Пётр Андреевич Вяземский – цитаты и высказывания

Бесконечная Россия
Словно вечность на земле!
Едешь, едешь, едешь, едешь,
Дни и версты нипочем!
Тонут время и пространство
В необъятности твоей. Степь широко на просторе
Поперек и вдоль лежит,
Словно огненное море
Зноем пышет и палит.
<...>
Грустно! Но ты грусти этой
Не порочь и не злословь:
От неё в душе согретой
Свято теплится любовь. Степи голые, немые,
Всё же вам и песнь, и честь!
Всё вы — матушка-Россия,
Какова она ни есть!

Жизнь наша в старости — изношенный халат:
И совестно носить его, и жаль оставить.

Кажется, Полетика сказал: в России от дурных мер, принимаемых правительством, есть спасение: дурное исполнение.

И жить торопится и чувствовать спешит.

Что есть любовь к отечеству в нашем быту? Ненависть настоящего положения. В этой любви патриот может сказать с Жуковским:
В любви я знал одни мученья.

Можно похитить блестящую мысль, счастливое выражение; но жар души, но тайна господствовать над чувствами других сердец не похищаются.

Вопрос исусства для искусства
Давно изношенный вопрос:
Другие взгляды, мненья, чувства
Дух современный в жизнь занес.

Я думаю, моё дело не действие, а ощущение: меня надобно держать как комнатный термометр: он не может ни нагреть, ни освежить покоя, но никто скорее и вернее его не почувствует настоящей температуры.

В нашу поэзию стреляют удачнее, чем в Лудвига Филиппа: вот второй раз, что не дают промаха.

Для некоторых любить отечество — значит дорожить и гордиться Карамзиным, Жуковским, Пушкиным и тому подобными и подобным. Для других любить отечество — значит любить и держаться Бенкендорфа, Чернышева, Клейнмихеля и <подобное тому> прочих и прочего. Будто тот не любит отечество, кто скорбит о худых мерах правительства, а любит его тот, кто потворствует мыслью, совестью и действием всем глупостям и противозаконностям людей облечённых властью? Можно требовать повиновения, но нельзя требовать согласия.

Сравнил я страх со щукою. Кто любит ее, тот заводи в пруду, но знай, что она поглотит всю другую рыбу. Кто хочет страха, заводи его в сердце подвластного, но помни, что он поглотит все другие чувства.

Она — прекрасная минувших дней медаль.
Довольно б, кажется с нее и славы этой;
Но ей на старости прказ сердечных жаль
И хочется быть вновь ходячею монетой.

Тот, который из тщеславия выказывает свою хитрость, похож на человека, искусно замаскированного, но из хвастовства показавшего себя без маски и опять её надевающего с надеждою обманывать.

«Жаль, что я не выпивши, а то дал бы оплеуху этому мерзавцу», — говорил один оскорбленный, но трезвый мудрец.

За милой встречей вслед на жизненном пути
Как часто близок день утрат и расставанья.
И там, где молодость воскликнет: до свиданья!
Там старость говорит печальное прости.

Твердят: ты с Азией Европа,
Славянский и татарский Рим,
И то, что зрелось до потопа,
В тебе ещё и ныне зрим. В тебе и новый мир, и древний;
В тебе пасут свои стада
Патриархальные деревни
У Патриаршего пруда.

Сфинкс, не разгаданный до гроба,
О нём и ныне спорят вновь;
В любви его роптала злоба,
А в злобе теплилась любовь. Дитя осьмнадцатого века,
Его страстей он жертвой был:
И презирал он человека,
И человечество любил.

Когда печали неотступной
В тебе поднимется гроза
И нехотя слезою крупной
Твои увлАжнятся глаза, Я и в то время с наслажденьем,
Еще внимательней, нежней,
Любуюсь милым выраженьем
Пригожей горести твоей.

Здесь чудо — барские палаты
С гербом, где вписан знатный род;
Вблизи на курьих ножках хаты
И с огурцами огород. Поэзия с торговлей рядом;
Ворвался Манчестер в Царьград,
Паровики дымятся смрадом, —
Рай неги и рабочий ад!

