Алексей Пехов – цитаты и высказывания

Жрецы Сагота не то что жрецы других богов. Братья в серых рясах могут не только молиться богам, но и вымыть пол, починить обрушившуюся кровлю или отбиться от профессиональных убийц.

Огром рожденный на снежных равнинах,
Веками проживший у эльфов в Листве,
Он Гроку был отдан как память о мире,
Возникшем меж расами в Долгой Зиме.
Предан покою он Ордена силой
В час, когда выжил Авендум в боях.
Славный средь мертвых с ним делит могилу
В мрачных пещерах на древних костях.
Годы проходят, лежит он в Храд Спайне
Ветер гробниц в свое ложе зовет.
Час подойдет, обнажит свои тайны,
Магию проклятых правдой сожжет.
Коль смел ты и быстр, коль храбр ты и ловок,
Коль легок твой шаг и остра твоя мысль,
Избегнешь расставленных нами уловок,
Земли, воды, пламени ты берегись.
А дальше — иди же! Распахнуты створки
В Уснувшего Шепота залов покой.
Здесь мозг человека, и эльфа, и орка
В безумии гаснет… Погаснет и твой.
Сквозь залы Уснувшего Эха и Мрака,
Минуя слепых сторожей Кайю,
Под взгляд Великанов, сжигающих в пепел,
К гробницам Великих, погибших в бою,
Зазубренным строем, обнявшись с тенями,
Усопшие рыцари молча стоят,
И только один не умрет под мечами,
Один, что сам тени стал ближе, чем брат.
Бледной Селены замерзшее тело
К ложу святому тебя вознесет.
Здесь тысячи лет солнце камни не грело,
Веками здесь ветер холодный поет.
И помни, пришелец, душа живет в Роге.
Во имя людей силу даст он тебе.
Но корысть воров покарает он строго.
Навек ты останешься гнить в страшной Тьме.

Запустение и тишина властвовали в этом месте. Лишь иногда в ночи промелькнет быстрая человеческая тень, которая старается не попасть на глаза существам, способным за пару медяков перерезать горло. Таких существ уже давно перестали называть людьми. Это была грань, грань между тенью и тьмой. Страшные твари, а не люди. Намного опасней стаи голодных гхолов. И самое мерзкое, что это все же были люди, люди, скатившиеся на самый низ и превратившиеся в вечно голодных, коварных и беспринципных убийц. Убийц, ставших такими не по своему желанию, а потому, что это единственный шанс выжить здесь, в самом трущобном районе Портового города — Конюшне Старка.

В людских городах слишком много болтливых птичек! Кто-то знал, кто-то сболтнул, кто-то услышал и начал действовать.

Измучены жаждой и прокляты тьмой,
Немертвые грешники кару несут,
И только один не умрет под клыками,
Один, что с тенями танцует, как брат.

Мудрость гласит, что инквизитор как черт. И с тем и с этим связываться опасно для здоровья.

— В жизни нужны приключения? — ехидненько хихикнул он.
— В жизни нужен смысл, старина.

Ничем хорошим общение с этой феей не могло закончиться. Водяной смерч тоже бывает красив, однако подходить к нему близко не рекомендуется. Поэтому вьесчи всегда старался быть предельно корректен в общении с этой девушкой. Стихия требует разумной вежливости и осторожности.

Нет смысла спорить со стихией. Она всё равно ни черта тебя не услышит, но зато без труда размажет о камни.

Зло притягивает зло. И не исчезает без следа.

Ночь — лучшее время для таких, как я.

Если человека пичкать обрывками культуры, которой тот не понимает, то он становится прекрасным фанатиком и оружием в чужих руках.

Мир не настолько велик, чтобы такие, как мы, могли в нём спрятаться.

Она король, бог, госпожа и палач в одном лице. И прогневить ее — это все равно, что угодить в ад.

Они были молоды, а молодости присуща самонадеянность.

Потому что даже идиоты прекрасно знают — можно убить соседа, ограбить друга, повесить на столбе бургомистра, испытывать терпение герцога, но не стоит играть в такие игры с инквизицией.

Всякому терпению приходит конец, и всякие уроки забываются.

Если ты доверяешь первому встречному, то ты рано или поздно покойник.

Беда с этим молодым поколением. То им кинотеатр подавай, то бассейн, то детские утренники устраивай.

Все как обычно — инквизитор за порог, черт в дом.

