Марина и Сергей Дяченко – цитаты и высказывания

— Я не могу, — сказал он виновато.
— Можешь, — устало возразил Разбиватель. — Ты всё можешь... Но «не могу» — удобнее. Да?

Не беда, если душа выжжена солнцем – страшнее, если ее опустошило пожарище. Не беда, если не знаешь, куда идешь – хуже, когда идти уже некуда. Вставший на путь испытаний не сойдет с него, даже пройдя до конца.
... Ибо путь бесконечен.

Развивайся сознательно и твори свободно. Человек приходит к Пандему за счастьем, и уходит обиженным, когда ему отказывают. Природа человека заточено под мир, полный боли.
Преодолевая боль, человек может подняться до гигантских высот. Высот духа.

Если ты всего лишь немного сумасшедший — это же обычное дело!

Мы все — пленники ритма, хозяева ритма. Утро — ночь. Сон — явь. Вдох — выдох. Наше сердце — ударная установка. Наш мозг подчинен ритму и производит ритм...

— Человек, не имеющий цели, подобен ключу, не имеющему замка.

— Успех — это когда о вас все знают?
— Нет. Успех — это когда ты можешь изменить мир. Хоть чуть-чуть. Именно ты, своей волей. Успех — это власть, если хочешь знать...

— Невозможно жить в мире, где есть вы!
— Невозможно жить в мире, где меня нет... Хотя смириться со мной трудно, я понимаю.

Амплитуда внутренней жизни. От эйфории к отчаянию и обратно. Неисправимого не бывает. Непоправимого не случается. Это опыт, это внутренняя жизнь, падая и поднимаясь, ты растешь...

Счастье – то, что чувствует любой человек, совпавший со своим предназначением.

Нет ничего хуже – привязаться, перегореть, а потом привязаться опять. Это мучительно. Это – почти наверняка смертельно...

За эйфорические всплески всегда надлежит расплачиваться ощущением полнейшего вакуума под сердцем.

... каждому человеку судьба нальёт столько литров удачи, сколько поместится в бензобак его смелости.

Через сотни ночей к последнему утру тянусь.
Не зови меня. Я и без зова
Явлюсь.

Любят не того, кто возбуждает, а того, за кого страшно.

... если не решиться посмотреть судьбе в глаза, она обязательно догонит и пнёт в спину.

Жить – значит быть уязвимым. Любить – значит бояться. А кто не боится – тот спокоен, как удав, и не может любить.

Он был её мужчина, а она — его женщина. Не осталось ни девчонок, ни девок, ни чикс, ни парней, ни пацанов — все ненужные слова-ярлычки смылись, будто с доски мокрой тряпкой. И счастливое безвременье длилось очень долго. Наверное, минут тридцать.

Я силился жажду песком утолить,
И море пытался поджечь.
Мечтал я тебя позабыть...

Я — бабочка в душной сети Ритуалов.
Свободнорожденный, свободным я не был
Без тебя. Покажи мне, где небо.

Одинокое небо спрятало в тучи лицо.
Наверное, с горя -
Устало гримасничать в зеркало моря.

Мира, каким вы его видите, не существует. Каким вы его воображаете — не существует и в помине. Некоторые вещи кажутся вам очевидными, а их просто нет.

Оказывается, можно не только говорить сквозь зубы – некоторые ухитряются сквозь зубы думать…

— Свобода, — сказал полицейский в камуфляже, с резиновой дубинкой у пояса, — это всегда одиночество. Чем совершеннее свобода — тем полней одиночество.
— Что? — удивился он.
— Я это говорю к тому, что любая привязанность есть первый шаг к рабству, — охотно пояснил полицейский, оставляя свой пост возле обменного ларька и подходя ближе.
— Вряд ли, — нерешительно сказал он.
— Да-да, — ради убедительности полицейский коснулся наручников, болтающихся у него на поясе рядом с дубинкой. — Именно так. Даже если это привязанность к домашним тапочкам. Или к единственному сорту сигарет. Или к стране. Особенно к стране.
— Я не курю, — сказал он. — И у меня нет домашних тапочек.
— Значит, вы очень одиноки, — сказал полицейский. — Я вам завидую.

Я присвоил тебя.
Я присвоил...
Как реку — стрекозы,
Как лето — ребенок в песочнице,
Как орден — великую битву,
Как пушинка на тополе — город...
Не пугайся.
Я просто воздух,
Которым ты дышишь.

Все мальчики, которых воспитывают мамы, вырастают похожими на девочек.

Только тот, кто добр, храбр, умеет сочувствовать...

Мне снилось, что солнце продали в рабство
Большому подсолнуху у дороги,
Что солнце отныне навек несвободно
И держит свой путь, повинуясь взгляду
Слепого подсолнухова лица
А если залягут над миром тучи,
И солнце не сможет найти прорехи,
Чтобы увидеть лицо господина,
Черное, в венчике рыжих листьев, -
Солнце умрёт.

Да, подумал Игар. Это тёща из тёщ. Это воплощённая тёща. Это твоя тёща, дурак.

Вселенная имеет встроенный ограничитель. На определенном этапе развития разум производит Пандема. Пандем моделирует идеальную среду обитания, после чего разум благополучно угасает, лишившись стимулов к развитию.

Кто-то всегда нуждается в помощи. Но это не значит, что не нужно им помогать.

Человек — это усилие.
Трудности порождают усилия. Усилия приводят к решению. Решение формирует развитие. Развитие, а не просто рост.

Отчаяние – гадина, подползает, будто змея по водостоку, и лишает сил, разума, воли.

Дело не в страхе, — сказал себе Крокодил. — Дело в том, ради чего его преодолеваешь. Я преодолел страх смерти, потому что есть вещи важнее, чем моя жизнь. Аира преодолел страх ошибки, потому что есть вещи ценнее, чем его правота.

— Ты — Хмель. Всё, что я делаю — во имя тебя и во хмелю...

Бывают слова – полова, мусор, и они превращаются в ничто, едва прозвучав. Другие отбрасывают тени, уродливые и жалкие, а иногда прекрасные и могучие, способные спасти погибающего. Но только некоторые из этих слов становятся людьми и тоже говорят слова. И у каждого в мире есть шанс встретить того, кого он сам когда-то произнес вслух…

Все люди были кем-то когда-то произнесены вслух.

Каждый человек – слово, просто слово. А другие – знаки препинания.

Она ощущала себя дирижаблем, полным мыльных пузырей. Пузыри – её несказанные слова – поднимались к горлу и лезли наружу, нависали на языке, как неумелые прыгуны на трамплине. И лопались, оставляя горькое послевкусие. Ни одно слово не оказалось достаточно прочным, чтобы преодолеть барьер, вырваться и полететь.

— Зачем ты сюда приехал? Ты, похоже, ничьим ожиданиям не соответствуешь — вообще.
— Я соответствую своим ожиданиям... И достаточно.