Станислав Родионов – цитаты и высказывания

Любовь должна быть похожа на дружбу.

…Осенью воздух мы пьём, зимой дышим, летом вдыхаем, а весной им задыхаемся…

— Чего ж тогда осуждаете мужа?
— За ложь, за двуличие. Или со мной живи, или к ней уходи.
— И только-то? — усмехнулся Рябинин.
Не искромсанная любовь, не обида, не одиночество и даже не женская гордыня... Её мучит неопределенность.

Неприятности в одиночку не ходят. Скорее всего, ходят парами.

Любовь даёт жизнь. А не лишает её.

У мужчины две задачи в этой жизни: Переделать себя и переделать мир.

Я это состояние знаете как называю? Не с кем смотреть на звезды. Да-да, не спорьте! Вам есть с кем пойти в кино, в театр, в ресторан. Вам наверняка есть за кого выйти замуж. Но вам не с кем смотреть на звезды. Кто-то хорошо сказал, что мы все копаемся в грязи, но некоторые из нас смотрят на звезды. Вам не хватало этого «некоторого». И всегда будет не хватать.

— Она красивая?
— Обыкновенная.
— Умная?
— Обыкновенная. Хотите спросить, за что полюбил?... Любовь та, которая ни за что.

— А по-вашему, кто интересный человек? Который план перевыполняет?
— Который мыслит.
Она молчала, ожидая других слов, растолковывающих, поэтому Рябинин добавил:
— Интересны люди думающие.
— И всё?
— Что — мало?
— А если он думающий, да не образован?
— Он всё равно интереснее образованного, но не думающего.

Сны питаются жизнью, как чага берёзой.

Человеческая душа устроена сложно — пятнышко, точечка, пылинка могут неосторожно толкнуть её в прошлое. А прошлое редко трогает ум — чаще оно сжимает наше сердце.

А быть добрым — стыдно? Ну да, быть добрым — это быть тихим, непробивным, непрестижным, второсортным… — Подпишите протокол.
— Как вы поступите с Дыкиной? — тревожно спросил Катунцев.
— Сперва с ней поговорю.
И потерялся, следя за убегающей мыслью…
…Следователем может работать только добрый человек.

Главные враги интуиции — дураки и ученые. Главные защитники интуиции — женщины.

Благоухая одеколоном, я заварил крепкий чай, и в Лидиных кастрюлях обнаружил множество еды. Жевал и пил, разглядывая хохлатого петуха, сидевшего на чайнике. Желтое дерево кухни, золотистый торшер, хохлатый петух, запах чая и того же одеколона размягчили мою волю, а ей следовало твердеть и готовиться. Родной дом, жизнь, смерть…
В конце концов, как я понимаю свою смерть? Нет, не жар крематория и не осыпь могилы, не слияние с природой и не приобщение к планетарному духу… Для меня смерть – это прежде всего уход из дому. И нет ничего страшней.

Он смотрел в небо, пытаясь спрятать взгляд там, меж радужных столбов. Да и видел он это небо лишь глазами, не сознанием. Хочешь быть свободным, носи дешёвые костюмы…

... Мошенники существуют за счет простодушных, я люблю простодушных, тогда пусть будут мошенники — лишь бы жили простодушные...

... Жанна опять говорила неправду. В этом был виноват и он, знавший, что нельзя допускать лжи; и не только потому, что ему нужна правда и ложь аморальна, а и потому, что эта ложь наслаивалась и каменела, как пласты стылого бетона, — потом её никаким ломом не возьмешь. Трудно говорить правду после лжи — легче вовсе не говорить. И после лжи бывала уже другая правда, второго сорта, что ли...

Интуицией Рябинин и объяснял вещие сны. Известны случаи, когда спящий мозг решал задачи, делал открытия, сочинял музыку… Почему же во сне он не способен к интуиции, которая по своей неощутимой сути ближе всего к сновиденьям? В обрывок забытой реальности; в какой-нибудь всплывший кусок жизни вкрадывалась та далёкая догадка, которая не смогла пробиться при свете дня. Догадка, зревшая днём и всплывшая ночью…
Рябинин потерялся, следя за убегающей мыслью…
…Пророческий сон — это интуитивный сон…

Самодовольный человек закрыт от плохого, но он закрыт и от хорошего.

Беременная женщина совершила преступление.
– Костя, а почему беременность – смягчающее обстоятельство?
– Будто не знаешь. Я арестую, а суд даст срок, не связанный с лишением свободы, и прямо в зале освободят. Мне выговор за незаконный арест. А не арестовать, чепуха выходит: организатор шайки на свободе, сошки же помельче сидят. А?
– Все-таки почему беременность смягчает вину?
– Очевидно, роды, воспитание ребенка…
– Костя, а ведь она совершила преступление пострашней, чем хищение денег и обуви.
– Какое?
– Пошла на кражи, зная про ребенка.
– Ну и что? – задержался он на мне нетерпеливым взглядом, потому что я затевал ненужный и малопонятный разговор.
– Пошла на преступление, зная, что будет ребенок. Зная, что ее могут посадить, а значит, ребенок начнет жизнь с тюремной больницы. Зная, что когда-то этому ребенку станет известно, кто у него была мать. Короче, она совершила преступление и против будущего ребенка. У нее две вины. Выходит, что беременность не смягчающее, а отягчающее обстоятельство. Именно отягчающее!
– Тогда, по-твоему, и наказание надо давать суровее? – усмехнулся он явной нелепице.
– Наказание ради ребенка давать мягче, а беременность считать обстоятельством отягчающим.

— Я догадался, почему при виде холодной, пустынной и безжизненной луны человек думает о любви.
— Да?
— Потому что человеку становится так одиноко и холодно, что он тянется к другому человеку.

– И так все люди. Страдаем и думаем, как бы отстрадать; болеем и думаем, как бы отболеть; работаем и думаем, как бы отработать… Мы все чего-то ждем и куда-то спешим. Куда, Сережа?
– Гм… К горизонту.
– Именно. И спешим бессознательно, генетически, что ли… Значит, там, за горизонтом, что-то есть? Если мы хотим скорее прожить эту жизнь, то, выходит, есть другая? Там, куда мы спешим.
– И поэтому нашу, первую, мы живем по-дурацки, – буркнул я.

Информированные никогда не понимали думающих.

— Знаете, зачем я пришел?
Прокурор молчал, полагая, что следователь может зайти и ни за чем.
— Я пришел сообщить, что всё в мире мотивировано, кроме одного.
— Что же это такое?
— Любовь. Она безмотивна.

— Вы придёте? — обдала она трубку пряным дыханием, дошедшим до него.
— Да.
— Из жалости ко мне?
— Я обещал вашей дочери.
— Значит, из жалости.
— Аня, жалость лежит рядом с любовью.

… Поражают нас запахи не сильные, не приятные, не новые — нам ложатся на душу запахи прошлого, ушедшего, забытого…

Жалость бывает и без любви. Но любви без жалости не бывает.