Сара Дж. Маас – цитаты и высказывания

Я полюбила Высшего Лорда, который показал мне комфорт и чудеса Прифиана; я полюбила Высшего Лорда, который подарил мне свободное время и еду, и безопасность, чтобы я могла рисовать. Может быть, какая-то часть меня всегда будет заботиться о нем, но… Амаранты сломала нас обоих. Или сломала меня настолько, что новая я больше не подходила тому, кто он есть.

Мужчина, который вырос, зная, что он был самым сильным Высшим Лордом в истории Прифиана, что он может разорвать разумы других в клочки, если не будет осторожен, и что он был один — один со своей силой, со своим бременем. Но этот страх был его сильнейшим оружием против угроз для его народа…

Ни следа мужчины, который пил на крыше; ни единой черты падшего принца, стоящего на коленях на кровати. Ничем не сдерживаемая мощь его присутствия грозила смести меня, смять меня.
Вот он… вот самый могущественный Высший Лорд, который когда-либо рождался на земле.
Воплощение снов и кошмаров.

— Твоих сил хватит на то, чтобы заставить дрожать звезды, — продолжила королева. — Ты сможешь все, если только осмелишься. В глубине души ты и сама это знаешь и больше всего боишься своей силы.

Раньше ей думалось, что сила – это собственное могущество, опирающееся на навыки и опыт. Нет, силой было умение управлять собой.

Как будто он знал, что они пустили лису в курятник, и не мог ничего с этим поделать.

Жизнь, и смерть, и перерождение, Солнце, и луна, и темнота, Гниль, и расцвет, и кости. Привет, сладенькая. Привет, леди ночи, принцесса разрушений. Привет, клыкастый зверь и дрожащий олененок. Люби меня, прикоснись ко мне, спой мне.

Я подвинула звезду между пальцев, словно монетку в руке мага. Здесь, в спокойной, сверкающей темноте, ровное, уверенное дыхание наполняло мои легкие. Я не могла вспомнить последний раз, когда это делала. Дышала полной грудью.

Месть всегда остается на втором плане, если хотите выиграть войну.

Её наряд был глубокого красного цвета, газовая ткань и кисея платья без рукавов подчеркивали её грудь и бёдра, а умело продуманные вырезы, оголяли спину и живот. Ее волосы ниспадали свободными локонами, золотые обручи охватывали запястья. Королева… королева, которая не склонится ни перед кем, королева, бросившая вызов всем им и победившая. Королева и хозяйка своему телу, своей жизни, своей судьбе, та, что никогда не будет извиняться за это.

Голод и бедность — прекрасная почва для взращивания суеверий. А суеверному человеку нужны простые ответы на любые вопросы.

Совпадений и случайностей не существует. Все происходящее имеет свою цель и смысл.

Есть вещи, о которых бесполезно рассказывать. Чтобы их понять, надо побывать в нашей шкуре.

— Тьма бывает разной, — сказал Рис. Я стояла с закрытыми глазами. — Есть тьма, что пугает, тьма, что успокаивает, тьма, что дает отдохнуть. — Я представляла каждую. — Есть темнота влюбленных и темнота убийц. Она становится той, какой ты хочешь, чтобы она была. Сама по себе она не плохая и не хорошая.

Наши ночи — это удивительное зрелище, настолько завораживающее, что некоторые люди моей земли встают на заходе солнца и ложатся спать с рассветом, только для того, чтобы жить под звездным светом.

Когда ты проводишь столько времени запертым во тьме, Люсьен, тьма начинает глядеть в ответ.

— Он запер тебя, потому что знал — этот ублюдок знал, какое ты сокровище. Что ты стоишь больше чем вся земля, золото и драгоценности. Он знал и хотел, чтобы ты была только его.
Слова ударили по мне, и одновременно успокоили некий оборванный кусочек моей души.
— Он любил… Любит меня, Рисанд.
— Проблема не в том, что он любил тебя, а в том, насколько сильно. Слишком сильно. Любовь бывает ядом.

Равная мне во всем. Она будет носить мою корону, сидеть на троне рядом с моим. Никогда в стороне, никогда не предназначенная лишь для размножения, утех и воспитания детей. Моя королева.

Я была рада тишине — даже если она стала моей ношей, даже если она заполняла мою голову, до тех пор, пока ничего не было, за исключением… пустоты.

Все хотят говорить-говорит-говорить, — сказала Мор, бросая предупреждающий взгляд на Кассиана, который действительно открыл было рот. — Разве мы не можем покушать-покушать-покушать, а потом поговорить?

Я знала, — продолжила я, — что я могла бы уйти в темноту. Но я решила бороться — чтобы задержаться еще ненадолго. И все же я знала, что если бы захотела, то исчезла бы в темноте. И может быть, это был бы новый мир — царство покоя и тишины. Но я не была к нему готова — не была готова идти туда в одиночку. Я знала, что что-то еще ждет меня вне этой тьмы. Что-то хорошее. Я знала, что мне нет пути назад после того, что я сделала, — сказала я, и мне стало интересно, могли ли синие глаза Костереза сжечь мою душу, оставив только пепел. — И как только я разрушила проклятье, как только я узнала, что спасла их, мне просто нужно было достаточно времени, чтобы успеть направить кинжал на себя. И я решила, что хочу жить, только когда она убила меня. Я поняла, что не закончила что-то… что-то, для чего была рождена.

