Николай Александрович Добролюбов – цитаты и высказывания

Только дикость и невежество не уважают прошедшего.

И деспотизмом беззаконным
Доселе Русь угнетена,
И до сих пор в забытьи сонном
Молчит и терпит все она.

Искусство говорить слова для слов всегда возбуждало великое восхищение в людях, которым нечего делать.

Если мы хотим обратить внимание на воспитание, то надо начать с того, чтобы перестать презирать природу детей и считать их неспособными к восприятию убеждений разума.

... потому что красота заключается не в отдельных чертах и линиях, а в общем выражении лица, в том жизненном смысле, который в нем проявляется.

Оправдывают свое невежество неискусством учителей только те, которые сами из себя ничего не умеют делать и всё ждут, чтобы их тащили за уши туда, куда они сами должны идти.

Людей, гордых тем, что не вредят, очень много на свете. Идиллистические мечты о счастливом уединении от людей — теперь вовсе некстати. Элемент общественный вступил в свои права и мы должны рассматривать себя как членов общества, обязанных что-нибудь делать для него.

Оттого-то так и печальна Кабанова, оттого-то так и бешен Дикой: они до последнего момента не хотели укоротить своих широких замашек и теперь находятся в положении богатого купца накануне банкротства.

Теперь общественные тенденции повсюду принимают более мужественный, самостоятельный характер. Высокие добродетели слепой, безумной преданности, безусловного доверия к авторитетам, безотчетной веры в чужое слово — становятся все реже и реже.

Если ты отвергаешь в людях возможность искреннего, глубокого, бескорыстного убеждения, то я вполне основательно могу вывести, что тебе самому не знакомы никакие убеждения.

Перестаньте, пожалуйста, напускать на себя хандру: от нее Вы и больны-то больше делаетесь.

Есть такие инстинкты, которые никакой форме, никакому гнету не поддаются и вызывают человека на вещи совсем несообразные.

Бурного моря сердитые волны,
Что так влечет меня к вам?
Я ведь не брошусь, отвагою полный,
Встречу свирепым волнам? Грудью могучею, сильной рукою
Не рассеку я волны;
Не поплыву я искать под грозою
Обетованной страны. Мне не доплыть до страны той счастливой
Сквозь этих яростных волн...
Что же стою я, пловец боязливый,
Жадным желанием полн?

Привыкая делать все без рассуждени, без убеждения в добре и зле, а только по принуждению, человек становится безразличным к добру и злу и без зазрения совести совершает поступки, противные нравственному чувству, оправдываясь тем, что «так приказано».

На муки рабства и презренья
Весь род славянский осужден,
Лежит печать порабощенья
На всей судьбе его племен.

Он находится в печальном положении человека, который, наделив в своей фантазии всеми возможными совершенствами свою красавицу и связав с нею жизнь свою, вдруг замечает, что все совершенства существовали только в его воображении, а в ней самой нет и следа их.

Патриотизм живой, деятельный именно и отличается тем, что он исключает всякую международную вражду, и человек, одушевленный таким патриотизмом, готов трудиться для всего человечества, если только может быть ему полезен.

Художник всегда беспристрастен: к спорам и теории он не прикасается, а наблюдает только факты жизни, да и рисует их, как умеет, — вовсе не думая, кому это послужит, для какой цели пригодится.

В человеке порядочном патриотизм есть не что иное, как желание трудиться на пользу своей страны, и происходит не от чего другого, как от желания делать добро, — сколько возможно больше и сколько возможно лучше.

По степени большего или меньшего уважения к труду и по умению оценивать труд соответственно его истинной ценности — можно узнать степень цивилизации народа.

Муж Катерины, молодой Кабанов, хоть и много терпит от старой Кабанихи, но все же он независимее: он может и к Савелу Прокофьичу выпить сбегать, он и в Москву съездит от матери и там развернется на воле, а коли плохо ему уж очень придется от старухи, так есть на ком вылить свое сердце – он на жену вскинется… Так и живет себе и воспитывает свой характер, ни на что не годный, все в тайной надежде, что вырвется.

В недавнее время патриотизм состоял в восхвалении всего хорошего, что есть в отечестве; ныне уже этого недостаточно, чтобы быть патриотом. Ныне к восхвалению всего хорошего прибавилось неумолимое порицание и преследование всего дурного, что есть еще у нас.

Наши мечтатели о богатстве большею частью ухватываются за рутинные средства, берут то, что под рукою и что плохо лежит, и нередко останавливаются на достижении всевозможного комфорта.

Эта мораль из прописей, предлагаемая под видом «руководства к счастливой и богатой жизни и состоящая в том, что «будь бережлив», «никогда не давай воли своим страстям», «довольствуйся малым», «сноси терпеливо все оскорбления от тех, от кого находишься в зависимости», и пр.

