Маркус Зусак – цитаты и высказывания

Это был год, стоивший целой эпохи, как 79-й или 1346-й — да и многие другие. Что там коса, черт побери, там была нужна метла или швабра. А мне — отпуск.

Один из них был книжным вором. Другой воровал небо.

Странные они, эти войны.
Море крови и жестокости — но и сюжетов, у которых также не достать дна. «Это правда, — невнятно бормочут люди. — Можете не верить, мне все равно. Та лиса спасла мне жизнь.» Или: «Тех, кто шел слева и справа, убило, а я так и стоял, единственный не получил пулю между глаз. Почему я? Я остался, а они погибли?»

Могу точно сказать вам, мир — это фабрика. Солнце размешивает её, люди ею управляют.

По всем статьям, забирать такого мальчишку, как Руди, — просто грабёж: столько жизни в нём, столько всего, ради чего стоит жить, — и всё же я почему-то уверен, что ему бы понравились этот битый камень и разбухшее небо в ту ночь, когда он скончался. Он бы заплакал, обернулся и улыбнулся — если бы только увидел книжную воришку на четвереньках рядом со своим уничтоженным телом. Он бы обрадовался, что Лизель Мемингер целует его запыленные губы, убитые бомбой.
Да, я это знаю.
Во тьме моего бьющегося тьмой сердца — знаю. Ещё как бы ему это понравилось.
Видите?
Сердце есть даже у смерти.

***Некоторые сведения о Сталинграде***
1.
В 1942-м и в начале 1943-го небо в этом городе каждое утро выцветало до белой простыни.
2.
Весь день напролёт, пока я переносил по небу души, простыню забрызгивало кровью, пока она не пропитывалась насквозь и не провисала до земли.
3.
Вечером её выжимали и вновь отбеливали к следующему рассвету.
4.
И всё это, пока бои шли только днём.

Сердце есть даже у смерти.

Снежок в лицо — бесспорно идеальное начало верной дружбы.

... дело не в месте. Дело в человеке. Даже если бы ты отсюда уехала, ничего бы не изменилось. Ты бы не изменилась.

Великое умение человека — его способность к росту.

Бог никогда ничего не говорит. Думаете, вы один такой, кому он не отвечает?

... я ложусь навзничь, чтобы посмотреть на звезды. Их в небе видимо-невидимо. Кажется, будто падаешь, но не вниз, а вверх. В звездную пропасть над головой.

Человеческое дитя иногда гораздо проницательнее до одури занудных взрослых.

Бывает, я просто выживаю. Но иногда я стою на крыше своего бытия, раскинув руки, и выпрашиваю ещё, большего.

Ещё один образец противоречивой человеческой природы. Столько-то доброго, столько-то злого. Разбавляйте по вкусу.

Городская улица была полна людей, но одиночество не стало бы сильнее, даже если бы улица совсем опустела.

Иногда удобно, если тебя считают тугодумом, но лучше, если кто-нибудь видит, как есть на самом деле.

Жизнь изменилась самым диким образом, но им непременно нужно было вести себя так, будто ровно ничего не произошло.
Представьте себе, каково улыбаться, получив пощечину. Теперь представьте, каково это двадцать четыре часа в сутки.
Вот это и было оно — прятать еврея.

Почему-то умирающие всегда задают вопросы, на которые знают ответ. Может, затем, чтобы умереть правыми.

У него был ветер в волосах и туман в глазах.

Я познакомился с девушкой и влюбился в нее (надо сказать, я мог бы втрескаться в любое недоразумение, прояви оно каплю интереса).

Люди, как мне кажется, забавно признаются.
Мы признаемся почти во всем, но важно лишь то, о чем мы умалчиваем.

Люди замечают краски дня только при его рождении и угасании, но я отчётливо вижу, что всякий день с каждой проходящей секундой протекает сквозь мириады оттенков и интонаций.
Единственный час может состоять из тысяч разных красок.

О том, как годы лезли в гору, я могу рассказать вот что.
У каждого была своя жизнь.

Пенни хотела выбросить сигареты, но вдруг Майкл ее остановил.
– А давай их спрячем?
И со значением подмигнул.
– Никогда не знаешь, когда может понадобиться сига…

Сначала краски. Потом люди. Так я обычно вижу мир. Или, по крайней мере, пытаюсь.

На сей раз она смогла проглотить и насладиться вкусом восхитительно нарушенного запрета.

…в некоторых ситуациях берешь то, что есть…

Она рассмеялась, и Клэй почувствовал ее дыхание, и подумал об этом тепле, о том, как люди бывают теплыми, тепло идет изнутри наружу, как оно обдает тебя и исчезает, потом снова здесь, и ничто не постоянно…

…То, что мы держим при себе, мы тщательнее всего прячем от родителей.

Поцарапанные, но все же блестящие черные бока аккордеона ходили туда-сюда, когда Папины руки сжимали пыльные меха, заставляя их всасывать воздух и выталкивать его обратно. В такие утра на кухне Папа давал аккордеону жизнь. По-моему, если как следует задуматься, эти слова имеют смысл.
Как мы определяем, живое ли перед нами?
Смотрим, дышит ли.

Писать всегда трудно, но легче, если есть что сказать.

Чем холоднее он становился, тем сильнее таял.

Он хотел уйти — Господи, как же он хотел этого (или, по крайней мере, хотел хотеть), но знал, что не уйдет.

В такие утра на кухне Папа давал аккордеону жизнь. По-моему, если как следует задуматься, эти слова имеют смысл. Как мы определяем, живое ли перед нами? ?Смотрим, дышит ли.

…Великие сущности могут взяться откуда угодно.

Это был великий конь… И идеальная судьба: мы не любили бы его так, если бы он не умер.

…Возьми пятерых мальчишек, засыпь их в один небольшой дом и посмотри, на что это похоже: каша из бардака и потасовок.

Паранойя в одиннадцать лет свирепая. Прощение в одиннадцать лет опьяняет.

– Что вообще с тобой такое? Почему ты такой…
– Какой такой? Ну какой?
Такой долбанутый.
Жаргон молодых в любой стране.
Слова между ними будто рана.