Валерий Рабинович – цитаты и высказывания

Что такое Толкин (не как человек — как феномен)? А ведь это — литературный эпос, воображённый эпический мир, в который современные мальчики и девочки ныряют с головой, мир ясный, с чётко позиционированным добром и злом, с вождями и героями, мир, в котором можно найти убежище от сложной и чересчур «взрослой» «постмодернистской» реальности. Ну и — на здоровье! Главное — суметь «вынырнуть», когда время придёт. «Вынырнуть» в наш сложный, неоднозначный, лишённый простоты и незамутнённости мир. Но, может быть, — сохранить какую-то «толкинистскую» искорку в глазах.

Извечный человеческий страх — стать убийцей самых родных людей. Ибо те, кто нам ближе всего, — в особенности и зависят от нас. От наших слов, сказанных осознанно или в порыве. От нашего внимания или невнимания. Даже — от нашей собственной судьбы: ведь и собственной несложившейся судьбой можно насмерть ранить.

Детство — это мифология. Это сказочные ответы на реальные вопросы.

Новое порождает надежды.

Интеллигентность... бремя для своего обладателя! Но чем больше этих горемычных обладателей — тем мягче, терпимее, добрее, умнее мир вокруг.

За исключением немногих мудрецов — мир судят по себе, точнее — через свой опыт, опыт своих близких, вообще через своё ближайшее окружение.

Страшен человек, оставшийся подростком навсегда (а такие есть — часто талантливые и творческие).

Где сомнения — там и неповиновение.

Неизведанного-то — гораздо больше, чем изведанного... А в объяснениях нуждаются все. Слишком важных вещей это всё касается. Жизни и смерти иногда. Вот и придумывают [люди] себе и близким потихоньку правдоподобные объяснения на все более или менее важные случаи жизни. И начинают в них верить.

Безопаснее жить без возведённых нашим воображением на Олимп земных богов, равно как и без сакральных, метафизических врагов. Хотя с ними — интереснее.

Он (Бродский) — просто писал. Свободно, как дышал. Не во славу советского строя, не против — просто параллельно. И жил — параллельно. Не считал обязательным постоянно состоять на службе. Общался с теми, с кем хотел. И именно этим оказался опасен. Тем, что открыл вариант ухода от надоевшей советской действительности — в параллельное измерение.

Блаженны те, кто знает — впереди загробная жизнь, да ещё и достаточно чётко представляют, какой она будет именно для них (разумеется, при условии, что — хорошей). Им легче умирать.