Ричард Матесон – цитаты и высказывания

Люди бывают наказаны не за свои деяния, а своими деяниями.

Любое явление в жизни имеет свой аналог в загробной жизни. Это относится как к самым прекрасным, так и к самым отвратительным вещам.

Но никогда не забывай о том, что мы платим за каждый свой поступок, мысль и чувство.

Разве может быть порицание более суровое, чем самоосуждение, когда притворство более невозможно?

Когда материя не принимается в расчет, все творение становится исключительно ментальным.

Чувство — это такая штука, которая, однажды умерев, навряд ли воскреснет.

Материя – не более чем энергия, кажущаяся человеческому интеллекту статичной. Жизнь – состояние сознания, воспринимающего энергию в качестве материи. Смерть – состояние сознания, более не воспринимающего ее таковой.
Жизнь на Земле – всего лишь панорама ярких наблюдений, кажущихся нам реальными.

– Вы свободны в час?
– У меня плотный график. Он состоит из встреч с вами в любое время дня и ночи.

Всем нам предстоит пройти путь, и этот путь начинается на Земле.

То, что люди назвали адом, — это вакуум, в котором обитают после смерти неразвитые души. Этот тот уровень существования, над которым они не могут подняться, поскольку не в состоянии мыслить абстрактно, а беспокоятся лишь о мирских делах.

Я верю, что в доисторические времена, до появления речи, паранормальные способности были в порядке вещей. И это вполне объяснимо. Нельзя же абсолютно все человеческие потребности выразить при помощи жестов и гримас.

Наша душа вмещает в себя божественную сущность.

Не смерть нам наносит раны, а жизнь. Человек может умереть, даже не зная об этом.

Весы правосудия: темнота против света, жестокость против сочувствия, похоть против любви. И всегда этот неизменный сокровенный вопрос: «Что ты сделал со своей жизнью?»

То, во что мы верим, становится нашим миром.

Люди полагают, что самоубийство — быстрый путь к забвению, выход из сложной ситуации. Это далеко не так. Просто личность переходит из одной формы в другую. Душу разрушить невозможно. Самоубийство лишь ускоряет более мрачное продолжение той же ситуации, выход их которой никак было не найти. Продолжение в еще более мучительных обстоятельствах.

Помощь дарят, только если попросишь о ней.

Не могу сказать в чем заключаются высшие проявления этого состояния «родственные души». Но вот что я тебе скажу. Существуя отдельно от своей половинки, ты постоянно испытываешь тревогу. Не имеют значения обстоятельства, не имеет значения, насколько изысканно твое окружение.
Быть половинкой – мучение, когда другая половинка от тебя далеко.

Набулькав полный бокал, он снова уселся и отхлебнул. Где же она, та неясная грань, за которой он оторвется от этого трезвого мира с его зыбким равновесием, и мир со всей его суетой наконец утратит свой ясный, но безумный облик.

Невзирая на голос разума, всегда должен наступить такой момент, когда сердце говорит громче.

Знать, что конец близок, — и оставаться спокойным! Не в этом ли сила духа — духа несокрушимого? Ведь Скотт остался один на один со своей бедой, и рядом не было никого, кто смог бы пожалеть его или оценить его мужество. Это была смелость без оглядки на возможную похвалу.

Но в природе нет состояния нуля: все в ней существует, проходя бесконечные циклы развития. Теперь это казалось так просто: он никогда не исчезнет, потому что во вселенной все существует вечно.

Ценность любой мысленной музыкальной формы зависит от чистоты ее мелодий и гармоник. По сути дела, композитор – строитель звуков, создающий здания из видимой музыки.

«Когда-то мне казалось, что они поют, потому что с миром всё в порядке, — подумал Роберт Невилл. — Теперь я знаю, что ошибался. Они поют, потому что ни хрена не смыслят».

У вас такие сильные чувства друг к другу, потому что вы — родственные души. Это означает буквально, что у вас одинаковая длина волны и ваши ауры вибрируют в унисон. Вот почему ты сразу же влюбился в нее, когда увидел в тот день на пляже. Твоя душа радовалась воссоединению с ней.

