Анатоль Франс – цитаты и высказывания

Злоупотребление войной особенно гнусно, это невольно наводит на мысль, что либо люди, по мере совершенствования в науках, становятся всё злее и злее, либо — и это, пожалуй, вернее — что война есть насущная потребность человеческой природы и люди воюют просто ради того, чтобы воевать, даже когда война не имеет никакого смысла.

Женщина — великая воспитательница мужчины.

Простой стиль подобен яркому свету. Он сложен, но этого нельзя заметить.

Робость — величайший грех против любви.

Оставьте ваши истины при себе, при мне останется мой идеал.

Ирония — последняя стадия разочарования.

Лучше понять мало, чем понять плохо.

Дьявол столь же необходим святым, как и Бог, ибо без искушений и соблазнов их жизнь была бы лишена всякой заслуги.

Мы считаем опасными тех, у кого ум устроен иначе, чем наш, и безнравственными тех, чья нравственность не похожа на нашу.

Без подлинной любви к человечеству нет подлинной любви к родине.

В каждой перемене, даже в самой желанной, есть своя грусть, ибо то, с чем мы расстаёмся, есть часть нас самих. Нужно умереть для одной жизни, чтобы войти в другую.

Никому не давайте своих книг, иначе вы их уже не увидите. В моей библиотеке остались лишь те книги, которые я взял почитать у других.

Женщина должна выбирать: с мужчиной, которого любят другие женщины, она никогда не будет спокойна; с мужчиной, которого не любят другие женщины, она никогда не будет счастлива.

Сердце может прибавить ума, но ум не может прибавить сердца.

Мужчины объясняются в любви прежде чем почувствуют ее, женщины — после того, как испытали ее.

Чтобы достичь больших успехов, нужно не только действовать, но и мечтать.

Человеку свойственно мыслить разумно и поступать нелогично.

Сколько бы мы ни говорили о пустоте жизни, иногда достаточно лишь одного цветка, чтобы нас разубедить.

Мечта могущественнее реальности. И может ли быть иначе, если она сама реальность?... Она душа сущего...

В любви мужчинам нужны формы и краски; мужчины требуют образов.
А женщины — только ощущений. Они любят лучше, чем мы: они слепы.

Люди считают опасными тех, у кого интеллект отличается от них, и аморальными тех, чья мораль не похожа на их мораль. Люди называют скептиками тех, кто не разделяет их иллюзий, даже не удосужившись узнать у скептиков, может быть, у них есть свои собственные, другие иллюзии.

Средний человек не знает, что ему делать со своей жизнью, и тем не менее он хочет получить ещё одну — вечную.

В глазах большинства повторять — значит доказывать.

Наивность хороша для сердца, но не для ума.

Достойно величайшего удивления, что в эти века диких войн среди пингвинов непоколебимо сохранилась вера. Свет истины озарял тогда души, не испорченные софизмами. Этим и объясняется единство верований. Счастливому единодушию паствы, несомненно, способствовало также одно обыкновение, которого придерживалась пингвинская церковь, — немедленно сжигать всякого инакомыслящего.

Мы хотим, чтобы нас любили, а когда нас любят, нас или мучают, или надоедают нам.

Ночь льющихся волос кончается разлукой.
Их роскошь удержать не может человек,
Годами и весь век, лаская, беря в руки.
Нельзя нырнуть, как в смерть, в поток волос навек.

Будущее укрыто даже от тех, кто его делает.

Искусство обучения есть искусство будить в юных душах любопытство, а затем удовлетворять его.

Безумием революции было желание водворить добродетель на земле. Когда хотят сделать людей добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходят к желанию перебить их всех.

Имея немало поводов быть недовольной своей судьбой, она всегда была склонна жаловаться на нее, и эти жалобы приносили ей некоторое облегчение.

Рано или поздно любопытство становится грехом; вот почему дьявол всегда на стороне ученых.

Страсти — враги покоя. Но без них не было бы ни искусств, ни наук, ни жизни в принципе.

Незачем цепляться за тщетные сожаления о прошлом и скорбеть о досаждающих нам переменах, ибо перемены — основа жизни.

То, в чем нет загадочности, лишено очарования.

Явившись на свидание ранее назначенного часа, Эварист стал ожидать, измеряя время, как маятником, биением собственного сердца.

Я пришел, – сказал призрак, – посмотреть, что вы такое пишете на этой скверной бумаге?... Мне, само собой, дела нет до мыслей, какие вы излагаете. Но меня страшно интересуют знаки, которые вы тут выводите…

Что касается правительства, то оно проявляло слабость, нерешительность, свойственные всем правительствам и оставляемые ими только ради насилия и произвола. Словом, пингвинское правительство ничего не знало, ничего не хотело, ничего не могло.

Господа! Пингвины недовольны новым порядком, потому что они живут при нём, а людям свойственно жаловаться на своё положение. Но вместе с тем пингвины не решаются сами изменить режим, ибо всякое новшество из пугает.

У пингвинов была первая армия в мире. У дельфинов тоже. He иначе обстояло дело и у других народов Европы. Если поразмыслить, в этом нет ничего удивительного. Ведь все армии — первые в мире. Вторая армия в мире, если только предположить возможность таковой, оказалась бы в чрезвычайно невыгодной ситуации, — она была бы уверена в своем поражении. Пришлось бы немедленно ее расформировать. А потому все армии — первые в мире.