История вещь очень хрупкая. Уничтожь хроники, и через сто лет уже никто не вспомнит о том, что было раньше

Бог един, он справедлив и, даже несмотря на то что жутко занят, любит тебя. Пускай ты и молился последний раз сто лет назад, а даров ему и вовсе не приносил. По мне — это гораздо более правильно, чем «тебя испепелят молнии, проклятый грешник, так как ты забыл прочитать на ночь „Славься, Мелот“».

Прыгнуть в яму, кишащую гадюками, и вылезти обратно — не это ли испытание для настоящего мастер-вора?

Риск растревожить осиное гнездо был велик, но, когда осы поймут что к чему, меня в гнезде уже давно не будет.

Когда умер друг, не давай волю слезам, а найди врага и отомсти.

Некромант взял бумаги, сложил, убрал в карман куртки, не обращая внимания на яростную гримасу человека.
— И вот ещё что. Если вы всё-таки решите снести кладбище, я позабочусь о том, чтобы тебя закопали на нём в самое ближайшее время.

— Не знал, что он балуется колдовством.
— Прилично говорить, что он занимается алхимией, астрологией и математикой.

Если насилие хаотично, то остановить его невозможно.

Умирать не страшно. <...> Просто обидно. Никогда не успеваешь сделать всё, что хотел.

Деньги пришли, деньги ушли, нечего рыдать по таким пустякам.

Законы всемирного свинства срабатывают в самый неожиданный момент, когда их совсем не ждешь.

Кроме отсутствия инстинкта самосохранения подростки склонны к созданию идолов и поклонению им. Какое-то рудиментарное язычество.

Злость наполняла его, как вода отпечаток ноги на тающем снегу. И была такой же мутной.

Атмосфера тревоги растеклась по улицам, заползла в дома, а следом за ней, на мягких лапах, следовал пока ещё невидимый, но уже ощущаемый страх. Кроме этих двух вечных спутников был ещё кое-кто. Но столь призрачный, что я не готов был поручиться, что слышал шорох плаща и видел блеск луны на лезвии косы.

…Мир нельзя сделать лучше. Это не в человеческой власти <...>. Нельзя спасти того, кто этого не хочет. Не имеет никакого смысла показывать свиньям солнце, когда их интересует лишь грязь. Иначе они запачкают даже его, лишат света тех немногих, кто этого достоин, но так и не поднимут задницу из лужи.

Я услышал крики на улице, выглянул вниз, увидел фигуры с факелами. Почти с десяток пытались выбить дверь в соседнем доме, используя для этого дубовую лавку. <...>
— Чего они хотят? <...>
— Чего обычно желают люди, когда наступает беззаконие? Убить, ограбить, сломать, поджечь и изнасиловать. Не поручусь, что именно в таком порядке. <...> Горожане одуреют от крови и вседозволенности и устроят такое, чего постыдились бы банды ландскнехтов.

Скорее бы все сдохли. Никто и не заметит такой «потери». Господь, сделай так, как я прошу. Они вконец охренели.

…Я поступал по собственному разумению, решив действовать по обстоятельствам, которые, кажется, в последние полчаса начали захватывать инициативу, положив на лопатки и разум и логические расчёты.

Люди, точно псы, почувствовавшие добычу, забывшие о заповедях, законах и правилах, подчиняясь общей звериной воле, одуревшие от крови, смерти и вседозволенности, крушили все что попадалось им под руку. Выламывали двери в лавки и жилые дома, убивали тех, кто был не с ними или не похож на них. Жадная цепь голодных муравьев, готовых сожрать и переварить любого, а к утру, когда безумие схлынет и толпа распадется на отдельных детей божьих, забыть о совершенном, замолить грех и убедить себя, да и других, что это все делали не они. Что им пришлось так поступить, чтобы не выделяться среди остальных
Завтра они будут рыдать над обезображенными трупами, удивляться, отчего же вдруг умер сосед, отводить взгляды от младенцев с расколотыми головами, в потрясении ходить среди пожарищ и разрушенных зданий. Не понимать, почему оправившиеся власти хватают каждого третьего, колесуют, четвертуют и вешают на столбах.
Ведь это же не они. Никто их них не хотел ничего такого. Они готовы в этом поклясться.

— Ты из этих? Неверующих?
— Не верующих в поддельные святые реликвии, которые впаривают простодушным невеждам по всему миру? О да. Я из таких. И меня не интересуют ни пояса Богородицы <...>; ни волосы с отрубленной головы Крестителя; ни дощечка из ковчега Ноя...