Владислав Фелицианович Ходасевич – цитаты и высказывания

Ищи меня в сквозном весеннем свете.
Я весь — как взмах неощутимых крыл,
Я звук, я вздох, я зайчик на паркете,
Я легче зайчика: он — вот, он есть, я был. Но, вечный друг, меж нами нет разлуки!
Услышь, я здесь. Касаются меня
Твои живые, трепетные руки,
Простёртые в текучий пламень дня. Помедли так. Закрой, как бы случайно,
Глаза. Ещё одно усилье для меня -
И на концах дрожащих пальцев, тайно,
Быть может, вспыхну кисточкой огня.

Во дни громадных потрясений
Душе ясней, сквозь кровь и боль,
Не оцененная дотоль
Вся мудрость малых поучений. «Доволен малым будь!» Аминь!
Быть может, правды нет мудрее,
Чем та, что, вот, сижу в тепле я
И дым над трубкой тих и синь. Глупец глумленьем и плевком
Ответит на мое признанье,
Но высший суд и оправданье -
Весы души во мне самом.

Сладко после дождя теплая пахнет ночь.
Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.
Где-то в сырой траве часто кричит дергач. Вот, к лукавым губам губы впервые льнут.
Вот, коснувшись тебя, руки мои дрожат...
Минуло с той поры только шестнадцать лет.

Достигнуть! Достигнуть! Дойти до конца, -
Стоять на последней ступени,
И снова стремиться, и так — без конца...
Как радостна цепь достижений! Бессмертно прекрасен желанный венец.
В нем счастие всех достижений.
Равно обновляют — победный венец
И трепетный венчик мучений. В победе — желание новых торжеств,
Стихийная сила хотенья.
Но вижу иную возможность торжеств:
Есть в муке — мечта воскресенья.

Ни жить, ни петь почти не стоит:
В непрочной грубости живём.
Портной тачает, плотник строит:
Швы расползутся, рухнет дом. И лишь порой сквозь это тленье
Вдруг умиленно слышу я
В нём заключенное биенье
Совсем иного бытия. Так, провождая жизни скуку,
Любовно женщина кладёт
Свою взволнованную руку
На грузно пухнущий живот.

Был мой отец шестипалым. Бывало, в «сороку-ворону»
Станем играть вечерком, сев на любимый диван.
Вот на отцовской руке старательно я загибаю
Пальцы один за другим – пять. А шестой – это я.

Должен лишь указать, что понятия «хороший партнер» и «хороший человек» вовсе не совпадают полностью: напротив того, кое в чем друг другу противоречат, и некоторые черты хорошего человека невыносимы за картами; с другой стороны, наблюдая отличнейшего партнера, иной раз думаешь, что в жизни от него надобно держаться подальше.

Счастлив, кто падает вниз головой:
Мир для него хоть на миг — а иной.

Не старайтесь познать самих себя, а то вам противно станет.

Перешагни, перескочи,
Перелети, пере — что хочешь —
Но вырвись: камнем из пращи,
Звездой, сорвавшейся в ночи…
Сам затерял — теперь ищи… Бог знает, что себе бормочешь,
Ища пенсне или ключи.

Люби стрелу блистательного лука.
Жестокой шалости, поэт, не прекословь!
Нам всем дается первая разлука,
Как первый лавр, как первая любовь.

Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.

Когда б я долго жил на свете,
Должно быть, на исходе дней
Упали бы соблазнов сети
С несчастной совести моей.

Со слабых век сгоняя смутный сон,
Живу весь день, тревожим и волнуем,
И каждый вечер падаю, сражен
Усталости последним поцелуем.

Грустно. Осень пирует,
Осень развесила красные ткани,
Ликует…
Ветер — как стон запоздалых рыданий.
Листья шуршат и, взлетая, танцуют.

Мои неясны грезы,
Я только тихо нов...
Закат рассыпал розы
По савану снегов.

Пусть стены круты, башни стройны
И ослепительны огни;
Пусть льют потоки крови войны;
Пусть переменны наши дни; Пускай кипят, звенят, трепещут,
Грохочут гулко города;
Пусть время неумолчно плещет, —
Ты надо всем горишь, звезда! Прости мне, свет иной основы,
Неизменяемых начал, —
Что я тебя в борьбе суровой
Так безрассудно забывал.

Мудрость нам единая дана: всему живущему идти путем зерна.

Сегодня я поймал за хвост беса смирения. Доведённый уже до последнего, до предела, — вдруг подумал: а ведь мудрее и драгоценнее — смириться, быть покорным и благосклонным ко всем и всему. И сейчас же почувствовал, что это от бессонной ночи, целого дня беготни, от голода и тихого дождика за окном. Смирение слабого — бес. Смирение сильного — ангел.

Обо всём в одних стихах не скажешь,
Жизнь идёт волшебным, тайным чередом,
Точно длинный шарф кому-то вяжешь,
Точно ждёшь кого-то, не грустя о нём. Нижутся задумчивые петли,
На крючок посмотришь — всё желтеет кость,
И не знаешь, он придёт ли, нет ли,
И какой он будет, долгожданный гость. Утром ли он постучит в окошко
Иль стопой неслышной подойдет из тьмы
И с улыбкой, страшною немножко,
Всё распустит разом, что связали мы.

Я рад всему: что город вымок,
Что крыши, пыльные вчера,
Сегодня, ясным шелком лоснясь,
Свергают струи серебра. Я рад, что страсть моя иссякла.
Смотрю с улыбкой из окна,
Как быстро ты проходишь мимо
По скользкой улице одна. Я рад, что ты меня забыла,
Что, выйдя из того крыльца,
Ты на окно мое не взглянешь.
Не вскинешь на меня лица.

В заботах каждого дня
Живу, — а душа под спудом
Каким-то пламенным чудом
Живёт помимо меня. И часто, спеша к трамваю
Иль над книгой лицо склоня,
Вдруг слышу ропот огня —
И глаза закрываю.

В беседе хладной, повседневной
Сойтись нам нынче суждено.
Как было б горько и смешно
Теперь назвать тебя царевной!
Увы! Стареем, добрый друг,
И мир не тот, и мы другие. А между тем в каморке тесной.
Быть может, в этот час ночной
Читает юноша безвестный
Стихи, внушенные тобой.