось — это:
это белее лунного света,
удобней, чем земля обетованная,
это — да что говорить об это,
это — ванная.

Флоты — и то стекаются в гавани.
Поезд — и то к вокзалу гонит.
Ну а меня к тебе и подавно —
я же люблю! —
тянет и клонит.

И любишь стихом, а в прозе немею.
Ну вот, не могу сказать,
Не умею.

Страх орёт из сердца,
Мечется по лицу, безнадёжен и скучен.

Привяжи меня к кометам, как к хвостам лошадиным, и вымчи, рвя о звездные зубья.

Улица провалилась, как нос сифилитика.
Река — сладострастье, растёкшееся в слюни.
Отбросив бельё до последнего листика,
сады похабно развалились в июне.

Мольбой не проймешь поповское пузо.

Знаю,
каждый за женщину платит.
Ничего,
если пока
тебя вместо шика парижских платьев
одену в дым табака.

Любовь любому рожденному дадена, —
но между служб,
доходов
и прочего
со дня на день
очерствевает сердечная почва.

Всемогущий, ты выдумал пару рук,
сделал,
что у каждого есть голова, —
отчего ты не выдумал,
чтоб было без мук
целовать, целовать, целовать?!

Как сапожок чисто блестит, прямо — хоть лизни.

Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.

Обшаркан мильоном ног.
Исшелестен тыщей шин.
Я борозжу Париж –
до жути одинок,
до жути ни лица,
до жути ни души.

Люблю ли я тебя?
Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Всё равно люблю.

Мир
??теплеет
????????с каждым туром,
хоть бельё
?????сушиться вешай,
и разводит
?????колоратуру
соловей осоловевший.
В советских
????????листиках
?????????майский бред,
влюблённый
?????????весенний транс.

Пришла —
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть —
как девочка мячиком.

Был я весел —
толк веселым есть ли,
если горе наше непролазно?
Нынче
обнажают зубы если,
только, чтоб хватить,
чтоб лязгнуть.

Море уходит вспять.
Море уходит спать.

Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек

Смерть не умеет извиняться.
Если ж с часами плохо,
Мала календарная мера.
Мы говорим — «эпоха»,
Мы говорим — «эра».
Мы спим ночь.
Днем совершаем поступки.
Любим свою толочь воду в своей ступке.
А если за всех смог
Направлять потоки явлений,
Мы говорим — «пророк»,
Мы говорим — «гений».