Кто наблюдал в нашем обществе над тем, что называется «мелким людом», тот знает, что кроткие и покорившиеся люди тоже иногда бывают обидчивыми и щепетильными. Это зависит от отношений: пред начальником отделения помощник столоначальника — пас, смирился совершенно, но с другими помощниками он считает себя «в своем праве» и за это право держится ревниво и угрюмо.

Люди, которых человеческое достоинство оскорблено, являются нам у Достоевского в двух главных типах: кротком и ожесточенном. Первые не делают уже никакого протеста, склоняются под тяжестью своего положения и серьезно начинают уверять себя, что они — нуль. Другие, напротив: видя, что их право, их законные требования, то, что им свято, с чем они в мир вошли, попирается и не признается, они хотят разорвать со всем окружающим, сделаться чуждыми всему.

В самом деле, — мы ведь и позабыли, что с глубокомысленными людьми надо держать ухо востро: как раз выведут такие заключения, о которых вам даже и не снилось. Если вы собираетесь купаться, а глубокомысленный человек, стоя на берегу со связанными руками, хвастается тем, что он отлично плавает и обещает спасти вас, когда вы станете тонуть, — бойтесь сказать: «да помилуй, любезный друг, у тебя ведь руки связаны; позаботься прежде о том, чтоб развязать себе руки». Бойтесь говорить это, потому что глубокомысленный человек сейчас же ударится в амбицию* и скажет: «а, так вы утверждаете, что я не умею плавать! Вы хвалите того, кто связал мне руки! Вы не сочувствуете людям, которые спасают утопающих!..» И так далее... глубокомысленные люди бывают очень красноречивы и обильны на выводы самые неожиданные...

Амбиция моя мне всего дороже.

Есть высшие идеалы жизни, которые выше чина, комфорта, любви к женщине, даже науки, и эти идеалы — в общественной деятельности.

Я видел в Руси свод законов,
Водимый прихотью судей,
Я слышал стоны миллионов
И вопль обиженных семей...
Видал насильства архьереев,
Разврат и пьянство у попов.
Видал я школы для лакеев
И государственных воров.
Видал несчастные обвалы
Казенных зданий и мостов
И бар блистательные балы
На счет обеда их рабов.

Не может барину свободно
Всей правды высказать мужик;
Не может мыслить благородно,
Боясь бессовестных владык.

И что за рабство! Цепь муений,
Лишений, горя и забот,
Не много светлых исключений
Представит горький наш народ. Всё в угнетеньи, все страдает,
Но все трепещет и молчит,
Лишь втайне слезы проливает
Да тихо жаллобы твердит.

Но ни любви, ни состраданья
Нет в наших барах-палачах,
Как нет природного сознанья
О человеческих правах.

Никто так грубо не ведёт себя с подчинёнными, как те, которые подличают перед начальниками.

А какими фразами-то прикрыл себя, малодушный!

В отношении к женщинам все обломовцы ведут себя одинаково постыдным образом. Они вовсе не умеют любить и не знают, чего искать в любви, точно так же, как и вообще в жизни. Они не прочь пококетничать с женщиной, пока видят в ней куклу, двигающуюся на пружинках; не прочь они и поработить себе женскую душу… как же! этим бывает очень довольна их барственная натура! Но только чуть дело дойдет до чего-нибудь серьезного, чуть они начнут подозревать, что пред ним действительно не игрушка, а женщина, которая может и от них потребовать уважения к своим правам, – они немедленно обращаются в постыднейшее бегство.

Штольц – человек деятельный, все о чем-то хлопочет, бегает, приобретает, говорит, что жить – значит трудиться, и пр. Но что он делает, и как он ухитряется делать что-нибудь порядочное там, где другие ничего не могут сделать, – это для нас остается тайной

... людей с цельным, деятельным характером, при котором всякая мысль тотчас же является стремлением и переходит в дело, еще нет в жизни нашего общества.

В чем заключаются главные черты обломовского характера? В совершенной инертности, происходящей от его апатии ко всему, что делается на свете. Причина же апатии заключается отчасти в его внешнем положении, отчасти же в образе его умственного и нравственного развития. По внешнему своему положению – он барин; «у него есть Захар и еще триста Захаров», по выражению автора.

Таким образом, Гончаров является перед нами прежде всего художником, умеющим выразить полноту явлений жизни. Изображение их составляет его призвание, его наслаждение; объективное творчество его не смущается никакими теоретическими предубеждениями и заданными идеями, не поддается никаким исключительным симпатиям. Оно спокойно, трезво, бесстрастно.