Душа, вселившаяся в больное или немощное тело и с оптимизмом превозмогшая эти недуги, в духовном смысле совершенствуется быстрее, чем та, у которой по земным стандартам есть для жизни все.

Я чувствовал, что теряю надежду, что меня опустошает отчаяние. Существование теряло смысл. Зачем всё это продолжать? Бесполезно и бессмысленно.

Смерть — вовсе не повелительница всех ужасов. Смерть — это друг. Подумай вот о чём. Ты боишься спать ночь? Разумеется, нет. Потому что знаешь, что опять проснёшься. Думай о смерти то же самое. Как о сне, от которого неизбежно пробудишься. Настоящая жизнь — это процесс становления. Смерть — один из его этапов. Вслед за жизнью не наступает небытие. Существует только непрерывность бытия.
Не сомневайся в том, что мы являемся частью замысла. Замысла, состоящего в том, чтобы поднять каждого из нас на высочайший возможный уровень. По временам путь может проходить во мраке, но он, несомненно, ведёт к свету.

Наружность человека ухудшается вместе с деградацией ума.

Что может быть унизительнее для человека, чем быть предметом жалости. Можно стерпеть ненависть, обиду, гнев, самое жестокое наказание, но жалость – никогда. Если человек становится достойным жалости, он обречен. Жалость – это участь беспомощных созданий.

Норма — это понятие большинства. Стандарт. Это решает большинство, а не одиночка, кто бы он ни был.

Как реагировал бы на крест вампир мусульманин?

Как быстро мы приемлем невообразимое, если видим это раз за разом своими глазами.

... даже то, что кажется очевидным, не всегда оказывается правдой, если тому нет адекватных доказательств.

Общество ненавидит и преследует вампиров. Но без всякой причины! Разве их потребности шокируют больше, чем потребности человека или других животных? Разве их поступки хуже иных поступков родителей, издевающихся над своими детьми, доводя их до безумия? При виде вампира у вас усиливается тахикардия и волосы встают дыбом. Но разве он хуже, чем те родители, что вырастили ребенка неврастеника, сделавшегося впоследствии политиком? Разве он хуже фабриканта, дело которого зиждется на капитале, полученного от поставок оружия национал террористам? Или он хуже того подонка, который перегоняет этот пшеничный напиток, чтобы окончательно разладить мозги у бедняг, и так не способных о чем-либо как следует мыслить? Или, может быть, он хуже издателя, который заполняет витрины апологией убийства и насилия? Спроси свою совесть, дружище, разве так уж плохи вампиры? Они всего навсего пьют кровь.

Погибнуть, не ощутив полноты наслаждения жизнью, не познав счастья в объятьях любимого человека. Погрузиться в тяжкий коматозный сон, чтобы умереть, или, может быть, вновь ожить, только ужасным, безумным, бесполым бродячим существом. И никогда не познать, что значит любить и что значит быть любимым. Это похуже, чем стать вампиром.

Круг замкнулся, — думал он, ощущая, как вечный сон вкрадывается в его тело. — Круг замкнулся. Гибель рождает террор. Террор рождает страх. И этот страх будет осенен новыми предрассудками. Так было... И так пребудет во веки... И теперь... Я — легенда.

Несмотря на то, что все эти годы он жил бок о бок то смертью, ходил по проволоке над пропастью, в которой его поджидала смерть, то и дело лишь по воле случая избегая неминуемой гибели. Несмотря на это разум его не был готов. Он не был готов принять смерть.

Его растрепанные волосы зашуршали на подушке, когда он зашевелился, чтобы взглянуть на часы. Два часа утра. Уже два дня как он похоронил ее. Двумя глазами он смотрел на часы, двумя ушами слышал их тиканье, сжав губы — тоже две. Две руки его безвольно лежали на кровати.
Он пытался избавиться от этой навязчивой идеи — но все вокруг упорно распадалось на пары, утверждая всемирный, космический принцип двойственности, все вело на алтарь двоичности.

Родство мыслей, а не крови — вот что важно.