Татьяна Соломатина – цитаты и высказывания

«Учиться, учиться и учиться!» — как завещал дедушка Ленин! А потом очень долго лечиться, лечиться и лечиться.

– Нет, детка, ты не невидимка. Ты – видимка. Ты видишь то, на что другие только смотрят, – говорит дедушка. – И я плачу не по Дику. Я плачу по неспособности любить всех, кого должен любить.
– А разве любить должны?
– Нет, Полюшка. Не должны. Оттого я и плачу. Идём домой.

Творец вдыхает душу. Но дышать за нас не в силах. Поэтому, вдохнув, Он просто уходит играть в кости…

Если бы он это слышал, он бы умер ещё раз. Просто бы лопнул от гордости. И жена с детьми так бы и сидели, заляпанные его глубоким внутренним миром.

Она была жизнерадостна, как Винни-Пух, слопавший чужой мёд, печальна, как Ослик Иа, потерявший хвост, и бестолкова, как Пятачок, уничтоживший воздушный шарик.

Автор умеет ждать. И дожидаться. Большого Мужчину. Большую Собаку. И Большого Читателя.

Не может кролик жить с собакой. Они могут существовать на одной территории, но никогда не проникнут друг в друга.

Если ты мужчина, ты в ответе за тех, кого приручил, окольцевал и зачал.

Счастье взаимной любви не сказка. Просто редкость. И, наверное, не одну сотню лет, а то и тысячелетий тасует Бог наши души, чтобы в конце концов выпала та самая комбинация, которая встречается с вероятностью...

Она плакала совершенно по-детски. Никакой бабьей истерики, никаких надрывных всхлипов. Просто крупные капли — как грибной дождь. И сияющие глаза. Никакой укоризны. Искренняя обида ребёнка, не понимающего и не принимающего внезапно открывшиеся ему неспрведливости мира.

Цинизм – это броня. Это щит. Если постоянно ходить под ледяным дождем – заболеешь и умрёшь, или закалишься

... сколько же в людях дерьма, которым они готовы совершенно бескорыстно делиться с ближним...

... Когда ты постоянно кому-то улыбаешься в ответ, очень сложно поддержать в себе должную концентрацию ярости...

Я сегодня подавленно-саркастичен, как Гамлет, и уныло-тосклив, как Блок.

Пятилетняя малышка, идущая рядом с красивым мужчиной мимо фонтана, скажет ему:
– Папочка, ты меня сильно-сильно любишь?
– Ну, конечно, деточка! – ответит он ей...
– И никогда-никогда не разлюбишь меня?
– Никогда-никогда! – серьёзно пообещает он.
– И всегда-всегда будешь рядом?
– Даже если я не всегда-всегда буду рядом, то ты сможешь мне позвонить и сказать: «Папа, привет!» – объяснит он.
– И что тогда? – хитро прищурится она.
– И тогда я буду счастлив.

Жить в нелюбви страшнее смерти.

Чудесное слово «папа». Гораздо лучше жёсткого, колючего – «отец». «Папа» – это домашнее. Как любимая пижама. Как покой. Как чашка горячего чаю с лимоном после ледяного косого ливня. «Папа!» – и тебя уже ничего не тревожит. «Папа!» – и тебе уже ничего не надо решать – всё решат за тебя. Каждой девочке нужен папа. Папа. А не слово.

Я люблю любить живое.

От всего этого подступало головокружение и расслабленность… Нежность и чувственность… Всё то, что потом называют «счастьем».

Я сразу полюбил тебя. Не патетика. Не романтика. Просто увидел и знал, что полюбил. Я увидел тебя – и знал, что ты – моя любовь.

А может, на женщин любовь так действует? Оглупляет. Вот и хорошо, что ты никого не любишь. Не отупеешь.

Ну вот! Скажи женщине, что она сложнее, умнее, красивее её подруги, – она уже и довольна. Примитивные вы создания!

Но боль была не тупая, ноющая… Боль была кинжальная. Как будто без наркоза отрезали какой-то фрагмент не то жизни, не то самого тела.

— Какая хорошая девочка! Не пьет и не курит!
— Да. Больше уже не может.

Мужчина к любой женщине должен относиться как к королеве. Даже если та – самая что ни на есть обозная шлюха…

Эх, остановить бы мгновение, когда оно прекрасно, — прав классик. Да вот только если бы ещё у людей был дар осознавать и принимать прекрасность и неповторимость того самого мгновения, что нуждается в остановке.

