Уильям Фолкнер – цитаты и высказывания

У Кларенса была одна хорошая черта — он никогда никого не подводил. Не получалось: каждому, кто с ним сталкивался, заранее было известно, что он сукин сын...

Не всем, кто толкует про небо, суждено туда попасть.

Когда человек начинает людей убивать, ему почти всегда приходится убивать их все больше и больше. А когда он убивает, он уже и сам покойник.

Человек — это выродившаяся двуногая обезьяна.

Говорят, будто обман удаётся опытному лжецу. Но часто опытный, закоренелый лжец обманывает одного себя; легче всего верят лжи человека, который всю жизнь ходил в кандалах правдивости.

Человек — создание прочное и ничто — ничто на свете: ни войны, ни горе, ни безнадежность, ни отчаянье — не может продержаться столько, сколько может продержаться человек; и человек всегда будет выше своей боли, стоит ему лишь сделать усилие, сделать над собой усилие и поверить в человека, его надежду и не искать какую-нибудь опору, а стоять на своих собственных ногах, поверить в свои собственные силы и выдержку.

Подумать только, что могут сделать с человеком деньги, даже те, которых у него еще нет.

Грех, любовь, страх — просто звуки, которыми люди, никогда не грешившие, не любившие, не страшившиеся, обозначают то, чего они никогда не знали и не смогут узнать, пока не забудут слова.

Только дети любят всё новое, для них новизна удовольствие. Взрослые нового не терпят, если только им заранее не внушат, что им захочется это новое купить.

Книги, которые я читаю, я читаю уже много лет. Ветхий завет, Диккенса, Флобера, Бальзака, Достоевского, Толстого, Шекспира. Это старые друзья.

Никто, кроме меня, не знал, о чем и как я пишу. Сам я всегда знал: хорошо и точно я написал или нет. Никто другой не смог бы этого сказать. Если я считал, что получилось хорошо, мне было совершенно все равно, кто что мог подумать.

Жизнь — это не имущество, которое надо защищать, а дар, который нужно разделить с другими людьми.

Всегда мечтайте и стремитесь к большему, чем вы знаете, что можете достигнуть. Не трудитесь быть лучше своих предшественников или современников. Старайтесь быть лучше самих себя.

Нужно, ещё не видя зла, быть готовым дать ему отпор, сказать «нет»; нужно сказать «нет», ещё даже не зная, что это такое.

У художника нет времени слушать критиков. Тот, кто стремится быть писателем, читает рецензии, а у того, кто стремится творить литературу, на чтение рецензий нет времени.

Женщине, чтобы другую бранить, причин не требуется.

Самая суть зла в действии, а добро — это отсутствие действия.

Вот в чём беда нашей страны: всё тут, и погода, и что ни возьми, — держится слишком долго. И реки и земля наша: неясные, медлительные, буйные, создают и кроят людскую жизнь по неумолимому и хмурому образу своему.

Если писатель призван что-то совершить, так это сделать мир чуть лучше, чем он его застал, сделать то, что в его силах, доступным ему способом, чтобы не было такого зла, как война, несправедливость, — вот в чём его работа. И делать это нужно, не описывая всякие приятные вещи, — писатель должен показать человеку его низменные черты, зло, которое человек способен совершить, в то же время ненавидя себя за это зло, которое человек должен преодолеть, вынести и выдержать; чтобы человек всегда верил в то, что он может быть лучше, чем он, вероятно, будет.

… Одно из самых нерушимых правил, которому он меня (конечно, когда подошло время) обучил, было то, что джентльмен не приводит женщин в дом в таком порядке: во-первых, в дом своей жены, во-вторых, своей матери, потом — своей сестры, потом — своей любовницы.

Плохого виски не бывает. Просто некоторые сорта виски лучше других.

Не всем, кто толкует про небо, суждено туда попасть...

Нет слов грустней, чем «был», «была», «было». Кроме них ничего в мире. И отчаяние временно, и само время лишь в прошедшем.

Женщины — замечательный народ. Они что угодно вынесут, потому что они мудрые и понимают, если горе и беда неминуемы, что ж, ныряй в них с головой и выплывешь на другой берег. Это удаётся им благодаря тому, что они и физическую боль не воспринимают всерьёз, не удостаивают её такой чести, и, кроме того, им не стыдно, когда их сбивают с ног.

Женщинам не надо никаких оснований на том основании, что они ни о каких основаниях и не знают и действуют без всяких оснований, просто как им хочется, а с этим ни один человек ничего поделать не может, поэтому только дурак станет вмешиваться в их дела.

Таково уж счастливое свойство ума — забывать то, чего не может переварить совесть.

Пожалуй, они правы, помещая любовь в книги. Пожалуй, только там ей и место.

– Продолжайте хотеть, – говорю. – Хотение – вещь безобидная.

Над женщиной вообще нельзя взять верх; и если ты не дурак и не любишь свар и скандалов, то не станешь даже и пытаться.

Женщины — удивительные существа, они могут спокойно и безмятежно пройти сквозь какое-то препятствие, об которое мужчины годами разбивали себе головы в кровь, — и тут вдруг обнаруживается, что препятствие это не только ерунда, но его вообще не существует.

Это свободная страна. Всем на всех наплевать.

Лжеца можно так запугать, что он скажет правду, — то же самое, как из честного вымучить ложь.

Тут не Россия, где нацепил бляху — и на него уже управы нет.

Женщинам надо во многом уступать. Они ведь не такие, как мужчины. Дух противоречия от природы: не угодишь им — жалуются, угодишь — всё равно жалуются.

Жить — значит делать ошибочный выбор из двух возможностей.

По-моему, это логично, что люди, столько водя себя и других за нос при помощи слов, наделяют молчание мудростью.

Не трать времени, раскаиваясь в ошибках. Просто не забывай их.

Так уж устроены женщины. Им не свойственно, как нам, вникать в характеры людей. От рождения в мозгу у них посев готовых подозрений, плодоносящих то и дело. И они обычно не ошибаются, ибо на прегрешение и зло у них чутье, способность восполнять недостающие злу звенья. Готовя мозг для урожаев зла, инстинктивно, как спящий в одеяло, они кутаются в это действительное или придуманное ими, пока оно не сослужит свою службу.

Часы — убийцы времени. Отщёлкиваемое колёсиками время мертво и оживает, лишь когда часы остановились.

Нелегко осознать, что любовь ли, горесть — лишь бумажки, боны, наобум приобретенные, и срок им истечет — хочешь не хочешь, — и их аннулируют без всякого предупреждения, заменят тебя другим каким-нибудь наличным выпуском божьего займа.