Михаил Андреевич Осоргин – цитаты и высказывания

... мы желаем вам от души самых серых суток, самой будничной, ничем не замечательной жизни. Чтобы на вашу долю не выпадало ни исторических моментов, ни исторических фраз. Чтобы утром, пробудившись, вы точно знали предстоящий вам день, и ночь ваша была бы не тревожна. Чтобы не было среди вас ни героев, ни предателей, ни поводырей, ни бессловесной скотины.

Родилось утро — в белой сорочке румяное утро. Молочными крыльями забилось в окна.

Смерть постояла у постели, послушала старухин стон и отошла в уголок. Вот уже второй месяц она дежурит у постели Танюшиной бабушки, оберегает ее от соблазна жизнью, готовит к приятию пустоты.

Упряма была природа: жила сама и звала жить.

Была тяжела в тот год жизнь, и не любил человек человека. Женщины перестали рожать, дети-пятилетки считались и были взрослыми. В тот год ушла красота и пришла мудрость. Нет с тех пор мудрее русского человека.

Отрицать, что чайник, этот добродушный комик, — живое существо, может только совершенно нечуткий человек…

Есть два подобия целомудренных и страстных объятий: море и раскрытая книга; их оценить может всякий возраст. Но море однообразнее книги и быстрее утомляет; книга держит в объятьях часами, годами, всю жизнь, и любовные выдумки ее безграничны. Прочитанная, она остается в памяти — и снова рождается, опять влекущая и еще раз полная тайны. В море мы плаваем на поверхности — в книгу уходим с головой, и чем глубже, тем слаще и чудеснее.

Чем объяснить такую странную привязанность вещей к человеку, заставляющую их возвращаться, хотя бы им удалось так ловко обмануть его бдительность…

Однажды уже додумалась, что цель жизни — в процессе жизни; и потому мучилась: верно ли? Не оскорбила ли цели? Не унизила ли смысла существования?

Просто и немятежно было тем, кто уже использовал привилегию не жить.

Быть элегантным значило в те дни — быть в чистом белье и хорошо заштопанной одежде, — как бы ни был фантастичен костюм.

— В сущности, — думал Астафьев, — мне глубоко чужды всякие контрреволюционные мечтания. Я презирал бы народ, если бы он не сделал того, что сделал, — остановился бы на полпути и позволил ученым болтунам остричь Россию под английскую гребенку: парламент, вежливая полиция, причесанная ложь. И все-таки Брикман прав: я враг его и их. Ведь все равно, кто будет душить свободную мысль: невежественная или просвещенная рука, и будет, конечно, душить «во имя свободы» и от имени народа. А впрочем, — все это скучно.

С пулеметным треском катилась волна ненависти, смерти, а то и просто озорства и охальства, и все за свободу, и все за свободу, а в чем свобода? Боятся, стращают — и в ужасе вцепляются друг в друга. Посадить их за один стол, за один горшок щей, — все будут одинаковы, и в мыслях, и в желаниях, и с лица. Почему одни тут, а другие там? Как сами себя отличают? Отличают ли? Почему Иван против Ивана? И на могилах их вырастет одна трава. И солнце светит им одно, и дождик один-единственный всех мочит. Непонятно. А непонятное — смута и грех.

Под зданиями дипломатических кладбищ были проложены канализационные трубы, по которым гадкая жидкость текла в центральную клоаку, а оттуда на поля орошения, где росла прекрасная цветная капуста. Таким образом, путем тщательной очистки, чиновная ложь и мерзость на последнем этапе превращалась в красоту храбрости и чистую слезу.

На примере мелких вещиц легче установить полнейшую самостоятельность поступков.

Реалистически мыслящий человек имеет на всё готовый ответ.

Жизнь же сейчас такова, что если от нее отойдешь на минуту, — она от тебя уйдет на дни.