Конечно же, это не была любовь. Чем бы это ни было – любовью это точно не было. Неужели есть на свете хоть один человек, могущий со всей ответственностью заявить, что такой-то (или такая-то) – моя первая любовь?! Первой, второй и двадцать пятой в периоде может быть влюблённость. Страсть. Похоть. Привязанность. Зависимость. Любовь же – она всегда одна. Первая – она же последняя. И она либо случается – и тогда уже никогда не кончается. Либо нет. И так и не познавшие её – мучаются расстановкой любовей по порядковым номерам. Осадочек всегда остаётся там, где не было любви.

Невозможно повторить первый рассвет, первое открытое море, первый запах жасмина и первый вход под своды анатомического театра.
Невозможно повторить.
Невозможно разлюбить.
Невозможно забыть.
Это прошито в каждом нейроне каждого, у кого был студенческий билет медицинского института.

Лучше глубокая колотая или резаная рана души, чем хронически персистирующие гематомы. Или?... Да кто его знает!

Если много ходить пешком, то печалей становится намного меньше. Потому что мышцы, интенсивно перегоняя кровь, потребляют кислород при пешем страдании в куда больших количествах, чем если страдать просто лёжа на диване. Поэтому если вы любитель страдать быстро, просто потому, что подобное душевное упражнение входит в программу вашего комплекса душевных упражнений, – вам пешком или бегом. А если мазохист и вам подольше страдание растянуть – то милости просим на диван.

Возможно, где-то в архивах Вечности и есть папочки с тесёмочками, покрытые звёздной пылью, где хранятся бюрократически тщательно описанные этапы пути каждого из нас. К примеру: «Справка из небесной канцелярии о том, что Иванов Иван Иванович 12.08.1967 года сменил Тайну № 1 на Тайну № 2. Справка действительна на территории Вселенной в течение трёх столетий». Хранилище, набитое исками, предъявленными нам Совестью и оправдательными приговорами, вынесенными Судом Присяжных Обстоятельств. И, как в любых архивах, что-то теряется, сгорает, или же кто-то, облечённый властью или просто возможностью доступа, снимает с полки папку, чтобы понаделать из жизни Ивана Ивановича бумажных самолётиков и пустить их по ветру.

... смотри не на морщинки вокруг глаз. Не на губы, не на лоб и не на что другое. Хочешь узнать, сколько женщине лет, смотри ей в глаза.

Чем меньше думаешь о том, что ты делаешь, тем легче двигаться, дышать и производить впечатление.

Человек – не пирог. Не делится на части. Всё остальное – популярная психология.

Что за наука анатомия?! Никакой логики — одна зубрёжка! Хоть бы в стихах её кто навалял, что ли.

Каждый хочет любви… И только любовь никого не хочет. Существует, видимо, сама по себе, и плевать ей на жалкие человеческие желания.

— Красивая. Слишком красивая. Таким, как ты, Женька, нужна невысокая, нестройная, неброская серая мышь, чтобы весь остальной мир вздохнул спокойно. Потому что спаренные красавцы вызывают недовольство толпы. Красивая женщина имеет право любить богатого или хотя бы умного мужчину, ни ростом, ни фигурой, ни лицом не вышедшего. Красивый мужчина имеет право любить нефасонистую самку, потому что ему так удобнее, и к тому же она хорошо готовит, првильно гладит брюки и отличная мать. И все друзья, приятели и просто знакомые разной степени случайности будут понимать, сочувствовать о одобрять подобные союзы. Два вызывающе красивых человека, любящий друг друга, будут оскорблять всех окружающих одим лишь фактом своего сосуществования. А если это ещё и достаточно долго продлиться... В общем, не завидую я вам. Вы всегда будете одиноки в толпе. Наплевать. Лишь бы вы не были одиноки вместе.

... И все эти мнимые квинтэссенции призрачных отличий: блондинка или брюнетка; кофе или чай; водка или мартини; юбка или брюки; мороженое или по морде дать кому-нибудь; хочу! — не хочу! — в женском мировосприятии сменяют друг друга чуть ли не ежесекундно. Потому что пошла по делам, а вернулась с тремя парами босоножек, совершенно не подходящих ни к чему имеющемуся в гардеробе. Какие зимой могут быть босоножки?!

Просто маленький будущий автор, как и все маленькие максималисты-бунтари, не признавал за людьми права на разность. Такое право он признавал только за собой.

Женщины порой так хорошо понимают друг друга. Надпочечниками улавливают, что иногда «небольшие неприятности» — это не сломанный ноготь и не лишний килограмм, а, к примеру, отсутствие любви.