Михаил Шишкин – цитаты и высказывания

Снежная баба сокрушается, почему все жалеют «Титаник» и никто — айсберг?

А главное — настоящее ни в какие слова не влезет. От настоящего — немеешь. Все, что в жизни происходит важного, — выше слов.

Вот я знаю, Сашенька моя, что ты существуешь. А ты знаешь, что я есть. И это все делает меня здесь, где все шиворот-навыворот, настоящим.

В какой-то момент приходит понимание, что если то, что ты пережил, может быть передано словами, это значит, что ты ничего не пережил.

Чем дольше тебя нет со мной, тем большей частью меня ты становишься. Иногда даже сама не понимаю, где кончаешься ты и начинаюсь я.

Я все поняла! Мы уже муж и жена. Мы всегда ими были. Ты — мой муж. Я — твоя жена. И это самая чудесная рифма на свете.

Утром, когда не хочется вставать и жить, — улыбнуться. И еще раз улыбнуться. И еще.

А мне ничего фарфорового не нужно. Нужно всё живое, здесь и сейчас. Ты, твое тепло, твой голос, твое тело, твой запах.

Я сказала себе, что к тебе не пойду. И побежала на следующий же день.

У мамы теперь на ночном столике все время лежит Аввакум. Она то и дело повторяет: «Время приспе страдания. Подобает вам неослабно страдати». Сегодня она сказала, что когда-то эти слова прочитала, и они запомнились, но не поняла. «А теперь всё стало так просто: наказание дается не за грехи вовсе, а за счастье. Все имеет свою цену: за счастье — горе, за любовь — роды, за рождение — смерть».

Если ты ничего больше не можешь дать людям, они уходят.

Послушай, любимый мой, ты всё-всё когда-нибудь поймёшь. Есть вещи, которые и существуют только для того, чтобы быть понятыми потом.

Забудешь в кафе зонтик, вернешься — и жизнь примет другой оборот.

Если любовь была, ее ничто не может сделать небывшей. И умереть совершенно невозможно, если любишь.

Свет за одну секунду пробегает сотни тысяч верст — и только для того, чтобы кто-то мог поправить шляпу в зеркале!

Все на свете зарифмовано со всем на свете. Эти рифмы связывают мир, сбивают его, как гвозди, загнанные по шляпки, чтобы он не рассыпался.

Но на самом деле все созвездия — ерунда. Ничего не говорящая мгновенная констелляция. Всё равно что назвать созвездиями случайных прохожих или пролетающих птиц. Вообще давать имена звездам — это как заносить в реестр гребешки волн на море.
И объяснил, что всё дело в несоответствии времени. У тех звездных прохожих одно время, а у нас другое.

Ведь всё на свете должно заканчиваться так — мужчина, пройдя испытания, возвращается к любимой и кладет ей голову на колени.

Она однажды сказала, что я — настоящий мужчина: снаружи бункер, а внутри детская.

Как, оказывается, тяжело носить в себе обиды и как легко и просто прощать.

Что может быть чудеснее на этом свете: прихожу к себе, а ты здесь меня ждёшь! Вот это и есть чудо.

— Нина Николаевна, поздравляю!
— С чем?
— Как с чем? С революцией! С весной!
— Милочка! С революцией поздравлять нечего, а весна наступает не по календарю, а когда я меняю свою фетровую шляпу на соломенную.

Воспоминания — как островки в океане пустоты.

Весь мир — одно целое, сообщающиеся сосуды. Чем сильнее где-то несчастье одних, тем сильнее и острее должны быть счастливы другие. И любить сильнее. Чтобы уравновесить этот мир, чтобы он не перевернулся как лодка.

По одной капле воды человек, умеющий мыслить логически, может сделать вывод о возможности существования Атлантического океана или Ниагарского водопада, даже если он не видел ни того ни другого и никогда о них не слыхал.

Всеобщая смерть — это утешительная справедливость. Страшно умереть, потому что обидно отстать — другие пойдут дальше и увидят то, что для тебя навсегда останется скрытым за поворотом.

Мы есть то, что мы говорим.

— Погоди, но ведь мы говорили совсем о другом. О чем?
— Мы говорим всё это время о любви. Мы об этом с тобой никогда не говорили. Будто избегали этого слова. Наверное, казалось несоразмерным: разве можно собрать всё, что чувствуешь, в какое-то узкое слово, как в воронку?

Сказал: «Так ты исчезнешь, а вот если я тебя запишу — ты останешься». А ты засмеялась: «Куда же я могу исчезнуть? А вот ты свою записную книжку забудешь в метро — и всё! Как ты не понимаешь: и один мой волос, который останется на подушке, когда я утром уйду, реальнее всех твоих слов, вместе взятых.

Никому в голову не приходит давать названия небу, хотя и там, как в океанах, есть свои проливы и моря, впадины и отмели.

Прошлого нет, но, если его рассказывать, слова можно растянуть в целые дни, а можно, наоборот, целые годы упихнуть в несколько букв.

Нельзя откладывать счастье на будущее, нужно быть счастливым сейчас.

Одиночество — это когда у тебя все вроде есть, чтобы не быть одиноким, но на самом деле ничего нет.

Ну почему поцелуи всегда приберегают на конец письма?
Целую тебя сразу и везде, везде!

Я и себя-то теперь чувствовала только через тебя. Моя кожа существовала только там, где ты ее касался

Ну почему сны сразу забываются? Ладно, неважно. Важно, что ты мне снилась, и мы были вместе.
А может, я тоже тебе снился? Представляешь, мой сон где-то встретил твой сон, они поцеловались, прижались друг к другу, обнялись.

Все, что со мной происходит, реально только потому, что думаю, как тебе про это написать. И без этого я, даже когда мне хорошо, не могу переживать радости. Я должна поделиться ею с тобой, чтобы она состоялась.

Самые простые вещи могут заставить умирать от счастья.

Прохожу мимо памятника, он на месте, а где наше свидание?

Я про тщетность слов. Если не чувствовать тщетности слов, то, значит, ты ничего в словах не понимаешь.