Станислав Радкевич – цитаты и высказывания

Так речной человек вновь не получил ответа на главный вопрос своей жизни. Он, строго говоря, вообще ничего в ней не понял. И впоследствии умер.

Двор назначил нас с тобой друзьями-приятелями.

Если же люба твоя иная: вся соткана она из смешков и ужимок, из макушки ее торчит метелка-хвостик, а на коленке розовая ссадина, кое-как залеченная дядькою, не вырывайся, смирись, не лги себе.

... страшная высота степени кадоша предполагала и страшные же испытания для ищущего. Одному Богу было ведомо, что могло теперь явиться послу из непроницаемой тьмы глубочайшего подземелья, где бесстрастный поручитель оставил его в одиночестве.

Его «Я» возникло, когда он почувствовал, что отличается от других. Думать он пока не умел. Границы его «Я» были пунктирно обозначены случайными тычками чувств. Эти границы оказались совсем близко. Полшага – и «Я» уже кончилось.

Это – знак Господень: не каждому в жизни посюсторонней дано соединиться с ребром своим, некогда отторгнутым. Только так, познав гармонию целого, семьи, сведя прошлое с будущим, станешь ты мужчиною. Только так поймешь, сколь глубокие лакуны внутри тебя способна заполнить собою златовласая красавица....

Господи, как же хочется пожить-то еще! Да, она глупая, жалкая, жизнь, но она моя, вот такая, другой мне не дадено. Господи, продли мне ее хоть на день, хоть на час. Завтра я стану другим, лучше. Отверни пулю, Господи! Я кругом грешник, но я честно каюсь перед тобой за все мои грехи – прошлые и будущие…

Скорее схорониться в склеп постели. Не быть. Там, в плавнях полудремы, голубит покуда материнская утроба. Здесь сквозь жимолость уж брызжет-жжет божок-солнце. Будь! Вставай, гражданин! Так – слово сказано. Но не Бог.

Она — злюка, москвичка, интеллигентка.

То есть сколько-то свободы тебе перепадает и в империи – украсть, соврать, съехидничать. Эжопов язык. Кухонные революции: низвергай кого хочешь.
Потом свободно можешь настучать на вчерашних сонизвергателей. Свободно ведь могут и они на тебя.

Что еще нужно сделать, чтобы ты – пусть не полез себя защищать – хотя б пуганулся всерьез? Вот, вроде, бандитский ствол уж заткнут тебе в глотку. Чего ж тебе боле, добрый человек?

«Свобода» натрындела.

Над городом висела свистящая, иссасывающая тишина. Словно сам Космос взасос целовался с Москвой...

На плацу остался только фантомасно-зеленый Ленин с вурдалачьими оранжевыми глазками.

Роль бравой добродетели отъехала заокеанским ковбоям. Мы давно растеряли все ценности и смыслы бытия: вместе нас удерживает лишь гнёт... гроба. И вот мы всё тащимся под спирально вскрученным облаком к свежевырытой яме на погосте, а она всё отодвигается от нас в стылую синь весны.

Но солнце не хотело нас подпускать. Оно искусно пряталось за тучками, потом подмигивало и снова скрывалось в облаках. Оно напоследок явило нам геенну ангины, шрамы на шкурах кашалотов, стилет стиля... И пропало насовсем.

Солнце светило словно бы и снаружи, и внутри него. Преломленные сверкающими гранями лучи горели красным, оранжевым, зеленым, синим… Это, как он слышал, и была «красота». Но из-за этой красоты его «Я» никак не могло сплотиться в единое бело-голубое целое. Оторванный от полей льда и снега, посреди каменного города он все время оставался сиротой, «недоЯ»..

Наутро солнце пробилось сразу во все щели и трещины, беспощадно выпаривая из них жизнь. Вода на ходу распадалась на молекулы. На одной из них отправилось в дальнее путешествие и «Я». Наверху оно найдет мириады себе подобных, сколько-то времени пробудет с ними и однажды вернется на землю. Как прозрачный весенний дождик. Или как армия разгневанных ангелов.

Но патриотизм оказался плохим афродизиаком.

Происходящее лежало вне пределов судьбы, по которой она, как охотничья собака, шла верхним чутьем, ни о чем особенно не задумываясь.