Евгений Леонов – цитаты и высказывания

Выше законов может быть любовь! Выше права — милость! Выше справедливости — прощение. Этого достаточно, чтобы не опускаться ниже человеческого уровня.

Когда я говорю — одиночество, я имею в виду, что я что-то делаю, а меня не понимают, тогда я одинок.

В моей жизни бывало так, что меня обижали, как мне кажется, напрасно, незаслуженно. А у меня такая воля, что, если человек меня обидел, я его исключу из своей жизни, я могу с ним здороваться и разговаривать, но он для меня как человек уже не существует...

Есть во мне и подозрительность: если я не встречал открытой улыбки, то уже считал, что ко мне плохо относятся, хотя сейчас знаю, что улыбка ничего не означает.

Я люблю комедию за демократичность, за стремление и возможность врачевать пороки общества и человека; за то, что комедия вселяет в человека веру в нравственный идеал, ибо, высмеяв зло, мы открываем в себе силу преодолеть его.

Счастье — это жизнь без страха. Без ожидания и предчувствия сложностей и несчастий.

Если я еду куда-нибудь, я не скучаю, потому что беседую сам с собой. В поезде кто книжку, кто что, а я вытаращусь в окно и начинаю о чем-то думать, о своей жизни.

Я знаю твою болезнь. Твое имя не Андрей Леонов, а Сын Леонова.

Раньше я расстраивался, когда слышал о себе небылицы, начинал обьяснять, а сейчас я не объясняю, но возникает какая-то боль. Никогда я этого вслух не высказываю, но обиды бередят сердце, ранят. Я теряюсь, когда на меня нападает какая-то сила, против которой я не могу ничего сделать. И все же поверь, проходит несколько дней, и я забываю обиду, и по-новому начинается жизнь.

Когда выйдешь в поле и ветер треплет колосья пшеницы, кажется, мир погрузился в тишину, все иные звуки пропали, а эта песнь ветра специально ласкает ухо, чтобы ты оглянулся и понял, какая кругом тишина. Или в лесу перелетит птичка с дерева на дерево, хрустнет лист под ногой, и ты слышишь, как тихо, как торжественно спокоен лес. И морская волна бьется мерно так, с музыкальным счетом, о берег, чтобы слышал человек тишину… Много удивительного придумала природа, чтобы помочь нам услышать и полюбить тишину. А когда одинокий лыжник пересекает снежное поле, какая кругом стоит тишина. Одетая снегом земля наша так красива, только руками разведёшь…

Есть города, в которых не чувствуешь себя чужим, хотя впервые ступил на их площадь. И чем это объясняется, не знаю. На улице слышу грузинскую речь, из репродуктора доносится чуть грустная грузинская мелодия, в метро не сразу нахожу надписи на русском, но не чувствую себя отдельно, отстраненным, одиноким. Все вокруг особенное, новое, красивое, но принадлежит всем, кто видит и понимает эту красоту. Впрочем, странно, сейчас подумал, это ведь общая истина: и в искусстве, и в жизни все прекрасное принадлежит тому, кто способен видеть и чувствовать.

Помню, как мы приехали на корабль, красивый очень. Ко мне подошли режиссёр, оператор и сказали: «Ты не волнуйся, мы придумали очень смешной эпизод. Посадим тебя в клетку, выпустим тигров и посмотрим, что будет». Я говорю: «Нет, я не согласен. У меня семья, маленький сын, я против». Меня, конечно, уговорили, ведь я же дал согласие сниматься в этом фильме. Сами все попрятались. Режиссёр смелый, а сам залез на мачту, оттуда всё видно – руководить легче.

Доверчивость в жизни — это ещё умение не озлобиться, хотя много вокруг таких, кто может сказать или сделать больно.

... пугает лёгкость, пугает не потому, что мне нравится, когда все измучены работой, а тут что ни сделай — всеобщий восторг, все этого именно от тебя и ждут. Пугает потому, что я обнаружил или открыл за свою жизнь в искусстве одну истину: всё, что рождается без больших душевных затрат, оказывается ерундой.

Важно только понимать, что плохое — плохо, не удалось, — тогда можно идти дальше, и что-нибудь обязательно получится.

Не удивляйся, что хочется пофилософствовать, со всеми это когда-нибудь начинается. А чаще всего – когда в жизнь входит что-то новое, что не удается подвести под планку уже сложившихся представлений.

Мне всю жизнь казалось, что я недополучаю любовь. Мне казалось, что моя мама больше любит брата, чем меня, мне казалось, что Ванда и ты мало меня любите. Я всегда больше отдавал, чем получал взамен. И меня это не огорчало, нет, но я даже от этого заплакать мог.

Что значит отступить? Это когда человек не использует свои силы до последнего.

Больше всего в людях я ценю доброту, душевность. Доброта, по-моему, начало всех начал, отличительный признак человека. В героях я тоже прежде всего ищу способность к добру, стремление делать добро, и, если это есть, я уже верю, что роль получится. Вообще-то, я думаю, совсем неспособных к добру людей нет. Бывает, что человек ожесточился и ему кажется, что в душе его нет места для доброты, но это ошибка, это временно: не совершая добрых дел, человек чувствует себя неуютно в этом мире.

Ты знаешь, это какое богатство – любовь. Правда, некоторые считают, что моя любовь какая-то не такая и от нее, мол, один вред.

