Говард Филлипс Лавкрафт – цитаты и высказывания

Будь проклят этот дом с его жильцом — Животным с человеческим лицом!

Человеческое существо в своей порочности всегда страшнее любого нечеловеческого.

Сегодня ночью он непременно отдохнет в своем утраченном детстве, о котором никогда не переставал грустить.

Вы можете ко всему относиться скептически, но ведь для того, чтобы поверить в существование зла, вовсе не обязательно сталкиваться лицом к лицу с его непосредственным воплощением.

Человеку в этой жизни трудно обойтись без тайн и старинных легенд, без тех сказочных историй, что по ночам нашептывают друг другу планеты.

Мы вновь встретимся — может, это случится в светящейся туманности пояса Ориона, может, на открытых плоскогорьях доисторической Азии, может, сегодня во сне, который ты под утро забудешь, а может, в каких-то новых формах, которые обретет вечность после гибели Солнечной системы.

Хотел бы я знать с уверенностью, что портреты никогда не выйдут из своих рам.

Не мёртво то, что в вечности пребудет,
Со смертью времени и смерть умрёт.

Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого.

Сны старше, чем созерцательный Сфинкс или окруженный садами Вавилон.

Человек может играть силами природы лишь до определенных пределов; то, что вы создали, обернется против вас.

Стоял июль — время, когда алхимия лета преображает лес в сливающуюся воедино яркую массу зелени, когда кружится голова от запахов пульсирующего моря влажной листвы и неопределимых ароматов земли и плодов, когда перестаёшь видеть мир в истинном свете, время и пространство становятся пустыми словами, а эхо давно минувших времён настойчиво звучит в очарованном сознании.

Невозможно доказать то, во что вс? равно не поверят.

Восставший может погрузиться в бездну, а погрузившийся в бездну может вновь восстать.

Упрямое нежелание поверить в то, что на первый взгляд кажется тебе невероятным, равно как и отрицание вещей, недоступных твоему разумению, есть признак безумия.

Будучи детьми, мы слушаем сказки и мечтаем, но мысли наши несовершенны. Когда же, став взрослыми, мы пытаемся вернуть детские грезы, мы уже отравлены ядом повседневности, который делает нас скучными и прозаичными.

Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир в себя включает. Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далекие расстояния. Науки, каждая из которых тянет в своем направлении, до сих пор причиняли нам мало вреда; однако настанет день и объединение разрозненных доселе обрывков знания откроет перед нами такие ужасающие виды реальной действительности, что мы либо потеряем рассудок от увиденного, либо постараемся скрыться от этого губительного просветления в покое и безопасности нового средневековья.

Ни смерть, ни удары судьбы, ни муки не способны сравниться с отчаянием от утраты собственного «я». Слияние с пустотой дарует покой забвенья, но сознавать, что ты существуешь, но больше не являешься единственным, отличным от других это истинная трагедия и ужас, которым нельзя подыскать определение.

Конец никому не ведом. Поднявшееся способно опуститься, а опустившееся подняться.

Ктулху фхтагн!

Я заглянул в глаза вселенского ужаса, и с этих пор даже весеннее небо и летние цветы отравлены для меня его ядом.

Мне думается, что высшее милосердие, явленное нашему миру, заключается в неспособности человеческого ума согласовывать между собой свои собственные составляющие. Мы живем на мирном островке счастливого неведения посреди черных вод бесконечности и самой судьбой нам заказано покидать его и пускаться в дальние плавания.

Науки, продвигающиеся каждая в свою сторону, до сих пор приносили нам мало вреда; но в один прекрасный день собирание разрозненных кусочков знания в единое целое откроет нам такие страшные перспективы реальности и нашего в ней положения, что нам останется либо сойти с ума от этого откровения, либо спасаться от света знания в мире и безопасности нового средневековья.

... Впечатлительность — удел ничтожеств...

Воистину, многие ужасные древние тайны Земли лучше оставить неразгаданными — кошмарные тайны, которые не имеют никакого отношения к роду человеческому и которые можно постичь лишь ценой своего покоя и рассудка; сокровенные страшные тайны, знание которых превращает любого в чужака среди людей, влачащего свой путь в одиночестве.

Жизнь — страшная штука, а по отдельным дьявольским намекам, долетающим к нам из пучины неведомого, мы можем догадываться, что на самом деле, все обстоит в тысячу раз хуже.

Как мало знает земной человек о жизни и её пределах! Но больше ему, ради его же спокойствия, и не следует знать.

Жизнь-страшная штука, а порой из предыстории того, что нам известно, вдруг проглядывают поистине дьявольские откровения делающие её страшней тысячекратно. Наука уже вызывает томление души своими ужасными открытиями и, вероятно, полностью истребит род людской, если мы и впрямь особый род, ведь у неё припасены невообразимые ужасы, и, стоит им вырваться на свободу, мозг смертных не перенесёт такого потрясения. Если бы мы и знали, кто мы такие, то наверняка последовали бы примеру сэра Артура Джермина, который однажды вечером облил себя маслом и поджег...

Мы можем догадываться, что в мире снов материя в том смысле, как она понимается в этом мире, вовсе не обязательно стабильна и непрерывна, и что время и пространство там не существуют в том виде, как мы их себе представляем во время бодрствования. Иногда я начинаю верить, что это менее материальное бытие и есть наша настоящая жизнь, и что наше суетное пребывание на земном шаре вторичный, или, по крайней мере, случайный феномен.

Даже в самых кошмарных событиях обычно таится ирония. Иногда она вплетена в сам их ход, а иногда лишь подчеркивает элемент случайности в связях людей и мест.

Что-то в моем облике и речи отпугивало людей и пробуждало в них чувство антипатии, словно я являлся существом бесконечно далеким от всего, что они считали здоровым и естественным.

Время — это всего лишь наше несовершенное восприятие одного из новых измерений пространства. И время, и движение — не более чем иллюзии.

Мне исполнилось 30. Впереди, неприветливо и зловеще, пролегала дорога нового десятилетия.

Наверное, люди просто-напросто боятся необъяснимых тайн: ум нуждается в успокоительных гипотезах, пусть даже самых нелепых.

Всё вокруг виделось мне через призму быстротечности, обречённости и упадка – как если бы сама современность крошилась и рушилась, точно завладевшие моей душой холмы.

Прошлое мертво и занесено пылью.

Многим не понравилось бы жить с таким лицом, но Артур Джермин прекрасно с ним уживался.

Не вызывай того, кого не сможешь повергнуть.

Отринь же адские бездны и отдайся тихим красотам своего детства. Ищи свой чудесный предзакатный город, и изгони оттуда праздных Великих богов, и ласково отошли их обратно в край их детства, что нетерпеливо дожидается их возвращения. И потом чудесный предзакатный город останется тебе для вечного наслаждения, а земные боги, вновь заняв привычное место, будут править снами людей. Иди же — путь свободен и звёзды ждут.

Юность моя закончилась, хотя всего двадцать один раз зимние холода успели проморозить моё бренное тело.