Жили две сестры, отправились они играть,
Чтобы за кораблями отца понаблюдать… Приблизившись к морской волне
Старшая толкнула младшую навстречу ей.
Иногда она тонула, иногда всплывала,
Пока к плотине мельника ее тело не попало.
Но что он сделал с ее грудиной?
Он создал альт, чтобы на нем поиграть.
Что он сделал с ее маленькими пальчиками? Он создал колки своему альту под стать.
И что же он сделал с носовым гребешком?
На корпусе альта подставкой устроил верхом.
Что он сделал с её венами столь голубыми? Струнами на альте они стали отныне.
Что он сделал с глазами столь ясными?
В альт вставил с рассветом красным.
Что он сделал с языком столь жестким?
С языком новым и звук стал четким.
Третья струна зазвучала сперва,
Узрите вон там моего отца-короля.
Потом зазвучала вторая струна,
Узрите вон там мою мать, что царевной была.
И вот зазвучали три струны:
Узрите вон там мою сестру, что утопила меня, по желанию своему.

«Было время, когда все, чего я хотела — это достаточно денег, чтобы я и моя семья были сыты, а я могла проводить дни за рисованием. Вот и все, что мне было нужно. Больше ничего.»
Пауза. Затем он написал:
«А сейчас?»
«Сейчас», — ответила я, — «Я не знаю, чего хочу. Я больше не могу рисовать»
«Почему?»
«Потому что эта часть меня пуста».

Рассеивание все еще не давалось мне, но я вдруг поняла, что мечтала бы, чтобы у меня были крылья. Величественные, могучие крылья, с которыми я могла бы летать, как они; с которыми я могла бы повидать мир и все, что он мог предложить.

Азриэль будет любить Мор, пока не превратится в шепот тьмы среди звёзд.

Красивые речи, замаскированные под колкие оскорбления.

Та девушка, которой нуждалась в защите, которая жаждала стабильности и комфорта… она умерла Под Горой. Я умерла, и не было никого, кто бы защитил меня от этих ужасов, перед тем, как моя шея была сломана. Но я защищала себя сама. И я не стала, не смогла бы избавиться от той части меня, что пробудилась и изменилась Под Горой.

Город — такой прекрасный город, если звуки из моего окна, сада позади него, были знаком — все, что окружало меня. Нетронутое, невредимое. В то время, когда от остального мира остались лишь руины.

Библиотекари были страшнее ассасинов. Эти люди постоянно читали, и в их головах беспрестанно бродили мысли и рождались идеи. А идеи, как известно, — самое опасное оружие.

А ведь в каждом человеке, пусть и очень глубоко, но непременно есть крупицы доброты. Должны быть.

Какие у тебя красивые глаза... и какие злые!

Я — Селена, сильная, дерзкая, смелая. Мне неведомы страх и уныние. Я — Селена. Меч, заточенный самой Смертью.
Я Селена Сардотин. Я не буду бояться.

Но всегда найдётся тот, кто выжидает, когда ты поскользнёшься.

Любимые тобой люди — всего лишь орудия, которые обязательно будут использованы против тебя.

... Большие победы порою начинаются с небольшого преимущества.

Лучшая ложь — это ложь, приправленная правдой.

Моя цель больше, чем месть. Моя цель больше, чем личное возмездие.

Она очень любила свой сад. Всегда любила за ним ухаживать. Даже когда мы были нищими, ей удавалось вырастить небольшой сад в теплое время года. И когда... когда наше состояние вернулось, она вырастила самый красивый сад, который можно было когда-либо увидеть. Даже в Притиане. Это ужасно раздражало садоводов, потому что это была их обязанность, а даме полагалось лишь отрезать розы и ставить их в вазочки, но Элейн надевала шляпу и перчатки, вставала на колени в грязь и полола траву. Она всегда и во всем вела себя как истинная леди, кроме этого.

Я думаю, что должно быть, я была влюбленной дурой, чтобы позволять показывать себе такую малую часть Весеннего Двора. Я думаю, что огромную территорию земли мне никогда не было позволено увидеть или услышать и возможно, я бы так и жила в неведении вечно, словно домашнее животное. Я думаю… — я давилась словами. Я потрясла головой, словно вытрясая оставшиеся. Но я все-таки произнесла их. — Я думаю, что я была одинокой и лишившейся надежды и, возможно, влюбилась в первого, кто проявил намек на доброту и защиту. И я думаю, что он знал это — может быть не намеренно, но он хотел быть таким человеком для кого-то. И может быть, это работало для той, кем я была раньше. Может быть, это не сработает для той, кто я есть сейчас.

«За желания, которые исполняются».
Мгновением позже чувственное, ласковое прикосновение вдоль моих щитов — вежливая просьба. Я позволила им опуститься, позволила ему войти, и его голос заполнил мою голову. «За охотниц, которые помнят и помогают тем, кому повезло меньше. И водных привидений, которые плавают очень, очень быстро».