Русь в кичке, в красной душегрейке,
Она, как будто за сто лет,
Живёт себе на Маросейке,
И до Европы дела нет. Всё это так — и тем прекрасней!
Разнообразье — красота:
Быль жизни с своенравной басней;
Здесь хлам, там свежая мечта.

У нас от мысли до мысли пять тысяч верст.

Нет! нет! Я тут слуга покорный
И крикну разве: караул!
Да, кстати, сделав три поклона,
Я вас поздравлю с сыном Крона
Иль с Новым годом, всё равно!
Пусть жребий с счастьем заодно
Прядет в нём ваши дни из шёлка,
Пусть прыткой жизни одноколка
По свежим бархатным лугам
Везёт вас к пристани покойной!
И на заре и в полдень знойный
Пусть бережёт вас добрый дух!

Иные люди хороши на одно время, как календарь на такой-то год: переживши свой срок, переживают они и своё назначение. К ним можно после заглядывать для справок; но если вы будете руководствоваться ими, то вам придётся праздновать Пасху в Страстную пятницу.

Беда иной литературы заключатся в том, что мыслящие люди не пишут, а пишущие не мыслят.

Англичане говорят: время — деньги. Русские говорили: жизнь — копейка.

Язык — инструмент; едва ли не труднее он самой скрипки. Можно бы еще заметить, что посредственность как на одном, так и на другом инструменте нетерпима.

— Иные боятся ума, — говорит NN — а я как-то всё больше боюсь глупости. Во-первых, она здоровеннее и оттого сильнее и смелее; во-вторых, чаще встречается. К тому же ум часто одинок, а глупости стоит только свистнуть, и к ней прибежит на помощь целая артель товарищей и однокашников.

Похвала недостойному лицу не возвышает хваленого, а унижает хвалителя.

Женское сердце — тёмная книга; как ни читай, ни перечитывай её в разных и многочисленных изданиях, а до всего не дочитаешься. Всё, кажется, идёт и читается просто, вдруг встретятся такие неожиданности, такие неправдоподобия, что разом срежет: становишься в тупик, и переворачиваются вверх дном все прежние испытания и нажитые сведения.

Гораздо легче сокрушить миллион войска, чем переломить одно мнение.

... Как лихорадка,
Мятежных склонностей туман
Или страстей кипящих схватка
Всегда из края мечет в край,
Из рая в ад, из ада в рай!

Мне не к лицу шутить, не по душе смеяться,
Остаться должен я при немощи своей.
Зачем, отжившему, живым мне притворяться?
Болезненный мой смех всех слёз моих грустней.

Вот вы и я: подобье розы милой,
Цветете вы и чувством и красой;
Я кипарис угрюмый и унылый,
Воспитанный летами и грозой. И будет мне воспоминанье ваше,
Подобно ей, свежо благоухать,
При нем душе веселье будет краше,
При нем душе отраднее страдать. Когда же вам сгрустнется, и случайно
Средь ясных дней проглянет черный день, -
Пускай мое воспоминанье тайно
Вас осенит, как кипариса тень.

Я никогда не позволил бы себе сыну своему сказать: «Угождай ближнему», а твердил бы: «Угождай совести!» Любовь к ближнему должна быть запечатлена в сердце; благоговейное уважение к совести — в правилах.

У нас самодержавие значит, что в России все само собою держится.

Женщины правят, господствуют над нами, но чем? Слабостями своими, которые нас привлекают и очаровывают.

Сердца томная забота,
Безымянная печаль!
Я невольно жду чего-то,
Мне чего-то смутно жаль. Не хочу и не умею
Я развлечь свою хандру:
Я хандру свою лелею,
Как любви своей сестру.
<...>
Дети тайны и смиренья,
Гости сердца моего
Остаются без призренья
И не просят ничего. Жертвы милого недуга,
Им знакомого давно,
Берегут они друг друга
И горюют заодно. Их никто не приголубит,
Их ничто не исцелит...
Поглядишь: хандра все любит,
А любовь всегда хандрит.