Молодость (Youth) – цитаты и высказывания

— В горах ты испытываешь невероятные чувства. Ты ощущаешь свободу.
— А я только страх.
— Страх тоже невероятное чувство.

— Ты писал сегодня?
— Дважды. Четыре капли. А ты?
— Также. Более-менее.
— Более или менее?
— Менее.

Детям не знакомы испытания родителей.

— Что с тобой такое? Ты будто с похорон вернулся.
— Твой сын бросил мою дочь.
— Что ты несешь?
— Они садились в самолет, чтобы лететь в Полинезию, и прямо там, на трапе, он остановился и сообщил, что влюблен в другую женщину.
— Ушел в мертвую петлю прямо с трапа самолета.
— Как глубока мысль! Да ты просто мастер метафоры!

— Маэстро, как я писал вам в письме, я работаю в отделе мероприятий и церемоний Букингемского дворца.
— На королеву, да?
— В каком-то смысле, да.
— Хорошо. Монархии всегда очаровательны.
— Могу я спросить, что такого очаровательного вы находите в монархии?
— Она такая хрупкая. Убрать одного человека, и весь мир вокруг полностью меняется. Как в браке.

Говорят, что чувства сильно переоценены. Чушь это. Чувства — это все, что у нас есть.

— После боли приходит наслаждение.
— ... А потом опять боль.

Возможно мы переоцениваем эмоции.

Я уже третью неделю изучаю здесь людей. Я с большим пристрастием наблюдаю за вами, за Линой, за русскими, за арабами, за взрослыми и детьми. И я наконец пришёл к заключению — я должен выбирать. Я должен выбрать, что действительно важно показать: ужас или страсть. И я выбираю страсть. Вы, каждый из вас, открыли мне глаза. Вы показали мне, что я не должен терять время на бессмыслие ужаса. Я не могу так. Я не могу сыграть Гитлера. Я хочу показать вашу страсть, мою страсть. Такую чистую, невозможную, аморальную. Потому что именно это делает нас живыми.

А знаешь, до меня кое-что дошло, Фрэд. Люди красивы или уродливы, а те, кто посередине, просто симпатичны.

Большие усилия приносят так мало плодов.

— Ты помнишь Гильду?
— Фильм?
— Нет. Гильду Блэк. В которую мы оба были влюблены.
— Гильда Блэк. Что это ты вдруг вспомнил о ней? Это было сто лет назад.
— Да. А ощущение будто вчера. Я бы отдал двадцать лет жизни, чтобы с ней переспать.
— Это был бы очень глупый поступок. Гильда Блэк не стоит двадцати лет твоей жизни. Она не стоит ни одного дня.
— Почему же? Ты спал с ней?
— Что? Что ты сказал?
— Что слышал. Шестьдесят лет назад ты поклялся, что не спал с ней из уважения к моей любви. Теперь ты запел по-новому.
— Слушай, я должен признаться.
— Так, слушаю.
— Настоящая трагедия, и поверь мне, это действительно трагедия, в том, что я даже не помню спал ли я с Гильдой Блэк.
— Ты серьезно?
— Клянусь!

— А папа действительно не рассказывал про королеву? И про ее просьбу сыграть «Простые Мелодии» в Лондоне, и про его отказ?
— Ни словечка.
— Странная какая-то у вас дружба.
— Странная? Почему? Это хорошая дружба. Хорошему другу ты рассказываешь только хорошее. А этот эпизод для него из другой категории.

Я всегда иду домой. Я всегда иду в отцовский дом.

— Я ценю иронию, но когда она пропитана ядом, она теряет всю свою силу. И показывает еще кое-что.
— Что?
— Отчаяние.

— Ах да! Хотела тебе сказать, что эти французы пишут каждый день. Они хотят, чтобы ты написал мемуары. Что мне с ними делать?
— Пусть хотят.

— Я сделаю вам массаж другого типа, потому что вы напряжены. Нет, вы не напряжены. Точнее сказать, вы полны эмоций.
— Вы что, считываете информацию руками?
— Через прикосновения можно выяснить все, что угодно. И почему люди так боятся прикосновений?
— Может, они думают, что это связано исключительно с наслаждением?
— Но, кстати, это еще один повод трогать, а не разговаривать.
— Вы не любите поговорить?
— Мне обычно нечего сказать.

Легкомыслие — это непреодолимое искушение.

Стравинский как-то сказал, что у интеллигенции совсем нет вкуса, с тех пор я стараюсь не стать интеллигентом.