Светлячок (Firefly) – цитаты и высказывания

— Это радар. У нас на пути какой-то объект.
— О боже! Что это может быть? Нам всем конец! Кто управляет этой штукой?... А, точно, это я. Пора за работу.

— А потом ты начала врать мне.
— Что мне сделать, чтобы выйти из этой ситуации с достоинством?
— Совершить ритуальное самоубийство, рыбка моя.

— Приглашения туда стоят как бриллиант размером с яичко. У меня в заначке есть парочка.
— ...
— Приглашений!

— Постараюсь сказать это так мягко, как только можно... Откуда я могу знать, что вы не убьёте меня во сне?
— Сынок, ты меня совсем не знаешь. Если я захочу тебя убить, ты будешь трезвый, бодрый, и у тебя будет оружие.
— Вы всегда такой сентиментальный?
— Настроение хорошее.

... лишь в потёмках я вижу путь...

— Госпожа посол, приятно видеть на этом корабле кого-то обличенного такой властью.
— Я не посол.
— Да, она шлюха.
— Компаньонка.
— Всегда забываю это слово.

Не торгуется тот, кто платить не собирается.

— Ты же уверяла меня, что крепления еще неделю простоят!
— Да но это было полгода назад!

Хотеть — не вредно, вредно — не хотеть.

— Эта девочка — ведьма.
— Да, но она наша ведьма.

— А будут лезть куда не надо — пристрели.
— Пристрелить?
— Да. Только вежливо.

— Да, ругаюсь я матом. Только там, где это уместно!
— Саймон, весь смысл брани в том, что она нигде не уместна.

Все умирают, Трейси. Кто-то носит сейчас твою пулю, и сам об этом не знает. Вся хитрость в том, чтобы умереть от старости до того, как она тебя найдёт.

— Что-то не в порядке!
— Солнышко, мы жулики, когда всё в порядке, такие, как мы, в тюрьме сидят.

— Джейн, никто тебя не заставляет. Это работа чисто по дружбе.
— Вот и славно. Я их не знаю, и мне все равно.
— Они шлюхи.
— Я с вами.

Знаешь, есть такой девиз... Можно сказать, мировоззрение таких, как мы — «Своих не бросать».

Не бей, говорят, человека по роже... но иногда так приятно.

Правительство — это группа людей. Как правило, никем не управляемая.

— Мы все здесь умрём.
— Не умрём. Знаешь, почему? Потому что мы клёвые. Мы слишком клёвые. Посмотри на этот профиль, разве можно?

— Ривер, нельзя исправить Библию.
— Она плохая, в ней нет смысла.
— Дело вовсе не в смысле. Это книга о вере. Люди верят в то, что в ней написано, и если вера достаточно велика, она преображает человеческую жизнь. Ривер, нельзя исправить веру. Это она исправляет тебя.

Когда не можешь бежать — ползи, когда не можешь ползти — найди того, кто донесет тебя.

В следующий раз, когда захочешь ударить меня в спину, имей смелость посмотреть мне в глаза.

— Настроение хорошее.
— Настроение? За вами Альянс гоняется, на борту преступники, половина людей ранена, серьёзно или по-мелочи, включая вас, к тому же беглецам помогаете.
— Но мы летим.
— Этого мало.
— Этого достаточно.

— Любой джентльмен предоставит вам возможность воспользоваться его мечом.
— Воспользоваться его ме... Чем?

— Иногда я ругаюсь матом. Так же, как все.
— Да ну? Я почему-то никогда не слышала. Ты что — ругаешься поздно вечером, когда все спать разойдутся?
— Я ругаюсь только там, где это уместно.
— Саймон, весь смысл брани в том, что она нигде не уместна!

Иногда вещи ломаются насовсем, их не починишь.

Жизнь слишком коротка для сомнений и недоверия.

— Эй, пастор, разве в Библии не ясно сказано насчёт «Не убий»?
— Вполне ясно. А вот насчёт коленных чашечек там довольно туманно.

Влюбленный человек начинает меняться. Начинает считать неважным то, что раньше было жизненно важным. Или же, неважные раньше вещи становятся необходимыми. Он становится обидчивым. Хочет быть понятым, не объяснив. Услышанным, не сказав. Знакомится со страхом — будто сходит с пути. Потому что любовь меняет человека. А если не меняет, то это не любовь.

— Ну и кто мы теперь?
— Офигенные герои, сэр!

Ты сдаешь члена команды — ты сдаешь меня.

— Мы что, похожи на разумных?
— Внешность обманчива.

— А ты бы могла переспать за деньги?
— За деньги, бесплатно... Всё равно меня никто не хочет.

Сэр, кажется у вас проблема — мозг в голове отсутствует.

Она создала такую семью... сила её любви держала их всех вместе. Когда человек живёт рядом с такой силой, он не может просто уйти, не может оторваться от любви, не хочет без неё...

— Это ведь мне она клялась в любви, чести и повиновении!
— Слушай, если... Она клялась повиноваться?!
— Ну... нет... но в этом все и дело! Тебя она слушается!
— Нет, она игнорирует кучу моих приказов.
— Назови хоть один!
— Она вышла за тебя замуж!

— Если вы воспользуетесь ею в сексуальном смысле, вы будете гореть в особенном аду. Есть там отделение специально для растлителей малолетних и поганцев, которые болтают в театре.
— Да я... я не собираюсь! Святой отец, вы пошляк!
— Возможно, я поторопился.
— Фигожно!
— Я приношу извинения, и подготовлю ей комнату в пассажирском отсеке.
— Вот и хорошо.
[Уходя, пастор Бук оборачивается и, выдержав паузу, повторяет]
— ... в особенном аду.

Говорят, что на крыше слишком много снега, говорят, что снег скоро обрушится, и его мозг в страшной опасности.

Я думаю, что все люди, в честь которых ставили памятники, так или иначе были порядочными сукиными сынами. И дело не в тебе, Джейн, а в том, что людям это нужно.

— Ты всё-таки объясни мне, почему вы не одели Зои в платье.
— Это ж тактика, женщина. Кто-то ж должен прикрывать мне тылы. А потом, так приятно в этих хлопковых платьицах — обдувает во всех местах.
— И ты знаешь это потому, что...?
— Ты не можешь открыть книгу моей жизни и начать читать с середины. Как и женщины, я — загадка.
[Инара смеётся]
— Пусть так и остаётся. Вопрос снимается.