Павел Архипович Загребельный – цитаты и высказывания

Женщина без кокетства — цветок без запаха.

Лишний приятель, пусть пока и ребёнок, всегда лучше, чем ещё один враг, пусть самый ничтожный и бессильный.

Человек появляется один раз и исчезает, и это самое неповторимое и самое прекрасное из всего, что может быть.

Падающая десница если и не карающая, то непременно дерзкая, угрожающая.

Человек талантливый напоминает цветок, который поднимается очень высоко. Его хотят сорвать первым. А что же остальные цветы? А те наполняются завистью, для них достаточно собственной красоты, другой красоты они не хотят признавать.

Человек, став на ноги и возвысившись над миром животных, сразу как бы раздвоился на часть верхнюю, где дух и мысль, и нижнюю, которую телесность тянет к земле, толкает к низменному, к первобытной грязи. Верхней служат мудрецы и боги, нижней — подхалимы. Они из человеческих отбросов самые древние. Покончить с ними невозможно. Единственный способ — снова встать на четвереньки?

Не интересовался, как зовут преступника и кто он. Ибо преступник из-за своего преступления становится животным, а животное не имеет ни имени, ни положения.

Человек, облеченный властью, отличается от обыкновенного человека так же, как вооруженный от безоружного.

Нет в мире опаснее дела, чем частая смена руководства.

Не спрашивай Меджнуна о любви: он очарован.
Не надейся, что тайну откроет тебе Ферхад: это только сказка.
Спрашивай меня о знаках любви — я расскажу тебе.
Милая моя, станешь свечой, а твой милый — мотыльком.

Мы существуем до тех пор, пока мы, объединяясь неустанно со всем, что нас окружает, в то же время отделены от него оболочкой своего тела, духом своим и неповторимостью.

Отправляясь в походы, Сулейман никогда не брал на себя командование войском, каждый раз назначал сераскером великого визиря. Это было довольно удобно, потому что все неудачи падали на сераскера, успехи принадлежали султану.

Художники всегда остаются самими собой. Одни всю жизнь рисуют паруса, — видимо, для того, чтобы напомнить о неудержимости ветра, который несёт нас куда-то дальше и дальше; другие, словно для опровержения присказки о прошлогоднем снеге, все рисуют и рисуют снег; те изображают коней, а другие – женщин.

Но можно ли бежать от красоты, увидев её хотя бы один раз?

Ведь когда человек не загребает богатство, для обретения которого ему достаточно протянуть руку, он неизбежно становится загадочным, смущает и раздражает простые умы. А между тем есть вещь значительнее богатства — власть. Кто владеет богатством, тот владеет еще не всем. Только власть может дать полное удовлетворение всем человеческим страстям.

Женщины могут прощать все, но только не рабство и унижение.

Трех вещей жаждет прежде всего человек. Первое: жить. Всегда, хоть на день или на час больше другого, но жить, жить! Второе: быть счастливым. Счастье можно найти даже в страдании, если это страдание от любви или ненависти, можно быть счастливым и умирая, но когда умираешь борясь, превозмогая, побеждая. Любовь может стать величайшим счастьем, но как же много нужно еще для этого, ибо не одной только любовью жив человек. Поэтому неизбежно выплывает третья предпосылка человеческого существования: знания. Даже ребенок не хочет жить в незнании. Жить, чтобы искать истину, и в этом счастье.

Наверное, некоторые души нуждаются в жесточайших ударах судьбы, чтобы выказать свое величие.

Он твёрдо знал, что всегда нужно вмешиваться самому, бросаться в самый водоворот, врываться в самый ад боя и состязания, ибо только там чувствуешь себя живучим и неподвластным смерти.

Наверное, время обладает способностью уплотняться в самые напряженные периоды твоей жизни, когда же наступает расслабление, тогда невидимая пружина, которая с умной жестокостью сжимала все — и время, и события, и всю жизнь, — тоже расслабляется, и уже ветры не дуют, не поторапливают события, унимаются даже дьяволы непокоя, наступает тишина, ленивая разнеженность, никчемность, чуть ли не угасание. А поэтому для настоящего человека спасение только в напряжении, в вечном неудовлетворении достигнутым и сделанным.

Как ни тяжело бывает иной раз среди людей, но нужно с ними жить, потому что без них никак нельзя.

Любовь, молитва и война начинаются всегда прекрасно. А кончаются?

Когда человек сам роет себе могилу, что остаётся? Подтолкнуть его туда, вот и всё!

Любовь, мудрость и птицы не знают отчизны. Они перелетны и вездесущи, как тоска и отчаянье.

Вещи когда-нибудь уничтожат человека. Пока их мало — человек их любит, украшает, они служат человеку и не мешают, а, наоборот, помогают жить. Потом их станет чрезмерно много. Делать вещи не хватает времени. Украшать — и тем более. Искусство исчезает, оно отступает на второй план, в глубины прошлого, а вместе с тем с ним отступает и время, и человек остаётся одиноким на берегу океана вечности, и горы ненужных, бессмысленных вещей громоздятся вокруг него.

А может, темнота стала для нее богом? Женским богом, ибо женщина царит только в темноте, творя истинное чудо, побуждая в душе жестокого деспота доброту, нежность, ум, справедливость, простоту и восхищение.

Каждый рождается с бесами и живёт с ними, а к богу идёт всю жизнь. Но дойдёт ли?

Даже царства имеют свои судьбы – счастливые или несчастные, а люди и тем более.

Каждый старался создать что-то такое, чего ещё никто не творил и не видел, каждому хотелось хотя бы на короткое время очутиться в вольном мире красоты, вызванном собственным воображением, почувствовать себя безраздельным властелином, господином, свободным во всём, ибо подлинную свободу даёт только выполняемая тобою работа, которую способен выполнить один ты в целом свете.

Среди людей науки должны существовать определённые нормы поведения, должна быть солидарность – между учёными она должна быть даже в ошибках, как между святыми и женщинами – в грехах.

Такова участь всех, кто оказывается на перепутье: к ним сплываются наибольшие богатства, но следом за ними идут те, которые хотели бы богатства прибрать к своим рукам. Если хочешь подольше продержаться, то будь либо могучим, чтобы дать отпор, либо хитрым.

Женщина — как Бог: она хотела бы властвовать над мужем безраздельно. А мужчина напоминает язычника: ему всегда мало бога одного, а женщин и подавно.