Я удивляюсь людям, которые помнят факты. Я запоминаю ощущения.

Для кого-то Бог на небе, а для кого-то в собственном сердце. И этот Бог в сердце не даёт опуститься ниже определённого человеческого уровня... Он не позволит ударить ногой собаку, обидеть старика, плохо относиться к родителям...

Люблю тишину. Тишина — это особое состояние мира и души. Вне тишины нельзя понять красоту. Всё великое совершалось в тишине.

Бывает достаточно всего одного доброго слова, чтобы почувствовать себя окрылённым. И очень важно, чтобы это слово было сказано при жизни человека.

Страшно в искусстве самодовольство, которое всё отвергает.

Я теперь стал верить, ну, не в Бога. Я так переделаться быстро не могу. А в то, что выше закона может быть любовь. Выше прав – милость. Выше справедливости может быть прощение. И мне кажется, что этой формулы достаточно, чтобы не опускаться ниже человеческого уровня. И не обязательно давить машиной собак, отказываться от детей в родильном доме, не помогать родителям, жить, забыв, что нас призвали великие предки: не убей, не укради. Нам это потихоньку стало казаться лицемерным, не серьезным. Потому что свобода. А свобода – это значит, делай, что хочешь, и живи, как хочешь. И тем, кто так хочет жить, не хочется задумываться, что это свобода, оторванная от интеллигентности, здравого смысла, от доброго сердца.

Вы злые, потому что слабые. Добрым быть всегда сложнее.

Можно ставить цели не только актёру в своей профессии. Не только обществу в своём развитии. Можно назвать или обозначить это всё умными словами, понятиями, а потом ни к чему не прийти. А можно жить. Просто жить, понимаете? <...> Общаться с людьми, научиться радости и горю другого человека через своё сердце, через свою душу пропускать. Вторую половинку мы потихонечку потеряли, пропускать радость и горе другого человека через своё сердце. «Мне хорошо, а хорошо ли тому, кто с тобой разговаривает?» Как он живёт? Твой сосед, твой брат, твоя жена, твой сын и так далее, и так далее? Может быть, мечта и бывает и должна быть, но она не должна быть декларирована, чему мы научились так нагло.

В нашем актёрском деле кто вверх, кто вниз. И счастье, и радость, и горе — они пополам всегда. И поэтому всё равно, думай или не думай, лучше Чехова не скажешь: «Неси, свой крест и веруй». В своё призвание, в свой труд. Не вменяй делу жизни своей никогда. И может быть, воздастся. А может быть, и нет.

Говорят: сейчас другое время. Другой Бог. Другая нравственность. Другая Правда. Но в том-то и дело, что Другого Бога не бывает. И другой нравственности не бывает. И другой Правды. Всё затоптать нельзя. Особенно в искусстве.

Мы должны быть друг к другу добрее, должны всё-таки помнить о Боге. Он должен быть для кого-то на небе, а для кого-то в сердце. В своём собственном. И этот Бог в тебе самом не позволит тебе совершить мерзкий поступок.

Драматическое искусство в том, чтобы влезть в другого человека. Научить его плакать, смеяться, думать, любить, ненавидеть. Каждый раз, перемешав себя с ним, ты должен туда вложить кусочек сердца своего. Чтобы проникнуть в сердце другого человека, чтоб там вызвать радость, гнев, боль, сострадание, катарсис, очищение. Так и должно быть!

Тишина, которая возникает во мне, в тебе, в нас, когда не слышишь шума, сидишь, думаешь, погружаешься в себя — это внутренняя тишина, она не связана с шумом на улице, она в самом себе. Только очень редкие, очень развитые люди способны организовать такую свою тишину. Но для этого тоже надо сначала научиться слышать, видеть тишину, чувствовать.

Есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита.

Говорят, что в детях надо воспитывать доверие к жизни. А ко встрече со злом, если ты уверен, что в жизни ему это придется испытать, тоже надо готовить? Вот чего не знаю, того не знаю. И все же специально готовиться ко встрече со злом, по моему, неверно. Я так никогда не делал, никого к этому не готовил, тем более тебя. Я учил тебя не озлобляться, быть добрым.

Не за спасибо человек помогает человеку, а просто потому, что проникается сочувствием, проявляет участие к судьбе другого человека. Это так естественно. Если ты сегодня еще не можешь никому помочь, ты хотя бы умей в душе своей вырастить и сберечь благодарность к тем, кто тебе помогает. Это не для того вовсе, чтобы вернуть человеку свой моральный долг: «Ты – мне, я – тебе», это грустное производит впечатление. Я полагаю, что благородный человек захочет помочь другому, когда сможет, ибо благодарность делает его чувствительным к чужим заботам и бедам.

Страх – это ещё не слабость. Вот если страх заставляет тебя отступить, если ты бережёшь свои силы и в результате уменьшаешься сам – это слабость.

Если на душе у человека покойно, он тишину слышит и радуется, а если волнение в нем, то тишина его только усиливает. Расселось мое беспокойство передо мной в кресле: давай, говорит, поволнуемся вместе, чего уж тут прятаться, от него не уйдешь.

Театр — это не кино, не эстрада, не телевидение. Театр — это не рассказ о любви, это она сама — любовь. И значит, вас двое: ты и зритель.

Жизнь каждый раз ставит нас перед какими-то неожиданностями, на которые реагируешь не всегда так, как решил бы, подумав заранее.