Майкл Финкель – цитаты и высказывания

Я не привык видеть людские лица. На них слишком много информации. Разве вы не замечали этого?

В моем представлении два самых больших удовольствия в жизни — чтение и отдых на природе; идеально, конечно, если удастся их совмещать.

Когда жизнь становится невыносимой, моя первая фантазия — убежать в лес.

Чересчур расслабляться тоже опасно. Беспокойство в правильной дозировке было полезным, возможно, жизненно важным.

Секретность — штука хрупкая, стоит лишь раз дать слабину — и все, пиши пропало.

Мир — странное место, наполненное смыслом и совершенно бессмысленное в одно и то же время.

Я люблю, чтобы всему была замена и запасной вариант.

Он ушел в лес, потому что понял, что мир не создан для таких, как он. В молодости он никогда не был счастлив — ни в школе, ни на работе, ни в окружении людей. И это заставляло его постоянно нервничать. Здесь не было места для него, и, чтобы не страдать, он просто сбежал. Это был не столько протест, сколько поиск лучшего места. Он был подобен беженцу, скрывшемуся от человеческой расы. Лес предложил ему укрытие.

Он раздел мир до самого важного и оставил себе только это, а имена собственные к самому важному не относятся.

Жизнь внутри книги всегда казалась Найту привлекательной. Она ничего от него не требовала, тогда как мир реальных человеческих отношений был таким сложным.

Мой дом — просто памятник обществу потребления, но на самом деле больше всего на свете мне хочется простоты и свободы.

«Я прячусь за молчанием, оно — моя защита», — писал он.

«Удивительно, как меня вдруг начали уважать. Видимо, молчание придает мне загадочности. Для меня молчать — нормально, это комфортное состояние». Позже он добавил: «Я замечаю, что испытываю некоторую неприязнь к людям, которые не могут соблюдать тишину».

И мне предстоял долгий период мира... Хотя нет, не мира. Мир — слишком патетичное слово. Скажем лучше — долгий период спокойствия.

Он очень надеялся, что какая-нибудь роковая ошибка не положит конец его уединению.

В тюрьме, в определенном смысле, было лучше. Теперь, когда он формально свободен, стало ясно, что это вовсе не свобода.

Совершенствование себя стало его хобби.

Или ты прячешься, или нет — промежуточного варианта быть не может.

Преданность Криса одиночеству была абсолютной.

Он охранял чистоту своего уединения всеми способами.

Сюда не много дотянуться общество со своими правилами, здесь он был королем своих собственных джунглей, один посреди незнакомого леса — мечта и кошмар одновременно.

Современная жизнь, кажется, создаёт все условия, чтобы избегать одиночества. Но, может, с ним стоит периодически иметь дело? Чем больше мы избегаем одиночества, там слабее наша способность его переживать, и тем больше оно нас пугает.

Ему всегда было хорошо одному. Общение с другими людьми часто огорчало и утомляло его. Каждая встреча была болезненным столкновением.

Молчание может быть мистическим, и тому, кто осмелится уйти в него без оглядки, оно способно показать сверкающие вершины и черные пугающие глубины сознания.

Даже если мы окружены семьей и друзьями, навстречу смерти мы идём в полном одиночестве.

Ожидание не тяготило Криса, терпение было одной из его сильных сторон.

Я предпочитаю встречу умов, а не тел.

Он оставил ключи в машине и растворился в лесу.

Большое всего он мечтал о тишине: «Я унёс бы ее, сколько смог, ел бы ее ложками, смаковал по чуть-чуть, наслаждался вкусом. Я бы ее праздновал».

Я использовал беспокойство, чтобы думать. Волнение может стать прекрасным стимулом для выживания и планирования жизни. А мне нужно было много планировать.

У Найта не было плана, но у него была цель.
Он хотел потеряться. И не потерять просто связь с миром, но и себя самого.